- Как и его отец.
Нежный голосок Кэти размягчал и уговаривал его. Оставив свое недоверие вновь пасть жертвой ее чар, прерывисто дыша, Джон был вынужден стиснуть зубы, чтобы подавить в себе непрошеный гнев.
- Джон... - начала Кэти, и голубая бездна ее глаз, хлынув на него, обезоружила Джона. Он подался вперед, не сводя с нее глаз, пока его губы не замерли на расстоянии дюйма от ее губ. Некий инстинкт самосохранения, еще не покинувший его до конца, заставлял Джона колебаться, однако Кэти сделала решительный шаг к победе. Она сама прижалась к нему губами - розовыми, теплыми и неописуемо желанными. Он впился в нее с изголодавшейся страстью, накрыв ладонью ее затылок, чтобы она не могла ускользнуть.
Он целовал ее жадно и настойчиво, обследуя языком все влажные впадинки ее рта. Потребность в ее теле, которую он так долго подавлял, разгорелась в его чреслах как хорошо промасленный факел. Страсть, которую он испытывал к ней, грозила, не выплеснувшись наружу, сожрать его самого.
Кэти отвечала на его поцелуи с не меньшим пылом. Джон, все мышцы которого были напряжены, понял, что она хочет его так же неуемно, как он хотел ее. Трепет ее гибкого тела говорил об этом совершенно недвусмысленно.
Раздув ноздри, он толкнул ее на постель, в эту секунду для него не существовало ничего, кроме желания, вопившего о своем удовлетворении. Негодующий писк остановил его на самом краю пропасти, в которую он был готов свалиться. Покрутив головой, чтобы немного прояснить мысли, он посмотрел на своего сына, который отвечал ему недобрым взглядом. По-видимому, новорожденный младенец не собирался так просто уступать ему свой обед. Лихорадочно возблагодарив Бога за своевременный сигнал, поданный ему Крэем, Джон решительно отпрянул назад. Джон понял, что, если бы не вмешательство его сына, эта ведьма снова уловила бы его в свои сети.
- Ты, должно быть, и вправду считаешь меня дураком, - тихо сказал он, угрожающе сдвигая брови. - Я могу ошибиться один раз, но не дважды, будь я проклят! За твоим ангельским личиком скрывается расчетливая, бездушная сущность похуже, чем у любой портовой шлюхи. Я скорее пересплю со змеей, чем с тобой!
Кэти сжалась в комочек. Она не могла выговорить ни слова в свое оправдание, по ее щекам катились слезы. Не переставая сыпать ругательствами, Джон размашисто двинулся к выходу. Когда он от души припечатал за собой дверь, Кэти забилась в истерике. Крэй вторил ей истошным ревом.
В течение нескольких недель после рождения Крэя Кэти почти не видела своего мужа. Он энергично трудился над превращением Вудхэма в доходное имение. Во времена его матери хлопковые поля обрабатывались вольнонаемными поденщиками, но когда его отец женился на Изабель, та настояла на покупке и использовании черных рабов, объясняя это их дешевизной, и Маркус Хейл уступил ее требованиям. Что касается Джона, то он всегда презирал сам институт рабовладения, однако нынешняя экономика Юга целиком зиждилась на этом фундаменте. Джон вложил в плантацию большую часть своих сбережений, и, не получив выгоды от будущего урожая, он бы полностью разорился. Разумеется, он всегда мог вернуться обратно в море. Однако Джон твердо решил пойти на это лишь в крайнем случае. Ради Кэти и - если говорить начистоту - ради Крэя, он хотел выстроить надежный и крепкий дом.
Пойдя на компромисс со своей совестью, он не стал нанимать надсмотрщиков и управлял полевыми работами сам. Он трудился от зари до зари, изматывая себя не меньше своих работников. Возвращаясь домой, он был способен лишь наскоро проглотить ужин и рухнуть на узкую кровать в своем кабинете. Порою он засыпал немедленно, но чаще всего Джона неотступно преследовал образ Кэти: шелковистость ее волос, нежная белизна кожи, тепло ее тела, трепещущего в его руках. Много раз он едва не поддавался искушению пойти к ней в комнату и излить свою похоть, овладев тем, что принадлежало ему самым законным образом. Но затем Джон начинал бояться, что она получит во власть не только его тело, но и душу. Она бы не успокоилась до тех пор, пока не увидела бы его вновь пресмыкающимся у ее ног. Нет уж, будь он проклят, если доставит ей такое удовольствие.
Хорошим лекарством могли бы послужить другие женщины, но Джон с холодным бешенством обнаружил, что он их не хочет. Во время эпизодических наездов в город он улавливал и безошибочно истолковывал определенные знаки внимания, оказываемые ему со стороны некоторых весьма красивых дам, но его интерес к ним не шел дальше вялого увлечения. По дьявольской иронии судьбы единственной женщиной, способной возбудить его до кипения, была его собственная законная жена, мать его сына, но к ней-то он и не осмеливался притрагиваться.
