— Благодарю, — приветливо ответил Тим, совершенно очарованный женщиной, которая, он видел, годилась Хардту в дочери.
Тот словно читал его мысли:
— Небось гадаете, как такому дряхлому старцу, как я, удалось заарканить эту юную газель?
Изабелла одарила Тима улыбкой.
— Только не говорите ему комплиментов! Это у него такая манера завуалированно хвастать своей мужской силой. Мы познакомились там, где и подобает добропорядочным бразильским католикам, — в пикете. Я преподавала в университете право.
Хардт со смехом закончил:
— И Изабелла сжалилась над бедным холостяком, который не понимал всю справедливость слов, сказанных в тридцать первой главе Книги Притчей Соломоновых — о том, что добродетельная жена дороже жемчугов.
Тим помнил, о чем идет речь, и незамедлительно процитировал по-латыни святого Иеронима:
— Milierem fortem quis inveniet[91].
Это весьма понравилось Хардту:
— Какое наслаждение — слышать из уст католика цитату из Писания на латинском языке! Обычно-то все больше других католиков цитируют…
Он в упор посмотрел на Тима, дожидаясь его реакции. Тот улыбнулся.
— Что ж, — объявил Хардт, провожая гостя в глубину дома, — по крайней мере, на этот раз мне не прислали какого-то зануду. Прошу прощения, дом Тимотео, могу я предложить вам выпить? Может быть, хересу?
— С удовольствием, — согласился Тим. Хардт положил ему руку на плечо и подтолкнул к кабинету.
Освещенные неверным огнем лампы книжные полки были уставлены не только книгами, но и свежими номерами журналов по теологии и критике Святого Писания.
— Вы учились в Григорианском? — полюбопытствовал Хардт.
Тим кивнул.
— Институт Библии?
— Нет, каноническое право.
— Аа-а… — разочарованно протянул Хардт. — Пустая трата времени. За это и выпьем?
— Только если мне дадут возможность высказать контраргументы, — отшутился Тим.
— Сегодня принимается только один контраргумент — другой напиток, — объявил Хардт и щедро налил по бокалам янтарную жидкость из бутыли без этикетки.
Пригласив Тима сесть на изрядно потертый диван, он расположился за своим рабочим столом и выслушал первый серьезный вопрос молодого архиепископа.
— Дом Эрнешту, вы знали о моем приезде. Вы меня сразу узнали на лекции. Я удивлен, что вы не изучили всего моего досье.
— Ах, Тимотео, надеюсь, вы не обидитесь? На вас еще не заведено никакого досье. Думаю, поэтому-то они вас и выбрали. Скажите: зачем, по-вашему, Ватикан потратил и тратит столько усилий на то, чтобы вставить кляп в рот пастырям в диких джунглях Амазонки?
— «Кляп» — это слишком сильно, дом Эрнешту.
Хардт перегнулся через стол и с нескрываемой злобой воскликнул:
— Точно так же, как и «покаянное молчание»! А ведь именно так ваш фон Якоб заставил умолкнуть моего хорошего друга и брата, Леонардо Боффа. Когда в следующий раз увидитесь с Его Высокопреосвященством кардиналом фон Якобом, передайте ему, что он забыл Евангелие от Иоанна, глава восьмая, стих тридцать второй.
Тим тотчас процитировал:
— «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».
— Браво, дом Тимотео. Вы так же глубоко в это верите, как складно цитируете?
— Разумеется!
— Тогда почему вы не направите своей энергии на что-то стоящее?
— Например? — удивился Тим.
Хардт снова перегнулся к нему и без улыбки сурово объявил:
— Например, на издание моей книги на английском языке.
Прежде чем Тим успел ответить, в кабинет заглянула Изабелла.
— Все готово и стынет. Вы можете продолжить свой диспут за столом.
Столовая в доме Хардтов представляла собой длинный деревянный обеденный стол в углу кухни. Свет давал тот же очаг, на котором готовилась пища. За столом сидели двое детей — мальчик, которого Тим уже видел, и девочка помладше по имени Анита.
— Надеюсь, вас не смущает перспектива семейного ужина? — спросила Изабелла. — Понимаете, Эрнешту так много времени проводит в делах, что почти не видит детей.
— Ну, что вы! — успокоил Тим. — Я люблю общаться с детьми.
— Я тоже, — поддакнул Хардт. — И чем младше, тем лучше. Пока еще не научились лгать.
Хозяин снял с печи большую кастрюлю и водрузил на рифленый оловянный поднос посередине стола. После этого он занял свое место, и вся семья дружно помолилась на своем наречии. Хардт взглянул на «посланца Ватикана».
