– Что случилось?
– Не телефонный разговор. В общем, я еду.
Да что за напасть такая! Кругом какие-то тайны, недомолвки, проблемы... Как будто мало мне Архипова!
До дома я доехала в рекордно короткие сроки, невзирая на дорожные заторы. Маленькая послушная машинка в наших вечных пробках – то, что доктор прописал. Когда я припарковалась, Флоранс уже стояла возле своего новенького «ниссана» цвета сливок и как-то нервно курила.
– Привет! Ты меня пугаешь, подруга. В чем дело?
– Может, зайдем к тебе? Страшно хочу кофе! Там и поговорим.
До подъезда было идти всего-то десять метров, но мы произвели фурор. Точнее, Флоранс произвела, ибо к моей рыжей шевелюре и полосатому шарфу соседи давно привыкли. А на подругу дружно сворачивали шеи и косились: мужики – восторженно, тетки – с подозрением во взгляде.
А все потому, что Флоранс была мулаткой. Кожа цвета молочного шоколада, ореол кудряшек вокруг лица и огромные черные глаза производили на окружающих незабываемое впечатление. Плюс ко всему одевалась она очень элегантно; не один и даже не два десятка мужчин хватил бы удар при виде этакой дивы, уверенно выступающей на высоченных каблучках. Она носила узкие шелковые юбки, жакеты в стиле Шанель, дорогие шубки и сумочки. В общем, я в своих вечных штанах и бесформенных свитерах порой чувствовала себя рядом с ней очень неловко.
Очутившись в квартире, Флоранс первым делом кинулась на кухню и зазвенела там посудой. Я заглянула в дверь: подруга трясущимися руками насыпала в чашки растворимый порошок. Вид у нее был взволнованный и бледный.
– Если ты сию минуту не скажешь мне, что случилось, я тебя покусаю. Или в крайнем случае не дам выпить кофе. Господи, да сядь ты и скажи толком, что происходит!
Флоранс плюхнулась на диванчик и похлопала рядом: присаживайся, мол.
– Ты газеты по утрам не читаешь?
– Не читаю, а что такое? – вслед за ней разволновалась и я.
– Оно и видно. В общем, сегодня я прочла заметку... Крошечную такую... Только ты не нервничай, ладно? А валерьянка у тебя есть?
Я метнула в нее уничтожающий взгляд, и подруга торопливо сказала, опустив глаза:
– Вчера вечером в Москве-реке выловили утопленника. Мужчина в замшевой куртке, шелковом шарфе. У него была такая характерная печатка на пальце и крестик очень приметный... Стаська, это, наверное, Архипов.
Ужасная новость доходила до меня с большим трудом. Утопленник, Москва-река, украшения... Верно, крестик и печатка были гордостью Архипова, он никогда с ними не расставался с тех самых пор, как купил в какой-то крошечной антикварной лавочке в Питере. Флоранс скорбно смотрела в пол, а мне в сердце словно кусок льда вонзили.
Архипов... Генка... Что же с тобой произошло?
Неужели мой ребенок вырастет без отца?
Ох черт...
– Стась, давай валерьянки накапаю, – тоскливо предложила подруга. – Я покурю, ты не возражаешь? Что-то мне тоже нехорошо.
Мы на пару выпили валерьянки, Флоранс закурила.
– У тебя газета с собой? – спросила я.
– С собой, но ты уверена, что хочешь?..
– Не хочу, но знать-то надо.
– Лучше я тебе своими словами перескажу, – решительно отказалась Флоранс. – Там еще и фотография прилагается.
– Ты что, его узнала?
– Лица не видно, Стась, но очень, очень похож. Телосложение, рост, куртка эта и его пижонский шарф. Помнишь, ты мне сама рассказывала, что Архипов очень любит... любил такие аксессуары, чтобы подчеркнуть свою богемность...
Ну да, любил, и печатку эту с агатом, и крестик антикварный... Бедный Архипов!
– Как он утонул? Пьяный, что ли, был?
– Судя по всему, он умер насильственной смертью, – уже шепотом произнесла Флоранс.
Я таращилась на нее как баран на новые ворота, пытаясь переварить информацию.
– Как это?!
– Вряд ли он сам разбил себе череп чем-то тяжелым, а потом утопился, привязав к ноге камень. Если уж Архипов и решил свести счеты с жизнью, то мог бы выбрать менее хлопотный способ, – сказала Флоранс, а потом, увидев мое лицо, накапала еще валерьянки. – А ну выпей, ты совсем белая!
– Отстань от меня со своей валерьянкой! Не могу поверить. Архипов убит? Ты уверена?
– Стась, в газете написано, ему разбили голову и лицо...
– О Господи! – простонала я, закрывая лицо руками. – Ну почему, почему?..
Флоранс всхлипнула, неловко обняла меня, пытаясь утешить. Добрая моя подруга.
– Не могу поверить. Убили, а потом бросили в реку... Фло, это все Камилла, я уверена! Та девка, которую он рисовал. Надо срочно ехать в милицию! Нет, лучше позвонить. Дай мне телефон... Погоди, сначала позвоню Ромке, он должен быть в курсе. О нет, а как же его родители?!
Представив, в каком состоянии сейчас пожилые родители Архипова, я не выдержала и разревелась. Он был у них единственным поздним ребенком, драгоценным сыночком, над которым они тряслись как над сокровищем. А как я скажу Шурке?
Только через полчаса я сумела прийти в себя настолько, чтобы позвонить Ромке без рыданий и истерических всхлипываний. Но трубку он не взял. Включился автоответчик, на который я наговорила просьбу немедленно со мной связаться. Потом с внутренним содроганием набрала номер стариков, но и там работал автоответчик.
Что делать?
Флоранс смотрела на меня полными слез глазами, явно придумывая, чем она может помочь. А чем тут поможешь?
– Давай кофе выпьем, – предложила я. – Только сварим нормальный...
Подруга поспешила к плите, а я тем временем снова набрала номер Ромки. Как ни странно, он ответил. Усталым, равнодушным голосом, почти без эмоций, так что я даже не сразу поняла, кто говорит.
– Привет, Стась. Ты уже в курсе?
– Да, моя подруга прочитала в газете...
– Извини, я сейчас не могу говорить. Давай попозже созвонимся.
– Ром, пожалуйста, удели мне две минуты! – взмолилась я. – Мне почти ничего не известно. Как это произошло? Его и правда убили? Ты был в милиции? Как родители?
– Не знаю я, кто, как и почему! – отозвался он тоскливо. – Мне сообщил его отец, вчера вечером им позвонили из милиции. Сопоставили описание его одежды и этих, как их там... аксессуаров с тем, что мы указывали в заявлении на розыск. Мать в больнице. Предынфарктное состояние. Отец еле держится, пьет успокоительное. Я сейчас с ними...
– Господи... Я могу чем-то помочь?
– Сиди дома, не беспокойся. Я позвоню тебе, как только появится что-то конкретное. А Шурка как?
– Еще не знает, – сказала я, чувствуя, как неприятно ноет сердце. Ума не приложу, как я буду объясняться с ребенком.
– Ладно, держись. До связи.
И он отключился, не дожидаясь моего ответа. Флоранс поставила передо мной чашку дымящегося кофе. И в эту минуту зазвонил телефон.
– Могу я услышать Станиславу Подгорную? – спросил меня официальный женский голос.
