Я не ходила на кладбище с тех самых пор — просто не могла, и потому увидела камень на могиле Эммы впервые. Я испытала шок — это было ужасно, значительно и неисправимо.
Эмма Мандиса Китс, 1974–2008
Любимой дочери, которая навсегда останется в наших сердцах
У подножия могилы виднелись нежные головки подснежников, а сквозь холодную землю пробивались фиолетовые крокусы. Я купила букет тюльпанов, нарциссов и колокольчиков и, положив его на черный гранит, вспомнила о шляпной коробке миссис Белл. Я выпрямилась, и мне в глаза ударило раннее весеннее солнце.
Отец Бернард произнес несколько слов благодарности пришедшим, а затем передал слово Дереку. Дерек сказал, что они с Дафной назвали Эмму Мандисой, поскольку на языке коса это означает «добрая», а она была добрым человеком; он вспоминал о своей коллекции шляп — Эмма еще в детстве была очарована ею и в результате стала модисткой. Дафна говорила, как талантлива была Эмма, как скромна и как им ее не хватает. Шьян сдерживала рыдания, и Чарли обнял ее. Затем отец Бернард прочитал молитву, благословил всех, и на этом дело закончилось. Когда мы шли по дорожке обратно, я жалела, что годовщина пришлась на воскресенье, — иначе можно было бы отвлечься на работу. Мы дошли до кладбищенских ворот, и Дафна с Дереком пригласили всех к себе домой.
Я не была у них несколько лет. В гостиной я поговорила с Шьян и Чарли, затем с дядей и тетей Эммы; потом, извинившись, прошла через кухню, подсобку, вышла в сад и остановилась у платана.
«Я тебя действительно одурачила, верно?»
— Да, действительно, — пробормотала я.
«Ты думала, я умерла!»
— Нет. Я думала, ты спишь…
Я подняла глаза и увидела в кухонном окне Дафну. Она подняла руку, помахала мне и направилась в мою сторону. Я заметила, как сильно она поседела.
— Фиби, — мягко проговорила она. И взяла мою руку. — Надеюсь, у тебя все хорошо.
— Да… хорошо, спасибо, Дафна. Я… ну, все время занята.
— Это правильно. Твой магазин пользуется большой популярностью, и я читала в местной газете, что устроенный тобой показ мод стал выдающимся событием.
— Да. Мы собрали больше трех тысяч фунтов — этого достаточно, чтобы купить тысячу двести сеток от комаров, и потому… ну… — Я пожала плечами. — Это неплохо, верно?
— Да. Мы гордимся тобой, Фиби, — кивнула Дафна. — И Эмма тоже гордилась бы. Но я хочу сказать тебе, что мы с Дереком недавно разбирали ее вещи.
Все внутри у меня сжалось.
— Тогда вы, должно быть, нашли ее дневник, — заметила я, желая поскорее пережить этот ужасный момент.
— Да, я нашла его и знала, что должна сжечь не открывая, но не смогла лишить себя частички Эммы. И боюсь, я его прочитала. — Я смотрела на Дафну, пытаясь обнаружить на ее лице следы возмущения, которое она должна непременно испытывать. — Меня очень опечалило, что Эмма была так несчастна в последние месяцы своей жизни.
— Она была несчастна, — тихо согласилась я. — И как вы теперь знаете, по моей вине. Я влюбилась в человека, который нравился Эмме, и ее очень огорчало это, и я чувствую себя ужасно, поскольку заставила ее страдать. Я вовсе не хотела этого. — Покаявшись, я стала ждать суда Дафны.
— Фиби, — сказала она, — в своем дневнике Эмма не гневается на тебя, а, наоборот, пишет, что ты не сделала ничего плохого — хотя от этого ей было только хуже — и она не могла винить тебя. Она сердилась исключительно на себя, поскольку не сумела отнестись к этой ситуации более… по-взрослому. Она не справилась со своими негативными эмоциями, но считала, что со временем переживет их.
Этого времени у нее не оказалось. Я сунула руки в карманы.
— Мне бы так хотелось, чтобы все было иначе, Дафна.
Дафна покачала головой:
— Но это невозможно. Жизнь есть жизнь, Фиби. Не кори себя. Ты была хорошей подругой Эмме.
— Нет. Не всегда. Видите ли… — Я не собиралась мучить Дафну терзаниями, что могла спасти Эмму. — Я подвела ее, — тихо произнесла я. — Могла сделать для нее больше. Той ночью. Я…
— Фиби, никто из нас не представлял, насколько серьезно она болела, — прервала меня Дафна. — Представь, как скверно я себя чувствую, зная, что отправилась отдыхать и со мной нельзя было связаться… — У нее на глазах выступили слезы. — Эмма совершила ужасную ошибку… И она стоила ей жизни — но нам надо жить дальше. И ты должна постараться быть счастливой, Фиби, — иначе окажутся испорченными сразу две жизни. Ты никогда не забудешь Эмму — она была твоей лучшей подругой и навсегда останется частью тебя, но ты обязана жить хорошо. — Я кивнула и взяла носовой платок. — А теперь, — Дафна подавила слезы, — я хочу дать тебе пару вещиц Эммы на память. Пойдем со мной. — Я последовала за ней обратно на кухню, где она взяла в руки красную коробочку. Внутри был золотой крюгерранд. — Эммины бабушка с дедушкой подарили ей его, когда она родилась. Я хочу, чтобы он был у тебя.
