— Вы поступили абсолютно правильно. И потом, я все равно рада, что приехала. Появился повод увидеть вас. Отец так долго не позволял мне здесь бывать. Вы же знаете, что я приезжала бы в «Турелло» намного чаще, но он отказывался меня видеть. Я не понимала его упрямства, но что я могла поделать? В конце концов, это же его дом.
— Если бы ваша мама была жива! Вы помните, какие вечера она устраивала? Как тогда было красиво в доме, всюду цветы, множество слуг, изобилие продуктов на кухне… А все эти знаменитости? О, мадам была королевой здешних мест, — печально закончила Марта.
— Вы выглядите усталой, бедная моя Марта, — Надин обняла ее.
— Я не спускала глаз с него прошлой ночью, все ходила вверх-вниз по лестнице. Так что спала я маловато, но вы не должны обо мне беспокоиться.
— Думаю, нам обеим пойдет на пользу, если мы пораньше ляжем спать. Моя спальня недалеко от его комнаты, двери я оставлю открытыми, и если отцу что-то понадобится, я его услышу… Я сплю чутко. Вы не должны бегать по этим лестницам с вашим артритом. Посмотрим, что будет завтра. Если потребуется, я вызову врача и не стану обращать внимания на его протесты.
— Как я рада, что вы приехали, моя дорогая девочка. Теперь мне намного легче. Эта нагрузка слишком велика для такой старухи, как я.
Ночью Надин без сна лежала в кровати. Ей представлялось, как она со свечой в руке спускается в кухню, находит большое кольцо с ключом от мастерской отца, проходит через тихие комнаты закрытого дома, минует двор с бассейном и открывает высокие двери в студию. Вот она включает весь свет и проходит в хранилище, где собраны самые лучшие работы величайшего из живущих художников Франции. Сотни полотен. Надин уже пересчитывала их в уме, прикидывала их стоимость. Сотни миллионов франков, если верить дилеру Мистраля. Слишком большое состояние, чтобы осознать. В этом хранилище спрятано под замком ее блестящее будущее. Весь мир окажется у ног дочери Мистраля. Скоро. Очень скоро. Но как скоро?
Надин встала с постели и тихонько зашла в спальню отца. Его дыхание изменилось, стало прерывистым и тяжелым. Мистраль боролся за каждый глоток воздуха. Надин вернулась к себе и спокойно проспала до утра. Утром она вновь пришла к отцу. Мистраль лежал в полудреме, и стакан с водой оказался пустым. Она налила в стакан воды и поднесла к губам отца.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как вчера, — ответил Мистраль шепотом. Даже не касаясь его кожи, Надин ощущала идущий от него сухой жар. Она принесла теплой воды, губку и вымыла отца, скрывая свое отвращение.
— Думаю, мне не стоит тебя брить, потому что я никогда этого раньше не делала, — легко щебетала она. — Сказать Марте, чтобы приготовила тебе завтрак?
— Я не голоден… Еще воды, — прохрипел Мистраль и снова закашлялся, судорожно хватая воздух. Этот кашель, казалось, исходил из самой глубины его тела, сотрясая его, отбирая силы.
Надин вошла в кухню одновременно с Мартой, на чьем лице застыло выражение тревоги.
— Папа очень хорошо спал, — жизнерадостно возвестила Надин. — Я обтерла его губкой, и он снова заснул. Для него это сейчас самое лучшее. Я попыталась заставить его поесть, но он отказался. Я хорошо понимаю его состояние. Когда я сама болела, то даже запах пищи казался мне отвратительным. Я могла только пить. Мой парижский доктор говорит, что ничто не сравнится с хорошим отдыхом и обильным питьем.
— Мне так неприятно, что вы всем этим занимаетесь, — грустно сказала Марта.
— Марта, милая моя Марта, неужели я не могу позаботиться о родном отце? Послушайте, вы сварите наваристый мясной бульон, а я постараюсь заставить его выпить.
— Может быть, нам все-таки позвонить в Апт тому доктору, который лечил вашу маму?
— Папа придет в такую ярость. Ему станет только хуже. Нет, я не возьму на себя такую ответственность и не стану звонить врачу до тех пор, пока не пойму, что папе и в самом деле совсем плохо. Ему необходим покой и уход. Марта, дорогая, вы ведь приготовите для меня жареных цыплят по вашему знаменитому рецепту. Я умираю от голода! И еще ваш абрикосовый пирог, и целое блюдо сыра для меня одной! Я мечтала о сырах из Фелиса. И еще о деревенском масле.
— Мне придется сходить в деревню, в доме продуктов совсем мало.
— Идите, идите, а я побуду здесь. Вам не о чем волноваться.
