- Побойтесь бога, Григорий Александрович! - взмолился Караваев, воздев руки горе. Голос его приобрел плаксивые интонации, а лицо исказил нервный тик. - Что вы такое говорите? Я - сообщник этого негодяя? Сие чистой воды наговор! Всякий, кто осмелится утверждать подобную чушь, поплатится за свои слова!
- Я очень хочу ошибиться, Василий Ефимович! - сказал граф устало. - Но еще больше хочу остаться с вами в добрых отношениях. И, поверьте, отнюдь не желаю вам зла. Но вы должны стать со мною откровеннее, чтобы я мог понять, на самом ли деле барон участвовал в поджоге телятников и по какой причине он решился на подобное преступление. В чем графиня провинилась перед ним, если он не остановился перед убийством ее сторожей и уничтожением более сотни телят?
Караваев затравленно посмотрел на него:
- Я почти ничего не знаю, князь, поверьте! Так, слухи кое-какие, домыслы, сплетни, так сказать...
- Я слушаю, - князь вытянул ноги и принял более удобную позу в кресле, - рассказывайте.
- Я плохо понимаю по-немецки, - Караваев нервно хрустнул пальцами, - а барон все время разговаривал со своим слугой на этом языке, но, мне кажется, он угрожал графине предать огласке какую-то тайну. Он надеялся получить с нее триста тысяч и накануне пожара побывал у нее в имении. Графиня его с позором выставила. Барон вернулся сюда вне себя. Весь вечер они громко спорили со слугой в спальне на втором этаже, а окно было открыто и, сами понимаете...
"Ишь, прохвост! - подумал князь про себя. - Он, видите ли, плохо понимает по-немецки. Наверняка стоял под окнами". Но вслух спросил:
- Они что-то говорили про пожар?
- Нет, слова "brand - пожар" и "brandstiftung - поджог" не звучали, но барон несколько раз повторил: "bestrafen - наказать!". Фридрих был против, он говорил, что непременно подумают на них и тотчас схватят. Но барон мерзко ругался, а последнее, что я разобрал, была фраза: "Графиня отдаст все, что причитается мне по праву..." Я не ручаюсь, что она прозвучала именно так, но смысл тот же самый.
- По праву? - удивился князь. - Откуда у него права на состояние?
- Видите ли, - Караваев опять побагровел и вытер лицо платком, - если разобраться... Если по правде...
- Василий Ефимович, - сказал строго князь, - не бойтесь, барон сюда не вернется. Говорите все как на духу. В случае опасности мы сумеем вас защитить.
Караваев покачал головой, и на его лице появилась гадливая гримаса.
- Фридрих этот барону вовсе не слуга, хотя для виду переносит баулы и одежду чистит. - Караваев отвел глаза. - Я слышал раньше, но теперь сам убедился. - Он виновато посмотрел на князя и отвел взгляд. - Барон и Фридрих живут, как женщина с мужчиной. Не совсем в этом смысле, конечно, но... - Он неопределенно покрутил пальцами в воздухе. - Прелюбодействуют, так сказать, самым непотребным образом...
Князь, уставившись на него, некоторое время молчал. Караваев не выдержал первым и, покраснев еще сильнее, добавил перцу в пикантные подробности, повергнув князя в еще большее изумление. Тем более что речь соседа утратила былую изысканность и манерность.
- Граф Изместьев тоже, говорят, подобными делишками не брезговал. В открытую с молодыми своими приятелями жил. В округе до сих пор удивляются, как он умудрился графине ребенка сделать. Наверняка мать его за ноги держала, чтоб с молодой жены не слезал, пока та не забеременеет. Не знаю, откуда слух пошел, но, говорят, после свадьбы он с ней и недели вместе не жил, а после велел перенести свою спальню в противоположное крыло дома. Там он кутил с бароном, самые настоящие оргии устраивали. Барон исправно привозил ему мальчиков из Москвы, да из лакеев тоже подбирали тех, кто красивее. Графиня, правда, после смерти графа всех его любовников разогнала и барона в первую очередь выставила.
Князь покачал головой. У него было чувство, что он нахлебался вонючих помоев. Мерзость! Он передернулся от отвращения. И решил не вдаваться в детали.
- Вероятно, граф обещал ему какое-то содержание. Однако насчет завещания я сильно сомневаюсь. Я не знал графа Федора, но наверняка он был лет эдак на десять младше барона. И разве он мог предвидеть собственную смерть? - И, не сдержавшись, в сердцах произнес: - Фу, гадость какая! И это все на глазах собственной жены! Каково ей было переживать его вакханалии!
Караваев посмотрел на князя с сочувствием:
- Я понимаю, Григорий Александрович, ваше состояние. Но я чувствую себя не лучше.
- И все же вы приняли барона, хотя хорошо знали о его репутации.
