— Генри, как ты можешь так говорить? Ведь она же твоя дочь…
— Я предпочитаю не думать о ней в таком контексте.
— Генри, — женщину шокировали его слова, — ты говоришь так, словно ненавидишь бедняжку. — Она натянуто рассмеялась, чувствуя неловкость от того, какой неожиданный оборот приобрел их разговор.
Генри помолчал минуту, потом заговорил странно невыразительным голосом:
— Да, я ее ненавижу. Я не могу быть рядом с ней. Видишь ли, завтра как раз годовщина смерти моей жены. Я ненавижу девчонку. Особенно в тот день, когда она убила мою жену.
Сначала Дороти-Энн почувствовала, как ангелы жужжат вокруг нее. Холодный ветер, поднимаемый их крыльями, ласково касался ее лица. Она слышала слабый, эфемерный шепот. Девочка прислушалась, но ничего не смогла разобрать. От этих звуков у нее возникло живое ощущение, что она плавает. Но это вовсе не было неприятно. Словно она медленно, лениво плывет в бассейне. Вода такая нежная и теплая и чуть-чуть пахнет хлоркой. Сквозь полуприкрытые веки девочка постаралась оглядеться. Огромные мягкие фигуры грациозно двигались по кругу. Дороти-Энн не узнавала этого места и не понимала, что происходит. Да ей не очень-то этого и хотелось. Ощущать себя поплавком так приятно. Так приятно…
Дороти-Энн закрыла глаза и отдала себя на волю приятной пустоты. Все отступило.
Потом она заметила, что чувствует запахи. Острый запах лекарств, казалось, исходит ото всего, что ее окружает. Запах наступал и отступал, словно морской прибой, дразня ее ноздри.
Дороти-Энн подняла голову на несколько дюймов. Веки отяжелели, но ей удавалось смотреть сквозь завесу ресниц. Окружающий мир заволокла дымка, словно девочка глядела на него сквозь туман. Белые фигуры, словно тени, двигались в похожем на сон замедленном танце. Все кругом было белым, сотни различных оттенков белого. Только тоненькая рубиновая трубочка поднимается от ее руки и тонет в этой всепоглощающей белизне. Приглушенные монотонные голоса, похоже, читают молитву.
Белоснежное царство и красная полоска медленно погрузились в темноту. Дороти-Энн снова заснула.
Облака и белая пелена превратились в желтые и теплые, когда она снова проснулась. Теперь ей было легче открыть глаза. Веки уже не казались такими тяжелыми, как раньше. Дороти-Энн смотрела в пространство. Над головой у нее виднелось что-то ровное.
Не поворачивая головы, Дороти-Энн оглянулась. Ее глаза потемнели, в них притаилось недоумение. Облака расступились. Вместо них девочка смогла разглядеть ровную поверхность вокруг нее. Она лежала в двухцветной комнате. Верхняя часть стен была белой, а нижняя — раздражающе зеленой. Теплый желтый свет исходил от электрического освещения. Дороти-Энн подумала, что узнает этот странный запах, успокаивающий ее. Она уже сталкивалась с ним раньше. Три года назад, когда ей вырезали аппендицит. Она находилась в больнице.
Больница? Дороти-Энн осмотрелась. «Нет, это не может быть больницей», — мечтательно подумала она. Полуосвещенный потолок представлялся монотонным изогнутым ландшафтом, увиденным за сотни миль из космоса. Река, изгибаясь, удерживаемая притяжением, плавно текла между горами. Дороти-Энн почувствовала странное желание. Ей не хотелось летать в космосе, ей хотелось оказаться дома.
Девочка повернула голову набок и увидела маленькую бледную ручку, перевязанную у запястья. Ее глаза широко открылись. Сначала, она ничего не поняла. Но как только Дороти-Энн почувствовала тяжесть в груди, то воспоминания вернулись к ней.
Серое металлическое лезвие бритвы, тонкое, словно бумага. Настолько тонкое, что она почти согнула его пополам.
Странно, но никакого ощущения боли, когда лезвие вошло в мягкую руку.
Неожиданный взрыв, когда артерия была повреждена.
Мощный, пульсирующий поток. Это кровь устремилась к ране, желая вырваться на волю из ее тела.
Фонтан крови, густой, мощный у основания и разбрызгивающий вокруг себя рубиновые капли, падающие вокруг нее, словно теплый дождь.
У нее скрутило живот от воспоминаний, ее обдало жаркой волной. Почувствовав вкус желчи во рту, девочка нагнулась и поднесла руку ко рту. Дороти-Энн глотнула, отчаянно, глубоко дыша.
