Тилли Бэгшоу
Сидни Шелдон. Узы памяти
© Sheldon Family Limited Partnership, successor to
the rights and interests of Sidney Sheldon, 2013
© Издание на русском языке AST Publishers, 2015
* * *
– Что-то еще, министр внутренних дел?
Алексия де Вир улыбнулась. «Министр внутренних дел». Самые прекрасные слова в английском языке. Если не считать «премьер-министра», разумеется.
Новая суперзвезда партии тори мысленно рассмеялась над собой. «Не все сразу, Алексия. Шаг за шагом…»
– Нет. Спасибо, Эдвард. Если понадобитесь, я вас позову.
Сэр Эдвард Мэннинг, кивнув, вышел. Старейший государственный служащий и бастион вестминстерского политического истеблишмента Мэннинг был высоким, седым и таким же негнущимся, как спичка. На ближайшие месяцы сэру Эдварду предстоит стать ближайшим компаньоном Алексии де Вир. Его дело – советовать, предупреждать, умело вести по лабиринту политических интриг и амбиций в министерстве внутренних дел. Но сейчас, в первые часы своей деятельности, Алексия де Вир хотела побыть одна, без свидетелей насладиться сладким вкусом победы, посидеть и понежиться в лучах своей власти. Что ни говори, а она это заслужила.
Встав из-за письменного стола, министр стала обходить новый офис, огромное помещение, почти на вершине одной из готических башен Вестминстерского дворца. Интерьер был не столько роскошен, сколько функционален. Пара одинаково уродливых коричневых диванов (их нужно убрать), простой письменный стол со стулом на другом конце и книжный шкаф, набитый пыльными, ни разу не раскрытыми томами по политической истории. Но все это казалось не важным и ненужным, стоило лишь обозреть расстилавшийся за окнами вид. Слово «великолепный» казалось жалким описанием панорамы Лондона за высокими, от пола до потолка, окнами. Тут было все – от башен Кэнери-Уорф на востоке до особняков Челси на западе. Вид, говоривший только об одном: власть.
Власть, отныне принадлежавшая ей.
«Я министр внутренних дел Великобритании. Второй по важности и значению член правительства ее величества».
Как это случилось? Как незначительный и к тому же крайне непопулярный заместитель министра тюрем[1] ухитрилась перескочить через головы других достойных кандидатов постарше и заполучить столь престижную должность? Бедняга Кевин Ломакс, министр торговли и промышленности, скрежетал пожелтевшими от кофе зубами.
При этой мысли у Алексии стало тепло на душе. «Старое чванливое ископаемое. Списал меня со счетов сто лет назад. И кто смеется последним?»
Пригвожденная к позорному столбу прессой за богатство, аристократическое происхождение и прозванная в таблоидах железной леди, Алексия представила в парламент билль судебной реформы вынесения приговоров и наказаний, разгромленный членами парламента, принадлежавшими к обеим партиям, и заклейменный как «безжалостный и жестокий». Приговоры без права на условно-досрочное освобождение уместны в Америке, варварской стране, где все еще казнят осужденных. Но здесь, в цивилизованной Великобритании, это не пройдет. По крайней мере так говорят. И все же, получив хороший пинок, все проголосовали «за».
«Трусы. Трусы и лицемеры, все до одного».
Алексия де Вир знала, насколько непопулярной стала из-за этого билля. Непопулярной у коллег, у прессы, у избирателей с низкими доходами. Поэтому была шокирована не меньше остальных, когда премьер-министр Генри Уитмен назначил ее министром внутренних дел. Однако она недолго раздумывала над своим назначением. Главное – сам факт. Остальное роли не играет.
Алексия вынула из коробки несколько семейных фотографий. Она предпочитала не смешивать работу и частную жизнь, но в наши дни очень модно быть чувствительной и сентиментальной, а держать на столе семейные снимки стало почти обязательным.
Ее дочь Рокси в восемнадцать лет. Белокурая головка откинута, улыбающееся лицо светится весельем. Как Алексии не хватает этого смеха! Снимок, конечно, сделан до несчастного случая.
Несчастный случай…
Алексия ненавидела этот эвфемизм, стремление приукрасить попытку самоубийства, прыжок с третьего этажа, навсегда приковавший Рокси к инвалидному креслу. По мнению Алексии, надо называть вещи своими именами, но Тедди, ее муж, настоял на своем.
«Дорогой Тедди. Он так деликатен».
Алексия с улыбкой поставила рядом с фото дочери портрет Тедди, ничем не выдающегося грузного мужчины средних лет с редеющими волосами и вечно красным лицом. Тедди де Вир, похожий на уютного плюшевого мишку, с сияющей улыбкой смотрел в камеру.
«Без него моя жизнь была бы совершенно иной. Я стольким ему обязана!»
Конечно, Тедди не единственный, кому Алексия была обязана своим везением. Был еще и Генри Уитмен, тори и новый премьер, самовольно назначивший себя ее политическим ментором. А где-то далеко-далеко был еще один человек. Славный человек. Тот, кто очень помог ей.
Но она не должна о нем думать. Не сейчас. Не сегодня.
Сегодня день триумфа, праздник. Времени на сожаления не остается.
На третьем снимке был Майкл, сын Алексии. Как красив этот мальчик с темными локонами, сланцево-серыми глазами и лукавой улыбкой, способный растопить любое женское сердце! Иногда Алексия думала, что Майкл – единственный человек на свете, которого она любила преданно и безусловно. Когда-то Рокси тоже входила в эту категорию, но возникшая между ними распря непоправимо отравила их отношения.
После фотографий настала очередь поздравительных открыток, прибывавших непрерывным потоком, с тех пор как два дня назад объявили о шокирующем назначении Алексии. Большинство было скучными официальными приветствиями от лоббистов или постоянных парламентских зевак с изображением бутылок шампанского, льющейся из горлышек пеной или бездарных цветочных натюрмортов. Но одна привлекла взгляд Алексии. На фоне американского флага была золотом выведена аляповатая надпись: «Ты скала!»
Алексия развернула открытку.
«Поздравляю, дорогая Алексия! Так взволнована и так горжусь тобой! С любовью. Люси. Целую».
Алексия широко улыбнулась. У нее было очень мало подруг… вообще очень мало друзей, но Люси Мейер являла собой подтверждающее правило исключение. Соседка по Мартас-Вайнъярд, где у Алексии был летний домик (Тедди влюбился в остров, еще учась в Гарвардской школе бизнеса), – Люси Мейер стала ей почти сестрой. Типичная домохозяйка, хотя очень обеспеченная, и такая же типичная, как яблочный пирог, американка. Ребячливая и одновременно обладающая сильнейшим материнским инстинктом, она была из тех женщин, которые ставят в электронных письмах множество восклицательных знаков и пишут «i» не с точкой, а с кружочком наверху. Сказать, что у Люси Мейер и Алексии де Вир мало общего, все равно что не сказать ничего. И все же дружба обеих женщин, закаленная за многие летние месяцы, прошедшие в Мартас-Вайнъярд, пережила все подъемы и спады безумной политической жизни Алексии.