- А что мне оставалось делать? - развел руками Караваев. - Я - человек мирный и, к моему стыду, просто испугался, когда увидел его зверскую физиономию. И потом, мне хотелось знать, что привело его в наши края. Признайтесь, князь, нам вряд ли удалось бы проникнуть в его планы, если бы я отказал ему?
- Вероятно, - отозвался князь и поднялся из кресла. - Спасибо, Василий Ефимович, за ваш рассказ. Когда знаешь о повадках зверя, гораздо легче захватить его врасплох. Не правда ли?
- Абсолютно с вами согласен, - опять засуетился Караваев. - Если мой скромный рассказ поможет вам найти поджигателя, я буду крайне обрадован. Простите, что поначалу несколько тушевался. Ваш друг был нетерпелив, и я не понял, что он хотел узнать.
- Я думаю, что все недоразумения исчерпаны, - князь склонил голову в вежливом поклоне, - надеюсь, мы расстаемся друзьями?
- Воистину так, воистину так! - Караваев, как китайский болванчик, закивал головой, только его глаза продолжали настороженно следить за князем. - В любом случае можете обращаться ко мне за помощью.
- Не премину воспользоваться вашим предложением. - Князь улыбнулся. Надеюсь, вы тотчас сообщите мне, если барон снова появится в вашем имении или до вас дойдут какие-то слухи о его месторасположении.
- Всенепременно, всенепременно, - Караваев опять закивал головой. Тотчас пошлю нарочного. - И справился осторожно: - Я так понимаю, барон не должен знать о нашем договоре?
- Конечно, и это более всего в ваших интересах.
- Я полагаю, графиня просила вас о подобной услуге? - Караваев все-таки не удержался и задал явно мучивший его вопрос.
- Нет, - очень вежливо ответил князь, - она как раз меня не просила об этом, но я не могу позволить, чтобы мерзавцы творили свои злодейства безнаказанно. А барон фон Кромм - явный мерзавец. И я сделаю все, чтобы узнать, с какой целью он появился в наших краях!
- А вам это надо, князь? - изумился Караваев.
- Надо! - коротко ответил князь. И склонил голову: - Позвольте откланяться. Надеюсь, наши беседы за бокалом вина вскоре возобновятся.
- О, я сам скучаю о них безмерно, - Караваев произнес эти слова с явным облегчением. А когда экипаж Панюшева скрылся за воротами усадьбы, отошел от окна и перекрестился на образа: - Господи, помоги князю оторвать голову этим мошенникам!
ГЛАВА 22
Наташа не находила себе места. Как не стыдно, она совсем потеряла голову! Отдалась князю, как последняя уличная девка! Что он теперь подумает о ней? Изголодавшаяся по мужским ласкам вдовушка сама бросилась в его объятия? И как безобразно она вела себя! Кричала, поцарапала ему спину... Да и он был хорош! Тоже потерял голову! И теперь вряд ли быстро сойдут синяки на груди - следы его поцелуев.
Она судорожно перевела дыхание. Нет, что ни говори, но в душе она жаждала продолжения. Неужели князь после того ночного безумства останется к ней равнодушным, неужто его страсть была притворной? Или ему не привыкать к легким интрижкам, ни к чему не обязывающим связям? И то, что у него до сих пор нет любовницы, вовсе ни о чем не говорит. Возможно, та осталась в столице, а в ее лице он нашел временную замену.
Временный вариант! Каково себя сознавать утехой на ночь, женщиной, с которой мужчина освобождается от напряжения, от усталости... Таких не любят, таких используют и скоро забывают.
Но более всего ее расстроила пропажа медальона. Она могла обронить его где угодно и неподдельно горевала об утере. Ведь он был единственным напоминанием о несостоявшейся любви, о слишком коротких мгновениях счастья, малую долю которого ей удалось испытать вчера в объятиях князя. Но она не верила, что Панюшев согласится на продолжение отношений. Расставаясь, он был слишком напряжен, а взгляд его все время скользил в сторону, а если останавливался на ней, то был виноватым и невыразимо тоскливым. Возможно, князь стыдился своего неожиданного порыва и даже жалел, что поддался женским чарам...
Графиня сжала виски ладонями. Почему неприятности не ходят в одиночку, а наваливаются кучей, чтобы задавить наверняка? Таких испытаний, что выпали ей в последнее время, давно не случалось в ее жизни. Возможно, это наказание за то, что она успокоилась и решила, что облакам больше не закрыть ее солнца. Но наползли не облака, а черные грозовые тучи со страшными сполохами молний, рокотом грома, тучи, которые не пролили ни капельки дождя. Но сухие грозы еще страшнее, от них как порох вспыхивают леса, горят деревни, точно так же, как горела и изнывала от внутреннего пожара ее душа.