Но через некоторое время в голове у нее прояснилось. Она вспомнила все до мельчайших, причиняющих боль подробностей. Теперь малышка знала, почему у нее нет мамы, как у других детей. Потому что это она убила ее. Девочка не спрашивала себя, каким образом и почему. Дороти-Энн не могла припомнить, чтобы хоть однажды видела свою мать. Но раз папа сказал, что она убила ее, значит, так и есть. И он так сильно ненавидит ее за то, что сделала Дороти-Энн. Вот из-за этого она и попыталась покончить с собой.
И у нее ничего не вышло.
Выдохнув воздух, Дороти-Энн рухнула обратно в кровать. Матрас был жестким, простыни — накрахмаленными, они царапали кожу. Это были не ее простыни.
Она находилась в больнице.
Дороти-Энн закрыла глаза, чувствуя себя беспомощной. Ей было стыдно. Она не могла даже смотреть на кого-либо. Только не сейчас, после того, что сделала.
Смерть. Какой же приятной она казалась… Ощущение падения, словно тебя затягивает медленный, мощный водоворот. Темнота, сначала поглотившая ее, становится ослепительным светом тысячи солнц. Как легко отдать себя этому манящему, чарующему свету!
Дороти-Энн почувствовала, как что-то мокрое течет у нее по щекам и попадает на губы. Она коснулась влаги языком. Слезы оказались солеными. Вдруг Дороти-Энн почувствовала радость от того, что жива.
Она услышала, как открылась дверь. К ней подошла мужеподобная медсестра, остановилась, повернулась на каблуках и тут же вышла. Дверь закрылась, потом открылась вновь. До Дороти-Энн донеслось слабое шуршание пневматических шин. Она приподнялась на кровати. Сестра придерживала дверь, пока Нэнни вкатывала в палату коляску с прабабушкой.
Если не считать инвалидной коляски, то прабабушка ничуть не изменилась с того момента, как Дороти-Энн помнила ее, хотя девочка знала, что Элизабет-Энн перевалило уже за восемьдесят. Прямая, царственная осанка, сияющие, словно серебро, волосы отлично причесаны. Даже морщинки в уголках глаз, казалось, остались прежними. Изменился только способ передвижения. Раньше бы прабабушка не позволила себе двигаться так медленно.
У Дороти-Энн отлегло от сердца: ей не придется встречаться ни с кем другим, кроме Элизабет-Энн. Если кто и мог ее понять, то только она.
В жизни Дороти-Энн прабабушка была единственным человеком, всегда показывающим, насколько сильно любит девочку. Только она, единственная, понимала ее, оказывалась рядом, когда ей кто-то был нужен. Да, Дороти-Энн была рада, что выжила, хотя бы ради прабабушки. Между ними всегда складывались особенные отношения, словно они признавали, как похожи друг на друга, хотя Дороти-Энн была еще ребенком.
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове девочки. Элизабет-Энн подняла правую руку и произнесла:
— Достаточно. Пожалуйста, теперь оставьте нас.
Нэнни кивнула. Она бросила обеспокоенный взгляд на Дороти-Энн, но все-таки вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Элизабет-Энн положила руки на колеса своей коляски и подъехала поближе к кровати.
Она улыбнулась своей правнучке.
— Добрый вечер, Дороти-Энн. — Прабабушка наклонилась и взяла перевязанную руку девочки в свою ладонь. — Как ты себя чувствуешь?
Дороти-Энн застенчиво посмотрела на нее.
— Ты ведь на меня не сердишься, правда, прабабушка? — тихонько спросила она.
— Нет, я не сержусь, — ответила та. — Но я очень разочарована. Если тебя что-то беспокоило, тебе следовало прийти ко мне.
Дороти-Энн прикусила губу, приготовившись выслушать строгий выговор. Но она забыла одну вещь — Элизабет-Энн была женщиной особенной. Она знала, чему отдать предпочтение. Заговорщически улыбаясь, прабабушка сунула руку под кашемировый плед, прикрывавший ее колени, и достала стопку комиксов.
— Мне достоверно известно, что Нэнни не разрешает тебе это читать, но на этот раз, мне кажется, мы можем отступить от правила. А то, о чем Нэнни не знает, вреда ей не причинит, так?
Дороти-Энн ощутила благоговейный ужас.
— Как же тебе удалось протащить их мимо нее?
— Я послала Нэнни с поручением, а в это время мисс Бант завезла меня вместе с коляской в книжный магазин. — Элизабет-Энн в изумлении покачала головой. — Я сама их выбирала. Ну и ну, теперь нигде не найдешь обычных комиксов про Супермена. Кругом эти страшные создания вроде Гидрамена и Гранитной женщины. Брр! — Женщина передернула плечами от отвращения. — Спрячь-ка их под одеяло. Нэнни скоро придет. — Она помолчала, пока девочка убирала драгоценные книжки под покрывало. — Тебе больно?
Дороти-Энн покачала головой:
