Не зная настоящего его имени, я не смог выяснить, существует ли какая-нибудь роковая связь между этим событием и временем исчезновения бедного юноши; но один горожанин, присутствовавший при смерти эмигранта, описал нам его столь правдоподобно, что мы не могли не признать в нем нашего злополучного друга и хором воскликнули:
— Это он!
Возможно однако, что нас ввел в заблуждение один из тех случаев поразительного сходства, которое наблюдается иногда среди людей; и мне хочется верить, что наш друг не исчез навсегда, что небо не пожелало дать бесцельно погибнуть тому жизненному опыту, который он вынес из своих несчастий, и что он сохранил свою жизнь для того, чтоб она послужила уроком грядущему поколению.
Что же до вашего намерения отдать на суд читателей посылаемые мною записки, мне думается, по правде говоря, что картина тех страданий, которые явились следствием недозволенной страсти, будет небесполезной в наши дни всеобщего растления нравов; но вместе с тем ваше начинание, пожалуй, и не совсем уместно; и если даже подходить к этому лишь с точки зрения вкуса, то, признаюсь, мне всегда казалось, что подобного рода повести являются плохим подарком для литературы. Вы, должно быть, сами почувствовали это, читая их у нас в горах, а теперь пытаетесь устранить препятствие с помощью доводов, которые, к сожалению, можно слишком легко опровергнуть.
Я согласен с тем, что можно простить неровности стиля в книге, представляющей собой, в сущности, лишь стремительный поток нежных излияний, где слова передают одни только ощущения и где автор не слишком заботился о том, чтобы придать целому необходимую стройность и тонко оттенить все переходы от одного к другому.
Я признаю, что невозможно избежать бесчисленных повторений или одних и тех же оборотов в таком произведении, где все мысли порождены одним единственным чувством, и в положениях, более или менее сходных между собою.
Я знаю, что существует много такого, что кажется нам странным, нелепым и преувеличенным и что, быть может, пришло бы на ум и нам, окажись мы на месте автора; что нет ничего удивительного, если нарушается правильность выражения, как только нарушается последовательность мысли.
Но если книге, изобилующей такими погрешностями, суждено попасть в руки человека со вкусом, то не думаете ли вы, что будет лучше, если он распространит ее средь узкого круга людей, чем отдавать ее толпе, которая почерпнет в ней одни лишь вредные мысли и ни с чем не сообразные представления о жизни, или тем же критикам, которые растерзают ее, не сумев понять до конца!
Позвольте вам также заметить, что листки, уничтоженные нашим другом по моему настоянию, содержали, если можно так выразиться, некую связующую нить, которая объединяла отдельные разрозненные части в одно целое; без нее в уцелевших отрывках остается пробел, нарушающий развитие действия, и ослабляется интерес к рассказу.
Стоит ли заняться тем, чтобы заполнить эти пустоты? Я не думаю, чтобы легко было подражать крику души, и признаюсь, что втайне побаиваюсь, как бы эти белые листы не были заменены безвкусной мозаикой.
И все же я посылаю вам эти странички; что же касается их применения, всецело полагаюсь на ваше суждение и на мнение тех почтенных людей, с которыми вы намерены посоветоваться.
Если вы надеетесь, что надпись, начертанная на надгробном памятнике, может принести какую-то пользу, если вы полагаете, что страдания двадцатилетнего изгнанника вызовут у отдельных читателей слезы, что его добродетели найдут себе восторженных почитателей, что изображение его душевных терзаний удержит, пусть даже немногих, от пагубных заблуждений, — тогда откиньте все колебания.
Впрочем, по здравом размышлении мне хочется сказать: чистые сердца встречаются столь редко, что будет только справедливо и похвально, если мы увековечим их память.
Речь идет о Робеспьере, личность которого отождествляется здесь с революционным террором якобинской диктатуры.
Барневельд Ян (1547–1619) — нидерландский государственный деятель, возглавлявший борьбу городской аристократии буржуазной республики семи Соединенных провинций против наместника Нидерландов Морица Нассау. Многолетняя борьба окончилась поражением Барневельда; он был предан суду и, отказавшись просить помилования, семидесятидвухлетним стариком, вместе с женой, погиб на эшафоте. Сидней Олджернон (1622–1683) — английский политический деятель, участник революции 1648 года. После реставрации Стюартов — активный участник парламентской оппозиции. Правительство Карла II обвинило его (как впоследствии выяснилось — несправедливо) в заговоре против жизни короля, и он был казнен в 1683 году. Имена Барневельда и Сиднея упоминаются здесь как имена людей, которые, оказавшись в положении побежденных, мужественно встретили смерть.
Велизарий (ок. 505–565) — знаменитый византийский полководец в правление императора Юстиниана I. В конце своей жизни Велизарий подвергся опале, что впоследствии дало основание легенде о том, что он был ослеплен и кончил свои дни жалким нищим.
Гесснер Соломон (1730–1787) — немецкий поэт и художник-пейзажист, автор сборника идиллий, очень популярных во Франции.
Лоррен Клод (1600–1682) — известный французский живописец и гравер пейзажей.
То есть «Мессиаду», религиозную эпическую поэму немецкого поэта Фридриха Клопштока.
Монтень Мишель (1533–1592) — французский писатель эпохи Возрождения; автор знаменитого морально-философского трактата «Опыты» (1580).
Ричардсон Самюэл (1689–1761) — английский писатель, основоположник сентиментализма в английской литературе; его чрезвычайно популярные в конце XVIII века романы «Памела», «Кларисса Гарлоу», «История сэра Чарльза Грандисона» написаны в форме писем, в которых герои подробнейшим образом анализируют свои мысли и чувства.
Стерн Лоренс (1713–1768) — крупнейший английский писатель, представитель сентиментализма. Его произведения — «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» и «Сентиментальное путешествие».
В поэме «Божественная комедия» Данте, подойдя в сопровождении Вергилия к вратам ада, читает на них: «Оставь надежду навсегда, сюда входящий».
