Кэри мгновенно вскочила на ноги, обуреваемая смешанным ощущением удивления и потрясения, а также, как ни странно, неожиданной радостью.
— Ах, Пьер! — воскликнула она. — А я уж подумала, что ты вернулся в Новый Орлеан. — Только теперь она заметила, что, резко вскочив, уронила корзинку с вышиванием и все содержимое рассыпалось по полу.
Не ответив ей, Пьер нагнулся и начал поднимать подушечку для иголок в виде помидора, точилочку в форме клубники, ножницы в виде птички с длинным раскрывающимся клювом, золотой наперсток, множество наборов иголок и несчетное количество разнообразных ниток. Собрав все рассыпавшиеся предметы и положив их на место, он с учтивым поклоном протянул ей корзинку.
— Предполагалось, что я уеду, — невозмутимо проговорил он наконец. — Однако сегодня утром мама через служанку прислала записку, что у нее разыгралась дикая мигрень. Поэтому о том, чтобы уехать, и речи быть не могло.
— Заходил ли доктор Брингер? — нерешительно спросила Кэри.
— Нет. Бедная мама отказалась советоваться с врачом. Я заходил к ней и понял, что у нее — как это и раньше бывало — сильнейший нервный срыв отчего-то. Похоже, это случилось с ней из-за того, что она увидела свой бывший дом. Ну и, естественно, ее нервная система не выдержала. Лично я совершенно не понимаю, что ее так расстроило. Ни разу я не слышал, чтобы она хоть чуточку была привязана к Синди Лу, равно как ни разу она не высказывала сожалений относительно ее продажи… На самом деле я всегда считал, что покупка твоим отцом Синди Лу была случаем, ниспосланным маме самим Господом. К тому же он и миссис Бачелор содержат дом и плантацию просто прекрасно! Мне дом очень понравился. Можно даже сказать, я был им очарован.
Кэри, которая постепенно начала приходить в себя от столь неожиданного потрясения, молчала. Однако лицо ее ничего не выражало.
— Должен признаться, я очарован всем, что связано с этим местом, — продолжал Пьер. Кэри не предложила ему сесть, но, похоже, он счел само собой разумеющимся, что его приход беспредельно обрадовал ее, и уселся рядом с ней. Только спустя несколько минут она заметила, что он все еще держит в руке вышивание. — Поэтому я весьма обрадовался предлогу: недомогание матушки дало мне возможность подольше задержаться здесь.
— Но, по-моему, на завтра Арманда договорилась со своей портнихой…
— Совершенно верно. Она уехала утренним поездом. А поскольку она не смогла бы уехать одна, а ее мама не хочет показать себя нерадивой хозяйкой, бросив меня тут, то с Армандой отправился мистер Винсент. И сделал это весьма неохотно.
— Но ведь Арманда должна была считать само собой разумеющимся, что и ты поедешь с ней! — воскликнула Кэри.
— Ни в коем случае. Ибо мужчина, проявляющий невнимательность к матери, выглядит весьма плохо и в глазах будущей супруги. Почти не потребовалось никаких аргументов, чтобы убедить Арманду в этом. Она вошла в мое положение еще до того, как я успел объяснить ей его: не могу же я оставить больную мать. Мой долг — оставаться с ней. Это очевидно.
— Не понимаю только зачем. Ты же сказал, что с доктором она видеться не хочет и что у нее часто бывают нервные срывы…
— А! Мне приходится быть более внимательным, чтобы никому не показалось обратное. Однако знаешь что, если Арманде и потребовались какие-то незначительные объяснения, то ты-то в них совсем не нуждаешься.
— Боюсь, я не так проницательна, как ты считаешь. Повторяю, я не вижу ни малейшей причины для тебя не отправиться сегодня с Армандой в Новый Орлеан.
— Но я же совершенно искренне сказал тебе, что буквально очарован этим местом и поэтому очень обрадовался поводу немного тут задержаться.
— Да, разумеется. Но, по-видимому, Армандой ты еще больше очарован, нежели этим местом. Кроме того, ты обручился с нею.
— Совершенно правильным будет твое второе замечание. А что касается первого, то тут требуется внести кое-какие уточнения. Естественно, ты не так наивна, чтобы тебе надо было объяснять истинную причину, почему я столь обрадовался поводу задержаться на Виктории, к тому же без приятного, но несколько мешающего присутствия моей невесты и ее отца.
И Пьер посмотрел на Кэри с очаровательной улыбкой.
— Я не считаю себя абсолютно наивной, — ответила Кэри с холодностью, какой она не ощущала в себе уже очень давно. — И не считаю, что твоя мать тоже наивна… По правде говоря, мне думается, ее нервный срыв вызван кое-чем, что я сказала ей вчера. И раз уж ты такой преданный и любящий сын, то сомневаюсь, что ты станешь относиться ко мне по-прежнему, узнав, что именно я ей сказала. Учитывая это, равно как и недомогание маркизы, с моей стороны было бы несправедливо задерживать тебя здесь. Полагаю, будет намного лучше, если ты вернешься на Викторию и попытаешься что-нибудь предпринять для того, чтобы… смягчить ее страдания.
