Элизабет Питерс - Обнаженная дважды

Жаклин не пропустила удар.

— Растения, конечно. Зелень, а не цветы. Эта комната не для женщины.

Они обсудили возможные растения, и Жаклин благовоспитанно начала пить свою водку. В стакане оставалось немного спиртного, когда Пол сказал:

— Разрешите мне предложить вам еще. — Он потянулся вперед, взял у нее стакан и продолжил свое движение.

«Его губы знали путь к ее губам. Они зажгли в ней огонь желания. Прикосновение к ее мягкой груди заставило ее запылать ледяным пламенем… А биение его…»

Яростное восклицание Жаклин было заглушено вышеупомянутым сильным желанием. Неужели она никогда не освободит свое подсознание от этой пульсирующей мужественности? Оскорбленный литературный вкус победил даже пульсацию ее собственной поднимающейся чувственности. Хватит, подумала она. Запустив пальцы в густые мягкие кудри, украшавшие склоненную голову Пола, она дернула их изо всех сил.

Их губы разлепились с различимым хлопающим звуком. Полу недоставало дыхания, чтобы закричать; прежде чем он успел прийти в себя, Жаклин сказала:

— …Или огонь в камине. Горящие поленья так романтичны, как вы думаете?

Их лица были на расстоянии всего лишь нескольких сантиметров, и она напрягла все свои силы, чтобы отстранить его голову назад. Не обращая внимания на боль, он дернулся, чтобы освободиться, а его лицо напоминало описание лица Хоксклиффа — или, возможно, Рога — во всем великолепии его яркости: сильно загорелые щеки приобрели малиновый цвет, глаза пылали бешенством, губы разошлись, чтобы обнажить оскал, похожий на волчий. Пол обхватил плечи Жаклин, прижал ее к себе и запрокинул ее голову назад, во власть своего ищущего желания…

— Вот гадость, — произнесла Жаклин.

Она выдернула одну руку из волос Пола и запустила в свои собственные. Ее особые шпильки для волос, переделанные из старомодных стальных шляпных булавок, были с резными костяными головками; их было легко обнаружить. Прежде чем она успела завершить свой замысел, Пол отпустил ее и вскочил на ноги.

— У вас самый гадкий рот, который я когда-либо встречал у женщины! — заорал он. — Вы что, не в своем уме? Зачем вы хотели проткнуть меня этой иглой, когда я был… Хотя бы знали, что я мог бы убить вас!

— Не преувеличивайте. — Жаклин пригладила взъерошенные волосы. — Вы чуть было меня не сломали. Но я не виню вас, мне не следовало провоцировать вас на это, а затем охладить ваш пыл едким замечанием. Однако я сомневаюсь, что вы способны на решительные действия. Возможно, наставить мне немного синяков… Садитесь, Пол. Где ваша водка?

Он сел на кушетку рядом с ней и спрятал лицо в руках.

— Я прошу прощения. Вы правы. Я никогда бы… Но вы не могли об этом знать. — Он опустил руки; белые отпечатки от его пальцев горели на висках и щеках, прежде чем кровь прилила к ним, чтобы стереть с лица. — Вы думаете, что я убил Катлин.

— Я никогда не говорила этого!

— Она думала… — Он не смог закончить; слова душили его.

— Именно поэтому я пришла, чтобы обсудить, что Катлин думала. Вам должно стать намного лучше теперь, когда вы спустили часть пара, — продолжала Жаклин нарочито безжалостно. — Вот. — Взяв бутылку наугад, она плеснула часть ее содержимого в стакан.

— Мне не надо этого.

— Может быть, вам не надо, зато я хочу выпить. — Жаклин подкрепила слово действием. — И чем вам не понравился мой рот?

Его напряженные губы смягчились. — Ну вы и штучка, Жаклин Кирби. Единственное, что не так с вашим ртом, так это слова, которые вылетают из него. Во всех остальных смыслах трудно желать лучшего.

— Прекрасно. Хочется думать, что поцеловать меня вас побудила похоть. А не оскорбительная попытка изменить мое мнение о вашей персоне в лучшую сторону.

— Похоть сыграла здесь большую роль. — Пол положил голову на подушку. Теперь, когда защитная оболочка сползла с него, Жаклин увидела, каким уставшим он выглядел: черные круги от бессонницы под глазами и резкие тени, обрамлявшие выдающиеся скулы на его лице. — Вы женщина, которую хотят, миссис Кирби, — у вас свой, редкий шарм. И… «Я был верным тебе, Цинара, в некоторой степени».

«В течение семи лет?» — Жаклин подумала, но промолчала. Динара, ну конечно же, читай «Катлин». «В некоторой степени» — читай: «Как хочешь, так и понимай».

— Это, должно быть, трудно, — заметила она. — В особенности с тех пор, когда вы обнаружили, что Катлин жива. Как вам удалось это узнать?

