Антон попытался что-то вставить, но Миранда яростно продолжила:
— Вы оба сделаете то, что я вам велю, иначе я донесу о ваших противозаконных сделках!
— Но — это шантаж, Миранда, — запротестовал Рэйф, встав рядом с Антоном с обольстительной улыбкой на устах.
— А не нравится, можете подать на меня в суд за вымогательство! — взорвалась Миранда. — Да, это шантаж, а почему бы и нет? Почему я не могу обернуть ситуацию к своей выгоде? Ведь все остальные используют меня!
Рэйф печально покачал головой.
— Я бы не поверил, что вы на такое способны.
— Это не должно удивлять вас — именно вы назвали меня «дочь Мэтью».
— Так вы признаете, что папочка мог в свое время сворачивать с прямой дорожки?
— Да, — выкрикнула Миранда. — Да! Только из-за этого я не стала думать о нем хуже. Теперь я поняла, ценой каких жертв достигается успех. Потому что, — она повернулась к Антону, — мне противно это делать. Я относилась к вам как к другу, но если вы не признаете «Брайт Даймондс» своим партнером в Юго-Западной Африке, я расскажу, где и как вы раздобыли необходимые деньги, чтобы поставить на ноги свой бизнес.
— Даже если это правда, Миранда, вы ничего не сумеете доказать, — неуверенно заметил Антон.
— Даже если… Да ради Бога, хватит притворяться. Каждая наша беседа в Кимберли содержала «если» и «возможно». Это правда, и вы не в состояний спрятать все концы в :воду. Кроме того, происхождение камней можно вычислить, и хоть один матрос «Корсара» да сломается под следствием.
Миранда помедлила, а потом мягко продолжила.
— И кроме того, я могу распустить несколько грязных слухов, которые, исходя от милой маленькой Миранды Брайт, хлопающей ресницами в невинной растерянности, будут весьма убедительны. Явственный урон репутации первого гражданина Кимберли, вы же согласны?
Антон да ответил. В его положении в Кимберли были некоторые сложности, не приходившие пока на ум никому, кроме него. Он был немец, носил немецкое имя; если разразится война, в Кимберли возникнет антигерманская коалиция, которая сделает все возможное, чтобы последствия рикошетом сказались и на нем. Он не мог идти на скандал.
— Кстати, — резко продолжала Миранда, — предложение, сделанное мной раньше, сохраняет силу. Муж будет мне полезен, чтобы сохранять мои интересы в «Даймонд Компани» в случае смерти отца. Мы обсудим возможности нашего брака, когда атмосфера поостынет.
— Но, дорогая Миранда, — вмешался Рэйф, — вы же выходите замуж за меня из-за акций. Я думал, будет изящнее, если вы выйдете за меня ради денег, а не наоборот.
Миранда не обратила на него внимания.
— Я знаю, — сказала она Антону, — что капитан Деверилл меньше вас боится обвинений в контрабанде — его «доброе имя» вылетело в трубу много лет назад, однако перспектива тюремного заключения, возможно, заставит приутихнуть его брачный пыл. Уверена, вы используете свое влияние на него, чтобы он продал мне акции за меньшую сумму, чем заплатил он сам — деньги будут выплачены, когда вы придете ко взаимному соглашению с моим отцом.
— Дорогая, если примете мое брачное предложение, вы получите эти акции даром, — настаивал Рэйф.
Миранда повернулась. Бриллианты сверкнули в свете лампы, но не ярче, чем ее глаза.
— Вы можете забрать свое брачное предложение, капитан, и если я задержусь еще на секунду, мне придется забыть о приличных манерах, чтобы описать совершенно точно, куда вам следует его себе засунуть.
Когда Миранда вернулась докой, она была измучена, но это была скорее эмоциональная усталость, поэтому она медленно бродила по дому, прежде чем задержаться у окна столовой, пристально вглядываясь в темный сад. Внезапно ее сердце сжалось, когда ей померещилась мелькнувшая тень — словно кто-то наблюдал за ней из окна. На миг она испугалась, но потом вспомнила, как Рэйф сказал в этой же самой комнате: «Прятаться в кустах — не в стиле Тиффани». Улыбка тронула уголки ее губ, но она была горькой. Миранда победила, но не чувствовала от победы никакой радости. Папа, ты тоже так же страдал? Было тебе так же больно? Почему-то Миранда была уверена, что для Мэтью подобная жертва была бы меньше, и предательство ему было бы перенести гораздо легче. Но вместо того, чтобы критиковать отца, она лишь позавидовала его удачливости.