— Дом Тимотео, — сказал он. — Вы наш почетный гость. Не желает ли Ваша честь сказать что-нибудь от себя?
Судя по детским лицам, можно было понять, что они владеют английским лучше, чем Тим ожидал.
Он почувствовал, что настало время подтвердить свою верность ортодоксальной доктрине, и произнес по-латыни:
— Benedicat dominus et panem et pietatem nostram, amen![92]
Хардт взял большую поварешку и положил Тиму жаркого, попутно объясняя, что блюдо называется «шиншим де галинья». Несмотря на экзотическое название, больше всего оно напоминало похлебку. Хардт выставил на стол обе бутылки и эффектно их откупорил.
За столом Тим разговаривал с Изабеллой, которая оказалась весьма сведуща и в церковных, и в светских вопросах. Она рассказала, что, как дипломированный юрист, три раза в неделю работает в агентстве, оказывающем правовую помощь индейцам.
В обществе двух живых ребятишек Хардтов Тим оттаял сердцем, хотя и ни слова не понимал из их разговора.
Однако он был начеку и ни на минуту не забывал, что является сейчас объектом идеологической обработки, которой был полон решимости противостоять.
Отужинав, мужчины опять удалились в кабинет. Хардт открыл нижний ящик шкафа и извлек на свет настоящее сокровище — крепкий ликер из вишни под названием «жинжинья». Он налил себе и гостю по рюмке и сел.
— Тимоти, — начал он новую главу их беседы. — Что заставляет фон Якоба думать, что, сожги я свою рукопись, мои идеи непременно умрут? Вы же были на моей лекции! Не меньше четырехсот человек сидели и конспектировали. У некоторых я даже видел диктофоны. Иисус случайно не раздавал свои памфлеты? — Он пристально посмотрел на Тима. — Я отнюдь не богохульствую. Он проповедовал Слово. То есть — законы Моисея в новом контексте, прочитанные через призму любви. Неужто ваш фон Якоб не знает из истории, что можно сжечь старые книги, можно даже запретить новые, но Слово убить невозможно!
Тим задумался, потом спросил:
— Что вы конкретно имеете против католической церкви?
— Я могу говорить только о том, что неправильно делается в Бразилии, Тим. Вы видели наш собор? Один из самых красивых храмов на земле! Это как мольба, высеченная в камне. — Он стукнул кулаком по столу. — Но он пуст, Тимоти! Одни церемонии, не наполненные никаким содержанием!
Как я, священнослужитель, могу отправлять евхаристию и совать прихожанину в рот просвирку, если у него нет даже хлеба насущного? Я спрашиваю вас, Тим! Неужели эти голодные люди получат вдосталь хлеба только тогда, когда на землю явится Спаситель?
Священник вытянул ноги и откинулся в старом кресле.
— А известно ли вам, Тимотео, что половиной земли в Бразилии владеют пять тысяч индивидуальных собственников? Только представьте себе, Тим! Представьте: вся территория от Нью-Йорка до Чикаго — собственность половины того количества людей, которых может вместить стадион «Янки»! И в то же время семьдесят миллионов наших сограждан страдают от недоедания. А в Африке — в Береге Слоновой Кости, где голодающих ничуть не меньше, — затевается строительство собора вдвое больше храма Святого Петра! Это же чудовищно!
Тимоти был ошеломлен.
— И об этом — ваша книга? — тихо спросил он.
— Не смешите меня! Эту информацию можно прочесть в каждом выпуске «Всемирного альманаха».
— Так что же еще более ужасного можете сказать вы?
— Да, в общем-то, ничего, — негромко ответил Хардт. — Единственное — я не публикую голую статистику, как делает «Альманах», а возлагаю ответственность непосредственно на церковь.
Хардт вдруг бросил взгляд на часы:
— Бог мой, уже почти час. Вы, должно быть, давно без сил, и от перелета, и от моих разглагольствований.
— Нет, нет, ничего подобного, — запротестовал Тим. — Но вот в отель мне точно пора возвращаться.
— Хорошо, — согласился Хардт. — Я вас подброшу.
— Да нет, что вы. В этом нет необходимости. Я могу…
— Вызвать такси? — Хозяин расхохотался. — У нас нет телефона. А ближайший автобус пойдет в пять утра. И будет битком набит батраками. У вас есть выбор: или я везу вас в отель, или вы ночуете на этой кушетке. Она одновременно выполняет функцию спального места. Учитывая, что я изрядно выпил, я бы посоветовал вам второй вариант.
— Согласен на кушетку, — весело согласился Тим.