Его глаза были закрыты. Густые, колючие ресницы чернели над впалыми глазницами.

— Думаю, так же, как вам и другим, — произнес он. — Катлин написала мне письмо.

— Я получаю много писем. От множества сумасшедших людей, удивительное количество которых верит в то, что не является правдой. Как вы узнали, что именно Катлин написала его?

— Внутреннее чутье. — Тонкие губы Пола насмешливо искривились, но он не открыл глаза. — Знаете, я не всегда был садовником. Я имел кандидатскую степень по истории и преподавал несколько лет в Нью-Йорке. Я знаком со всеми этими техническими терминами типа «доказательство, лежащее в самом документе». Полагаю, вы хотите посмотреть письмо.

— Пока нет. Я хочу перекусить. Или вы не позаботились приготовить ужин? Удушив гостя перед ужином, вы тем самым избавляете себя от работы по дому.

Пол открыл глаза. Она правильно оценила его ум и силу воли; усталая задумчивость, а не ярость придала блеск его серым глазам.

— Я начинаю привыкать к вашим методам, миссис Кирби. Между прочим, будет ли мне позволено называть вас по имени? Попытка удушить гостя перед ужином должна привнести некую ауру фамильярности в отношения.

— Вы можете называть меня Жаклин, Джейк или Кирби. Все, что угодно, только не Джеки.

— Спасибо. — Пол поднялся на ноги, экономя силы. — Пойдемте на кухню. Мы продолжим наш разговор в строгой, рациональной манере, которую вы стараетесь поддерживать.

Как и гостиная, кухня содержала минимум необходимой бытовой техники и предметов обстановки, но все они обладали великолепным дизайном. Жаклин села за стол, который уже был накрыт, и молча смотрела, как Пол двигался между плитой, холодильником и столом. Главным блюдом был бифштекс, приготовленный с вином и специями и прикрытый сверху бисквитами. Салат был единственной закуской. Жаклин приступила к еде со своим обычным аппетитом и похвалила Пола за его стряпню.

— Я мужчина, в котором дремлет много талантов, моя дорогая. Я даже написал однажды книгу. Представляете?

— О чем же?

— Это был опус из серии типичных юношеских излияний, — ответил Пол. — Вдохновленный романом «Над пропастью во ржи» и находившийся под сильным влиянием Томаса Вулфа. Паршивая книжонка. Но она многому научила меня в писательском деле и многое открыла во мне самом.

— Поэтому у тебя такие строгие требования к профессии писателя? Ты больше других должен понимать…

— И ты тоже. Я любил ее. Я хотел ее всю, целиком. Все ее мысли, каждое мгновение ее времени. Я хотел, чтобы она бросила их всех — эту жадную свинью брата, эгоистичную, требовательную мать, обманщика агента. Даже сестер. Все вместе они сводили ее с ума своими непрерывными, бесконечными просьбами и нуждами. Она не была одним из тех небрежных в работе халтурщиков, кто может набросать главу между ленчем и чаем.

— Если это укор в мою сторону, принимаю его, — спокойно сказала Жаклин. — Писатели пишут для того, чтобы зарабатывать на жизнь. Однако Джейн Остин творила между визитами родственников, а они вываливали все свои проблемы на дорогую тетушку Джейн.

— Катлин не была похожа на них. Я старался помочь ей.

— Поэтому ты обрушил на нее еще один комплект требований. Это твоя идея, Пол Спенсер, о том, что любовь — это полное обладание?

— Избавь меня от своих лекций, Жаклин.

— Избавлю. Не потому, что ты ее не заслуживаешь, а потому, что у нас есть более важные вещи, которые мы должны обсудить. — Жаклин отодвинула от себя тарелку. — Все было вкусно. Теперь давай начнем с несчастных случаев.

— Я даже не хочу спрашивать, как ты узнала о них. — Пол откинулся назад и уныло изучал свою тарелку. Он съел совсем немного. — Знаешь, я старался использовать их в своих собственных целях. Я сказал ей, что это признаки нарастающего стресса. Я усилил давление на нее. Я хотел, чтобы она вышла за меня замуж, бросила семью, позволила мне вести ее дела. Мне казалось, что я убедил ее. Теперь я понимаю, что она согласилась на это, только чтобы заткнуть мне рот, чтобы выиграть небольшую передышку, прежде чем…

— Но ты не знал об этом тогда. Ты по-прежнему не знаешь об этом.

— Я ничего не знаю, Жаклин. После того, как она пропала… Я полагаю, я сошел с ума. Я неделями обыскивал эти горы. Там не осталось камня, который бы я не передвинул, или чащи, сквозь которую бы не прорубился мой топор. В конце концов я… я очутился в госпитале. Полное истощение, умственное и физическое. Если вы ищете убийцу-лунатика, поговорите с психоаналитиком, который затем годами наблюдал за мной.