Посмотрев на него недоуменным взглядом, как будто речь шла вовсе не о ней, а о ком-то чужом, Эдит проговорила с вымученной улыбкой:
— Это ужасно — ревность влюбленной женщины. Не правда ли? Обещаю никогда не устраивать сцен, если взамен выбросишь из головы всех существовавших в твоей жизни женщин.
— Отличная сделка! Я люблю тебя…
— А утром мы вернемся в Белладжио. Кажется, нас там не было целую вечность.
Когда они вернулись к обеду в отель «Вилла Сербеллони», портье вручил им телеграмму.
— Ее прислали вчера в восемь часов вечера.
— Как раз когда мы приехали в «Ла Скала», — Эдит взяла еще не распечатанное послание и вертела его в руках, не решаясь вскрыть.
— От кого бы это могло быть? — спросил Жофруа. — Довольно странно: адресовано нам обоим — месье и мадам Дюкесн…
— Возможно, это запоздалое поздравление кого-то из друзей, узнавших о свадьбе?
— Не думаю. Никто не знает, где мы. Открывай скорей!
Она прочитала телеграмму, и черты ее лица исказились.
Жофруа вырвал листок из ее рук.
«Мадам Килинг тяжело больна. Она просит вас обоих незамедлительно к ней приехать.
Администрация отеля «Мирамар», город Биарриц».
— Что это за глупости! — воскликнула Эдит.
— Возможно, это и не глупости, но выглядит странно.
— Ты не допускаешь, что какой-нибудь неумный шутник, узнав все-таки о нашем браке, решил поиздеваться над нами? О твоей связи с моей матерью знали многие, не так ли…
— У нас и не было оснований скрывать эту связь — мы оба были свободными от каких-либо обязательств.
— Я тебя не упрекаю ни в чем, Жофруа. Однако почему вдруг моя мать оказалась в Биаррице? Мне кажется невероятным, чтобы она могла приехать во Францию, не поставив меня в известность. И потом, откуда она могла узнать о нашем браке? Ведь мы так старались все скрыть и от окружающих, и от прессы! Разве что кто-нибудь из твоих свидетелей мог проболтаться.
— Нет! В них можно быть абсолютно уверенными. Но вот твоя горничная…
— Лиз? Она пребывает в полном неведении. Помнишь, ей все хотелось взять отпуск на неделю и съездить к своему брату в Бретань? Я ее отпустила за пять дней до брачной церемонии. Вернувшись, она, естественно, обнаружила мою записку, сообщавшую об отъезде за границу, а также о необходимости сохранять всю корреспонденцию до моего возвращения. Оставив средства на содержание квартиры, я выдала ей также жалованье на три месяца вперед: это означало, что я вернусь не скоро.
— Тем не менее, эта леди не внушает мне доверия: я говорил, что она меня ненавидит. Представь себе, что, несмотря на все меры предосторожности, она узнала по возвращении о нашем браке. Несмотря на демонстративную преданность тебе, ее это, видимо, покоробило. Ида же, внезапно приехав в Париж, заглянула на авеню Монтень. Тут Лиз ей все и доложила.
— Вот мы сейчас это и выясним.
Войдя в номер, Эдит тут же попросила связать ее с Парижем. Вскоре зазвонил телефон.
— Это вы, Лиз? У меня все прекрасно, не беспокойтесь. Поездка изумительная. Я давно собиралась позвонить, чтобы узнать, как идут домашние дела. Кто-нибудь звонил? От кого? Вы ответили, что я за границей и неизвестно, когда вернусь? Очень хорошо… Думаю, через месяц. Собирайте почту. Вы хорошо знаете почерк моей матери? Посмотрите, нет ли писем от нее. Или почтовой открытки из США. Ничего нет? И она не звонила мне? И не приезжала внезапно в Париж? Нет… Если вдруг она объявится или позвонит ненароком, отвечайте то же, что и всем. Спасибо, Лиз. До свидания!
Положив трубку, сказала:
— На авеню Монтень — никаких вестей от Иды.
— Ты уверена, что Лиз не лжет? Она была очень предана твоей матери.
— Какой в этом смысл? У нее прекрасное место. Ида была более требовательной хозяйкой, чем я. Напрасно ты подозреваешь Лиз: это добрая, порядочная женщина.
— Допустим. Но кто тогда раскрыл наш адрес?
— Вполне вероятно, что Ида, так ревниво относящаяся ко мне, наняла частного детектива для слежки за мной в Париже. Она на такое способна.
— Тогда, несомненно, сыщик видел нас входящими в мэрию, а затем, через два часа, в часовню. Это его могло насторожить. Не требовалось особой смекалки, чтобы затем найти в журнале регистрации браков твою новую фамилию.