В течение этого долгого сентябрьского дня Надин караулила больного. Она стояла в коридоре у полуприоткрытой двери и жадно слушала. Мистраль кашлял не переставая. Иногда он стонал и звал ее так жалобно, так отчаянно, но еле слышно. Потом он шепотом звал Марту, снова кашлял, и с каждым часом этот кашель становился все ужаснее. Иногда Мистраль засыпал, но ненадолго. Внизу копошилась экономка, успокоившаяся, повеселевшая. Она готовила и приводила дом в порядок. Ведь Надин сама постаралась найти для нее занятие:
— Откройте все ставни, Марта, снимите эти кошмарные чехлы с мебели, поставьте цветы, разведите огонь в камине. Вечером без него так уныло.
И старая служанка, обрадованная тем, что в дом снова возвращается жизнь, с радостью повиновалась ей. Когда месье спустится вниз и выскажет свое недовольство, она снова все закроет, только и всего.
Ближе к утру Надин неожиданно проснулась, будто кто-то позвал ее по имени, но в доме стояла тишина. Она знала, что Марта спит в своей комнате за кухней. И все же… что-то такое было… Накинув халат, Надин отравилась в спальню Мистраля. Ей стоило только переступить порог, и она уже знала, что отец умирает. Смерть наполнила пространство, воздух стал густым, тяжелым, и ее приближение было неотвратимым. Наконец-то.
Мистраль захлебывался в жидкости, скопившейся в его легких. Ведь только от этого мог возникнуть этот страшный клекот, душивший его. Если бы только вонь в комнате не была такой омерзительной… Но Надин не собиралась уходить. Ей необходимо знать наверняка.
Она подошла к окну, открыла его, впустив в комнату бриз, чтобы он прогнал зловоние, исходившее от постели. Надин подвинула кресло поближе к подоконнику, включила торшер и стала рассматривать ногти. Лак на одном из них облупился. Ах нет, на двух. Значит, придется отправиться к маникюрше в Фелис, чтобы привести руки в порядок до похорон.
Мистраль издал какой-то новый звук, жалобный, почти плачущий. Воды? Куда ему еще воды, когда он и так в ней тонет? Ни в коем случае. Он попытался что-то сказать. Ерунда какая-то. Набор звуков. Надин не стала слушать.
Вскоре все стихло. Совсем. Надин сидела не двигаясь в облаке света. Она подождала какое-то время, пока не убедилась, что победа за нею, а затем отправилась к себе.
Ей необходимо поспать. Все произошло так внезапно. Утренний свет ее разбудит.
Дождь все еще шел. «Он льет весь день», — подумала Фов, выглядывая из окна квартиры Маги, куда они обе приехали, узнав из новостей о смерти Жюльена Мистраля.
— Как ты думаешь, сколько мне еще отвечать репортерам, что ты не будешь с ними говорить? — мягко спросил у нее Дарси. — Не считая журналистов из «Нью-Йорк таймс», «Дэйли ньюс» и «Пост», звонили десятки других, у входа в дом дежурят фотографы и два фургона с телевидения. В вестибюль их, конечно, не пустят, но ведь они не уйдут. Ненастье им не помеха.
— Почему эти люди не могут оставить меня в покое? — с несчастным видом сказала Фов.
— К сожалению, ты самый лакомый кусочек в этой истории, дорогая девочка. Когда все эти писаки примутся составлять биографию Мистраля, то самым интересным человеком для них станет его дочь, Фов Люнель. Для читателей это «вкуснее» всего. Его смерть сама по себе событие, но есть еще история твоей матери… Думаю, ты понимаешь, почему им не терпится с тобой пообщаться.
— Неужели я в самом деле обязана с ними говорить и отвечать на их вопросы?
— Не вижу причины, почему Фов следует это делать, — вмешалась Маги. — А ты что скажешь, Дарси? Это необходимо?
— Это был бы самый простой выход из положения, — ответил он.
— Но что они захотят от меня услышать? — Фов еще не оправилась от шока.
— У меня они поинтересовались, собираешься ли ты присутствовать на похоронах. А что еще, я не представляю. Когда вы в последний раз виделись, какова твоя реакция на трагическое событие… В общем, все то, о чем обычно спрашивают членов семьи.
— Я этого не ожидала, — медленно произнесла Фов.
— Зато я ожидала, — с горечью призналась Маги. — Я помню, как все было, когда погибла твоя мама… Они обо всем спросят и все напечатают. Дарси, ты не мог бы написать заявление от имени Фов и прочитать им. Скажи, что она слишком расстроена, чтобы говорить.
— Можно попробовать, — согласился Дарси, но в его голосе звучало сомнение.
— Только не говори, что я собираюсь на похороны, — предупредила Фов, — потому что я туда не поеду.
В гостиной повисла тишина. Маги и Дарси обменялись взглядами. Дарси вышел.
