Покрепче перехватив набалдашник красивой резной трости, Хэтти первой двинулась к стеклянным двойным дверям демонстрационного зала. Ее осторожные движения говорили о старческой хрупкости костей и не слишком хорошем вестибулярном аппарате.
– Рад был помочь, мисс Вудс.
– Мне неловко признаться, но когда я впервые о вас услышала, то преисполнилась скептицизма. Прежде я не прибегала к услугам экстрасенсов, больше надеялась на мнение, так сказать, друзей по интересам. Коллекционировать старинные предметы искусства – дело рискованное, но мне бы и в голову не пришло обратиться за помощью к парапсихологу.
– Вы не одиноки в этом мнении, – с деланной горечью заметил Джонатан. – В мире не так уж много людей с непредвзятым взглядом на вещи, открытых для новых идей. Для большинства метафизика – предмет для насмешек.
– Ну, не для меня, – заверила Хэтти с довольной улыбкой. – Смело могу назвать себя человеком именно с непредвзятым взглядом на вещи. Метафизикой увлекаюсь много лет и, признаться, считаю себя довольно начитанной. Но мне еще не приходилось видеть на практике применение парапсихологии.
– Психометрии, – учтиво поправил Джонатан, придерживая для старой дамы створку двери. – Это редчайшая область экстрасенсорики.
– Нет, отчего же! – возразила Хэтти, не забыв смягчить выражение лица и изящно склонить голову, ступая на тротуар одной из оживленных центральных улиц Сан-Франциско (для нее давно стало делом чести всегда держаться, как подобает настоящей леди). – Если подумать, у большинства из нас есть хотя бы зачатки вашего дара. Ведь сплошь и рядом случается, что в незнакомом помещении нас охватывает особое чувство, как если бы душой мы прикоснулись к неведомому. А старинные предметы как бы окружены… окружены…
– Аурой? – подсказал Джонатан.
– Да, да, вот именно аурой! – просияла Хэтти. – Лучшего определения не сыскать. Они как бы живут своей собственной жизнью, старые вещи, и это делает их по-своему одушевленными. Потому мы и способны соприкоснуться душой с тем, что давно миновало. Полагаю, в вашем случае это не просто зачатки, а вполне развитый дар.
– Которым я был счастлив воспользоваться в вашем случае.
– Благодарю и обещаю, что впредь буду прибегать к нему каждый раз.
Старая дама чуть кивнула в знак прощания и засеменила к черному «линкольну», припаркованному напротив входа. Совершенно квадратный здоровяк в черном костюме, который только что не трещал на нем по швам, поспешно открыл Хэтти заднюю дверцу. Улыбнувшись ему ровно в той степени, в какой следует улыбаться слуге, старушка уселась в свой личный экипаж. Прежде чем дверца была захлопнута, Хэтти подняла в прощальном жесте сухонькую руку, унизанную драгоценностями на целое состояние.
«Старая дура», – снова подумал Джонатан, обнажая зубы в любезной улыбке.
Он не досадовал на Хэтти хотя бы потому, что обобрал ее. Со стариками это было просто, особенно с одинокими. Лекарства, хронические болезни, а главное, прогрессирующее слабоумие – все это играло ему на руку и составляло чуть не девяносто процентов успеха.
Тем временем здоровяк, спеленатый костюмом, как смирительной рубашкой, занял место за рулем «линкольна» и осторожно вывел массивный автомобиль на проезжую часть улицы. Джонатан продолжал улыбаться вслед, уже от души.
Когда «линкольн» скрылся из виду, он уселся в свой «ягуар», поправил волосы перед зеркальцем и начал прикидывать сегодняшний барыш. Удачный денек, ничего не скажешь. Он с удовольствием представил себе, как денежки Хэтти Вудс пополняют его счет.
Смешно было даже говорить о какой-то подлинности пресловутого столика. Тот был сработан не далее как месяц назад на крохотном заводике в Европе, где обосновалась группа исключительно ловких умельцев, настоящих знатоков своего дела. Настолько ловких, что им удавалось дурачить даже экспертов, например из «Аустри-Пост».
Понятно, что такое везение не может длиться вечно, но пока все шло отлично.
Джонатан был исключительно важной фигурой в этом бизнесе. Во-первых, подыскивал достаточно простодушного клиента. Во-вторых, обеспечивал, чтобы клиент оказался перед нужным предметом в нужный момент, то есть между первоначальной экспертизой и повторной, если возникнут сомнения в подлинности. Опоздание было столь же чревато провалом, как и спешка. Также нельзя было допустить, чтобы подделка попала не в те руки: ведь были эксперты (немного, по самым последним сведениям, но были), способные заметить тончайшие просчеты, свойственные даже самой совершенной копии.
Иначе говоря, на Джонатане лежала задача сбывать продукцию таким образом, чтобы она и не задерживалась в демонстрационных залах, и не привлекала слишком пристального внимания (как раз поэтому не воспроизводились ни уникальные вещи, ни вещи потрясающей красоты).
История с Хэтти Вудс была классическим примером удачного мошенничества и в то же время шла рангом выше. До сих пор Джонатану не удавалось сорвать такой куш за всю его карьеру афериста. Он, что называется, шел на подъем вместе с ценами на антиквариат, не просто богатея, но и пробираясь во все более избранный круг. Рынок работал на него. Приходилось уже подумывать о том, как распорядиться деньгами. Возможно, стоило открыть офшорный счет, как подобает настоящему крупному дельцу.
Веста Бриггз стояла посреди просторного двухэтажного помещения и в одиночестве упивалась умиротворяющей атмосферой прошлого. Если бы не тяжелая стальная дверь с электронным замком и не полное отсутствие окон, невозможно было бы даже предположить, что (вопреки полам из полированного гранита и темному дереву стен) это, в сущности, элегантно оформленный подвал.
Застекленные стеллажи вздымались до самого потолка и хранили за своими дверцами бесценную коллекцию старинных шкатулок – сотни и сотни, а может, даже более тысячи. Начало ей было положено очень давно, много лет назад, когда Веста наконец смирилась с мыслью, что у нее нет и не будет в жизни ничего и никого, кроме «Шатлейна».
Сейчас она стояла, понемногу поворачиваясь, полной грудью вдыхая аромат старины, находя величайший возможный комфорт в неизменности прошлого. Ее словно окружала волшебная страна, навеки застывшая в своем совершенстве, мир, где время остановилось и куда можно было снова и снова входить без страха обнаружить неприятные перемены. Она смаковала, как вино, холодный отблеск полировки и изящество линий. Все это принадлежало ей: крепкие дамасские сундучки шестнадцатого века; элегантные шкатулки для драгоценностей семнадцатого; позолоченные туалетные приборы, некогда украшавшие будуары придворных дам и куртизанок девятнадцатого; изысканные резные ларцы для писчих принадлежностей начала восемнадцатого. Каждая из этих драгоценных безделушек была задумана и создана, чтобы беречь чьи-то тайны или ценности. У каждой был хитроумный замочек.