Сочетание усталости и сексуального томления превратило Джона в пороховую бочку, готовую взорваться из-за малейшего пустяка. Все, от Петершэма до поваренка, время от времени испытывали на себе его хлесткую брань. Эти буйные выходки обходили Кэти стороной, но угрюмый блеск, который появлялся в глазах Джона, когда он смотрел на нее, подсказывал ей, кто был действительной мишенью его агрессии. Кэти с кротостью отвечала на его косые взгляды и удваивала свои усилия, чтобы растопить его сердце, чувствуя, что они словно капли воды, точащие камень, медленно, но верно делают свое дело. Однажды ночью он устанет бороться и придет к ней, и она будет к этому готова. А от постели до его сердца расстояние в один малюсенький шажок.
Джона поначалу просто забавляли такие прозрачные попытки его соблазнить, но потом они стали приводить его в ярость. Вскоре после того как родился Крэй, он заказал лучшей портнихе Чарльстона несколько платьев, чтобы пополнить скудный гардероб Кэти. Теперь Джон понимал, что он совершил тактическую ошибку. В тонком газовом платьице без рукавов, которое наилучшим образом подходило к климату Южной Каролины, она искушала его, как, должно быть, когда-то Ева искушала Адама. Он вожделел ее со страстью, не оставлявшей ему времени думать о чем-либо еще. Ночь за ночью он вскакивал с постели и бежал к протекающей рядом речушке, надеясь в ее волнах остудить свой пыл. Благодаря этим ночным купаниям он заработал себе насморк, но не избавился от влечения.
Так проходила неделя за неделей, и, понимая, что Кэти имела достаточно времени полностью оправиться от родов, Джон распалил себя до предела. Теперь не существовало никаких видимых причин, которые могли бы помешать ей честно исполнять свои супружеские обязанности. "Чего мне бояться?" - рассуждал Джон, облизывая пересохшие губы. Да, верно, эта сучка однажды уже пленила его, а затем безжалостно растоптала. Но теперь он научен ее коварством и, даже переспав с нею, не даст шлюхе ни единого шанса!
Местный бомонд прослышал о том, что в Вудхэме обосновалось новое поколение Хейлов. Редкий день проходил без того, чтобы какая-нибудь коляска, шурша гравием, не подкатывала к усадьбе и оттуда не выпархивало несколько модно одетых леди, явившихся, чтобы завести знакомство со своими новыми соседями. Кэти, изо всех сил изображая скромницу, потчевала их чаем и миндальным печеньем и дипломатично отражала их испытующие расспросы. Когда почтенные леди узнали о титуле, который носила Кэти (сама девушка подозревала, что тут не обошлось без Марты), то начали лезть из кожи, чтобы завоевать расположение четы Хейлов. Миссис Гордон, самая авторитетная леди в округе, окончательно проштемпелевала их почетное место в обществе, важно открыв, что она близко дружила с матерью Джона, Вирджинией. После этого Крэй был восторженно наречен "херувимчиком", Кэти была объявлена "премилой", а Джона дамы сочли слишком романтичным, чтобы его можно было описать словами. Джон цинично посмеивался над этим фурором, но все же велел Кэти принять несколько приглашений, которые лились на них словно дождь. Коль они собирались прочно осесть в Вудхэме, им не пристало жить здесь отшельниками.
Для дебюта в обществе Кэти выбрала бал, устраиваемый молодой парой Инграмов. Джон неохотно согласился ее сопровождать. В душе он чувствовал, что ему может пойти на пользу пребывание в обществе красивых барышень. Он до сих пор не мог поверить, что он, переспав за свою жизнь со множеством женщин, теперь обречен любить только одну. Возможно, чтобы стать прежним Джонатаном Хейлом, ему нужно попристальнее всмотреться в чье-нибудь смазливое личико.
В свою очередь, Кэти предвкушала бал, словно кошка, ждущая воскресенья, когда ей обычно дают блюдце со сливками. Она собиралась подобрать себе туалет, который сразил бы наповал всех мужчин на балу, и беззастенчиво флиртовать и кокетничать с ними. Ревность, как никакое другое чувство, могло образумить Джона. Она знала, что он хотел ее - это читалось в его глазах, но он был дьявольски упрям, чтобы открыто признаться в этом. Легкая улыбка тронула ее губы. Пусть он как следует попросит ее о милости, и она уступит, томная и нежная. У Кэти пересохло во рту, когда она представляла, что они с Джоном будут вновь заниматься любовью. В последний раз он обладал ею очень давно - почти девять месяцев назад.