После ухода Миранды Тиффани вернулась к себе в спальню, где отпустила горничную и сама разделась. Она тянула время, гадая, что же теперь делать… и что делает Рэндольф. Примерно через час дверь открылась, и он вошел, держа в руках трость с серебряным набалдашником.
— Ты не посмеешь! Полина…
— …крепко спит. Я принял некоторую предосторожность, подсыпав ей снотворного. Моей сестре нужно расслабиться после такого огорчительного вечера.
Тиффани отшатнулась к стенке.
— Моя горничная…
— …выскользнула из дома на свидание с любовником. Тебе действительно стоит уделять больше внимания окружающим, а же только себе.
Он тихо приближался к ней, сжимая трость, крутя, ее так, что тяжелый серебряный набалдашник угрожающе поблескивал. Затем замахнулся и ударил Тиффани по бедру так сильно, что она пошатнулась и упала на кровать. Он бил ее снова и снова по спине, ягодицам и ногам, пока она в тумане боли отчаянно старалась уворачиваться. Трость не повреждала ей кожу, не разрывала даже ночной рубашки, но нежное перламутровое тело сплошь покрылось багровыми синяками и кровоподтеками. Рэндольф ни разу не ударил ее по голове, но мучительная боль от каждого удара, казалось, проникала в самый ее мозг, так что она почти потеряла сознание — но она все еще не была полностью приведена к покорности. Она силилась откатиться на спину, глядя ему прямо в лицо — жестокое лицо, покрытое испариной, с горящими глазами и оскаленным ртом.
— На сей раз, Тиффани, мы не станем беспокоиться о следах на твоем теле. Мы скажем, что ты пострадала, когда упала: с лестницы — потому что это правда, не так ли? Ты очень сильно ушиблась.
Она не могла больше этого выносить — физического оскорбления, его материального и морального превосходства и подавления собственной личности.
Она хотела, она могла, она должна освободиться от него! Когда он склонился над ней, Тиффани потянулась и отчаянно ухватилась за нож для разрезания бумаги, лежавший на столике возле кровати. Она знала, что он должен находиться там — она вскрывала им последнее письмо тети Сары с сообщением о детях. Ее пальцы нащупали нож, но она не испытала никакого облегчения от прикосновения холодной стали. Движимая только слепым отчаянием, она собрала все свои силы и направила нож в грудь Рэндольфа.
Но он почувствовал опасность раньше и успел отклониться, так что она лишь нанесла удар по касательной в плечо. Этого было достаточно, чтобы брызнула кровь и он выронил трость, но не достаточно, чтобы помешать стиснуть ее запястье и медленно заводить руку назад, пока она не онемела и нож не выпал. Тогда Рэндольф подхватил его и приставил ей к горлу.
— Даже и не пытайся повторить такое снова!
И затем свободной рукой он задрал на ней ночную рубашку, развязал пояс своего халата, рухнул на нее и овладел с нестерпимой жестокостью.
Однако ей пришлось это терпеть не потому, что нож по-прежнему был в его руке, но и потому, что женское тело было слишком слабым, чтобы бороться с ним. Господи, если бы она обладала мужской силой, чтобы она с ним сделала! Тиффани, у которой не было другого выхода, пришлось смириться. Она закрыла глаза, опустошенная, измученная, не зная от чего она страдает больше — от этого мерзкого, отвратительного проникновения в свое тело, от физической боли, причиняемой его весом или повторяющихся толчков, прижимающих ее избитую спину к кровати.
— Завтра, — услышала она его голос, — ты пойдешь к Девериллу и примешь его условия. Потому что я не буду побит!
Утром Тиффани встала и оделась прежде, чем горничная пришла в спальню. Медленно, с трудом она натягивала одежду на покрытое синяками тело, выбрав легкое платье с высоким воротником и длинными рукавами. Все ее тело представляло сплошной синяк: ныло и болело, но внешне она не выказывала никаких признаков страдания и растерянности, когда предстала перед Рэйфом Девериллом.
— Поздравляю с удачным ходом, — весело сказала она, целуя его в щеку, — и весьма драматическим эффектом.
— Боюсь, он не вполне дотягивает до твоего уровня.
— Ты мне льстишь.
— Не умышленно, — сухо произнес он.
— Откуда ты взял деньги?
— Я говорил тебе вчера, что я игрок — но к началу этой недели я ощутил некоторую нехватку наличных. К счастью, одна моя знакомая леди уплатила старый долг.
Тиффани уставилась на него широко открытыми глазами.