— И когда Ида узнала, что я стала мадам Дюкесн, то тут же заболела. Видимо, это и есть истинная причина ее нынешнего состояния. Она страдает тем же неизлечимым недугом, вызвавшим вчера нервный срыв у меня, — ревностью. Узнав с помощью своих шпионов правду, она первым же самолетом вылетела в Европу, чтобы разрушить наше счастье. На ее месте я бы поступила точно так же.
— Яблоко от яблони недалеко падает. Впрочем, все это никак не объясняет факт пребывания Иды в Биаррице. Прилетев во Францию, она получает дополнительные сведения от своего информатора — наш адрес в Италии. Допустим. Но он что — шел за нами по пятам до самого Белладжио? Какая-то нелепость.
— Дорогой, мы останавливались в Дижоне и Монтре. Не надо быть опытной ищейкой, дабы вычислить, что наш путь лежит в Италию. Мать, должно быть, обратилась в солидное сыскное агентство, имеющее повсюду осведомителей. Нет ничего проще поручить работнику проверить все приличные отели Милана. «Вилла Сербеллони» возглавляет этот список. Итак, дело проясняется.
— Не совсем. Почему, зная наш адрес, Ида поехала не сюда, а в диаметрально противоположном направлении — на побережье Атлантики?
— В ее планы, видимо, не входила скорая встреча с нами. Не сумев помешать свадьбе, она задалась целью отравить наше существование. Честно говоря, Жофруа, ты меня несколько удивляешь. После трех лет совместной жизни тебе бы следовало лучше знать: Ида способна на все, но она далеко не глупа. Ей несвойственно поступать необдуманно. Все в ее замыслах продумано и просчитано. Вспомни, как умело она скрывала от всех факт моего существования! Для нас она будет становиться все более опасной. Назначение этой телеграммы — под прикрытием псевдоболезни дать понять, что следит за нами…
— Я не верю, что Ида способна на такие вещи. Прожив с ней рядом, могу утверждать: она так же искренна, как и ты. Если кто-то или что-то ей не нравилось, она не стеснялась об этом говорить. Есть ей в чем нас упрекнуть — она все выскажет нам прямо в лицо. По натуре она, как и ты, — борец, не признающий поражений. Скажи честно, если бы ты была на месте матери, разве ты бы симулировала болезнь, чтобы разжалобить свою дочь, ставшую заклятым недругом, выйдя замуж за бывшего любовника? Уверен, ты предпочла бы устроить публичный скандал, пусть даже в ущерб своей репутации, риску выглядеть смешной. Твоей единственной целью было бы попытаться разъединить людей, счастье которых ты не могла переносить…
— В принципе, ты в чем-то прав…
— Думаю, во многом. Ида, как ты сама говорила, слишком умна, чтобы допустить хоть на секунду твое волнение в случае ее болезни. Признайся, ее здоровье тебя не волнует?
— Абсолютно!
— И если, допустим, придет другая телеграмма с вестью о непоправимом, ты не очень будешь печалиться?
Она молчала.
— Твое молчание означает согласие. Возможно, ты даже испытаешь чувство облегчения. «Наконец-то я от нее отделалась, — можешь подумать ты. — Никогда больше она не встанет между Жофруа и мной». Твои кощунственные мысли простительны. Мне бы следовало тебя благодарить за то, что наша любовь для тебя превыше всего! Эта телеграмма была послана не Идой, а администрацией отеля, посчитавшей состояние ее здоровья внушающим опасение. Может быть, даже против воли самой Иды.
— И каким же образом администрация смогла отыскать меня, да к тому же под новой фамилией?
— Этого я пока не знаю. Сейчас необходимо позвонить в Биарриц и выяснить, что же произошло в отеле «Мирамар». Только после этого можно будет принимать решение.
— О каком решении ты говоришь?
— Возможно, придется туда срочно выехать.
— Ты хочешь, чтобы я явилась к постели больной матери в сопровождении молодого супруга — ее бывшего любовника?
— В жизни бывают моменты, когда надо многое простить… Нет никаких доказательств ненависти Иды к нам. Подумай и о том, что ты ее единственный ребенок, а других родственников у нее нет.
— Признайся, тебе хочется ее увидеть.
— Если подобная встреча и произойдет, то окажется для меня еще более Невыносимой. Мне бы не хотелось оказаться в компании с Идой.
— Ты до сих пор ее боишься! Тебе ужасно стыдно перед ней за нашу любовь?
— Напротив, я этим горжусь. Для Иды же я теперь всего лишь муж ее дочери. Хотим мы того или нет, но по закону я — единственный ее родственник мужского пола. Хочу надеяться на твое доверие.
— Я тебе полностью доверяю.
— Сейчас же закажу Биарриц, и ждать, думаю, придется недолго.
— Париж дали через несколько минут.
