Алана откинула назад голову и заплакала, как ребенок. Громко и безудержно. Она плакала, как будто вообще не могла остановиться.
Лесли проснулась, толкнула Джино локтем и сказала:
- Разве это не самый прекрасный день в твоей жизни?
Он придвинулся и поцеловал ее заспанное лицо.
- Детка, ты говоришь это каждый день.
- Если ты сейчас же не согласишься, - сказала Лесли, - то не получишь завтрак.
- Что за черт, - сказал Джино, - почему в пижаме ты выглядишь так сексуально?
- Не знаю, - ответила она. - Наверное, ты так меня воспринимаешь. Ты знаешь, какого цвета сегодня небо?
- Да, да, знаю.
- И это тоже знаешь? Что все небеса, которые мне нужны, - они рядом со мной?
- Ладно, - ответил Джино. - А что будет, когда твоя мать позвонит в следующий раз? Или твоя сестра?
- Это бывает не очень часто, Джино. И мама теперь совсем одна, с тех пор как Алана ушла. Джино?
- А?
- Джино, что будет с мамой?
- Ее ударит молния, вот что будет с твоей мамой.
- А с Аланой, Джино? Алана не такая, как мама.
- Алана с каждым днем становится все больше на нее похожа, - ответил Джино.
- Алана всегда была на нашей стороне, Джино. Вспомни, как она встала против мамы в тот раз у вас в доме? Эта история с гемофилией одно время очень меня беспокоила. Я рада, что Алана не побоялась сказать маме, что она лжет.
- Когда это было? Три года назад. Нет, почти пять. Ну да, она выступила против твоей матери, а затем перешла на тебя и облила тебя грязью.
- Алана больше похожа на меня, чем на маму, Джино, - сказала Лесли.
- Да, очень похожа. У тебя трое детей за три года, а у Аланы три мужа.
- А папа, Джино?
- Ваш старик был хорошим парнем. Сколько мог, он удерживал грязный конец палки. А потом он схватился за порох. Помнишь, что он сказал тебе в тот раз, когда ты спросила, какой самый счастливый день в его жизни?
- И куда это привело его, Джино? - спросила она. - Маленький белый крест на каком-нибудь острове на юге Тихого океана, номер вместо имени. У него даже не было достойного христианского погребения.
- Немного от него осталось для погребения. Да если бы оно и состоялось, кто бы пришел на его похороны? Твоя мать? Чтобы сплясать на его могиле.
- Я ушла, Джино, - сказала Лесли. - Я и Алана. И ты. Ты ушел, Джино.
Он пожал плечами и засунул руку под ее пижаму, стиснув пышную белую грудь.
- Лучше я буду здесь с тобой в постели, милая.
Она отвела его руку.
- Нет, Джино. Я имею в виду не сейчас. Я хочу поговорить.
Его пальцы дотронулись до ее соска и по телу Лесли пробежала сладостная дрожь.
- Не могу, когда ты так делаешь, - задыхаясь, сказала она.
- Ну, так о чем ты хотела поговорить? - спросил он, чувствуя, как она дрожит.
- Что с ними будет, Джино? С Аланой и мамой?
- Ничего, - резко ответил он, - совсем ничего. С ними ничего не случается. В этом мире Анжелики и Аланы живут и живут, милая.
В них никогда не ударит молния. Нет, они живут, думают только о себе, причиняют боль другим, берут и никогда не дают. И эти - они такие же. Лесли, ты хочешь, чтобы тебе причинили боль, ты хочешь попробовать им помочь? Так им не нужна твоя помощь, милая. Они просто хотят тебя съесть.
- Анжелика - моя мать, Джино. А Алана - сестра.
- Та еще мать, Анжелика, - сказал он.
- Ты знаешь, что с ними будет, Джино?
- У обеих дырки в голове.
- Нет, правда, Джино, ты знаешь?
- Их не вылечит ничто, кроме хорошего удара молнии.
- Нет, Джино, я серьезно. Они не могут любить. Не могут, верно, Джино?
Он сжал ее грудь и упругий сосок тут же затвердел.
- Ты можешь любить, сказал он. - Ты можешь давать. Так дай.
- Я могу, верно, Джино? Мы с тобой счастливы, ты и я.
- Да, но если Анжелика позвонит в следующий раз, или Алана? - спросил Джино.
- Мне все равно, все равно.
Единственное, что она чувствовала сейчас, были его губы на ее обнаженном плече.
- Мне все равно, - сказала она.
- Да, - ответил Джино, - а через день? Через неделю, через месяц, через год?
- Мне все равно, - повторила Лесли. - Обещаю тебе, дорогой. Мне безразлично.
- Тогда хорошо, - ответил Джино с улыбкой. - Тогда сегодня тебе безразлично. И если ты счастлива, завтра тебе будет безразлично. Почему мы не можем хоть раз заняться этим вовремя?
- Джино, Джино, я люблю тебя.
- Да. Да, я знаю, - сказал он.