— Спасибо, — сказала я. — Эмма относилась к нему как к сокровищу, и я буду беречь его.
— А еще вот это… — Дафна дала мне аммонит.
Я положила его на ладонь. Он казался теплым.
— Я была с Эммой, когда она нашла его на побережье около Лайм-Реджиса. Это очень счастливые воспоминания. Спасибо вам, Дафна. Но… — Я неуверенно улыбнулась ей. — Я, пожалуй, пойду.
— Но ты будешь поддерживать связь с Дереком и со мной, правда, Фиби? Дверь нашего дома всегда открыта для тебя, так что, пожалуйста, заходи иногда к нам и давай знать, как живешь. — Дафна обняла меня.
— Обязательно, — обещала я.
* * *
Не успела я прийти домой, как позвонил Дэн и спросил о моем посещении кладбища — теперь он знал об Эмме. А затем поинтересовался, не хочу ли я посмотреть еще одно место, где можно разместить кинотеатр, — викторианский склад в Люишеме.
— Я только что изучил имущественный раздел в газете «Обсервер», — пояснил он. — Не хочешь взглянуть со мной на его внешний вид? Можно подъехать к тебе через двадцать минут?
— Конечно. — Кроме всего прочего, мне хотелось отвлечься от переживаний.
Мы с Дэном уже смотрели кондитерскую фабрику в Чарлтоне, бывшую библиотеку в Кидбруке и старый зал для игры в бинго.
— Место там подходящее, — сказал он, когда мы полчаса спустя ехали по Белмонт-Хилл. — Мне нужно найти что-то в районе, где на протяжении двух миль нет другого кинотеатра.
— А когда ты надеешься открыться?
Дэн уменьшил скорость своего черного «гольфа» и свернул налево.
— В идеале я хочу, чтобы кинотеатр работал к этому времени в следующем году.
— И как ты его назовешь?
— «Сине ква нон»[60].
— Хм… не вполне понятно.
— Хорошо, тогда «Люишем люкс».
Дэн проехал по трассе Роксбороу, затем припарковался перед складом из коричневого кирпича и открыл дверцу машины.
— Вот он.
Я была в шелковой юбке и не стала вслед за ним перелезать через запертые ворота, решив немного прогуляться. Я вышла на Люишем-Хай-стрит, прошла мимо банка «Нэт уэст», магазина тканей, универмага «Аргос» и благотворительного фонда Британского Красного Креста. А затем подошла к магазину «Диксонс», в витринах которого были выставлены плазменные телевизоры. И внезапно остановилась. На самом большом экране я увидела Мэг: в алом брючном костюме и черных туфлях на каблуках, она ходила по студии, прижав пальцы к вискам. Ее речь дублировала бегущая строка внизу экрана. «Я вижу военного. С отличной выправкой. Он любил хорошие сигары… — Мэг подняла глаза. — Это имеет для кого-то значение?»
Аудитория выглядела потрясенной, я закатила глаза и вдруг осознала, что Дэн стоит рядом.
— Ты быстро, — залюбовалась я его красивым профилем. — Ну как там?
— Мне понравилось, так что первым делом надо позвонить агенту. Структура здания хороша, и размер идеален. — Он проследил за моим взглядом: — Почему ты смотришь это, милая? — И тоже уставился на экран. — Она медиум?
— Так она себя называет.
«Просто думайте обо мне как об операторе связи…»
Я рассказала Дэну, как познакомилась с Мэг.
— Значит, ты интересуешься спиритизмом?
— Нет, — ответила я, и мы пошли прочь.
— Кстати говоря, только что звонила моя мама, — добавил Дэн, когда мы, держась за руки, направлялись к машине. — Она спрашивает, не придем ли мы к ним на чаепитие в следующее воскресенье.
— В следующее воскресенье? — эхом отозвалась я. — Я бы с удовольствием, но не могу — надо сделать одну вещь. Нечто очень важное.
По пути назад я объяснила, что именно должна сделать.
— Ну… это действительно важно, — согласился Дэн.
Воскресенье, 22 февраля 2009 года
Я иду по Мэрилбоун-Хай-стрит, и не в мечтах, как часто делаю, а в реальности, чтобы встретиться с женщиной, которую никогда прежде не видела. У меня в руке пакет, я держу его так крепко, словно в нем драгоценности.