С этими словами Кэри сделала вид, что собирается встать и положить конец разговору. Пьер наклонился вперед и, не выпуская из рук вышивания, дотронулся до нее.
— Кэри, мне самому необходимо успокоение. Мне нужно, чтобы ты заверила меня, что все поняла.
— Разумеется, я все поняла, — ровно проговорила она, отстраняясь от него. — Даже если девушка и наивна, ей нельзя быть полной простофилей. Я же сказала тебе, что таковой не являюсь.
— Ты отнюдь не простофиля, и, если тебе угодно, я скажу, что не считаю тебя и наивной, — произнес он на удивление спокойно, не пытаясь больше коснуться ее. — Однако я все больше и больше убеждаюсь в том, что ты не поняла… по крайней мере того, чего бы мне хотелось.
— Отлично. Тогда объясни, а я послушаю. Но мне бы хотелось при этом продолжить вышивание. Будь так добр, верни мне мою работу.
Он разложил батист на своих коленях и впервые за все время взглянул на нее.
— Ох, я все так смял! — извиняющимся тоном проговорил он, разглаживая ткань. — Я не понял, что это… подумал, это какая-то рубашка. А теперь вижу, что это одежда для малыша. Так вот почему ты хочешь, чтобы я вернул ее тебе? Значит, когда я буду разговаривать с тобой, ты все время будешь помнить, что ждешь ребенка. Так ведь?
— Отнюдь. У меня просто очень много дел. И мне не нужно никакого напоминания о том, что я ожидаю ребенка… или о том, что я замужем за лучшим мужчиной в мире.
— А разве ты не упрекала себя, что временами, когда вы гостили в замке, ты забывала о своем замужестве и о столь высоких качествах твоего супруга?
— Да. Я очень укоряю себя за это. И всегда буду укорять. По крайней мере я не намерена иметь еще причины для угрызений совести на этот счет.
— И я тоже не хочу этого. Но мне бы не хотелось уйти отсюда, не убедив тебя в том, что происшедшее между нами в прошлом году очень важно для меня и что я не отношусь к этому событию как к одной из приятных любовных интрижек или чему-нибудь в этом роде.
— Если я узнаю о твоем отношении к происшедшему, оно не станет более существенным, Пьер.
— Вот-вот. Это весьма важно для меня, что я и пытаюсь тебе втолковать. Если бы ты дала мне возможность, я бы объяснился. И уверен, для тебя это тоже имеет значение. Знаю, ты чувствовала бы себя намного счастливее в будущем, если бы поняла, что я никогда — даже в мыслях — не считал тебя кокеткой или распутницей. Я считал тебя — и по-прежнему считаю — не только самой желанной, но и самой приятной в обществе женщиной, блестящей, красивейшей женщиной… лучшей, какую я когда-либо встречал в своей жизни! Женщиной, которой я бы гордился, будь она моей женой. Кэри, я говорю сейчас совершенно искренне. Неужели ты не веришь мне?
Она молча отвернулась. И вновь он склонился к ней и взял ее за руки; на этот раз она не отдернула их.
— Ну, пожалуйста, взгляни на меня, Кэри. Пожалуйста, ответь мне. Я спросил, веришь ли ты мне.
— Ты вынуждаешь меня поверить тебе… почти, — прошептала она.
— Этого недостаточно. Я хочу заставить тебя по верить мне… и не почти, а полностью! Потому что, клянусь, я говорю правду! Вот я поклялся тебе — теперь ты поверишь? Неужели нет?
— Д-да, я верю тебе.
— И неужели теперь, когда ты поверила мне, ты не признаешь, что будешь счастливее, чем была, и на долгое время? Счастливее, чем была тогда, когда узнала, что ждешь ребенка? Счастливее, чем узнав о моей помолвке с Армандой? Счастливее, чем тогда, когда решила, что я сбежал от тебя, посчитав наши отношения просто легкой победой?
— Да, — вновь прошептала она.
— Тогда буду с тобой совершенно откровенен. Если бы ты не была замужем, я попросил бы твоей руки и женился бы на тебе. Но поскольку ты несвободна, то я подумал, что со временем смогу уговорить тебя стать моей любовницей… О, ради Бога, только не подумай, что я относился к тебе, как к тем женщинам, с которыми имел мимолетные любовные связи… Нет, нет! Я имею в виду то, что раньше называлось maitresse en titre[67], то есть — светская дама, которая была совершенно предана своему возлюбленному, понимала и разделяла его положение и, что может тебе показаться странным, была уважаема. Во Франции до сих пор очень много таких женщин.
