— Интересно, что она писала в последнее время? — Поздняков выглядел потрясенным. — Не знаете, у нее осталась какая-нибудь незавершенная рукопись?
— Она со мной на этот счет не делилась. Наверное, вам стоит спросить у следователя — он весь дом обшарил — или у Ларисиной сестры. Хотя ей, по-моему, на рукописи наплевать. Интересно, как она поступит с авторскими правами, ведь, по идее, они должны перейти к ней? — озадаченно произнес Воскобойников.
— А вы случайно не знаете, кто перепечатывал Ларисе ее рукописи? — неожиданно осенило Позднякова.
— Что?.. А, не знаю, — похоже, Гелий Андрианович уже порядком устал от разговора и начинал постепенно тяготиться обществом Позднякова. Во всяком случае, он уже открыто позевывал и поглядывал на часы. А у Позднякова осталось еще немало вопросов.
— Послушайте, Гелий Андрианович, раз уж вы оказали мне такую любезность…
— Валяйте, валяйте, — усмехнулся Воскобойников, — догадываюсь, к чему эти реверансы, — хотите знать, что я делал в воскресенье. Извольте, у меня секретов нет. Весь день я провел у реки: есть у меня, знаете ли, такая стариковская причуда шляться по живописным окрестностям. В семь, точнее — на электричке 19.47, я уехал в Москву, где пробыл до второй половины дня понедельника. Почему уехал на электричке? Да потому, что мой «Фольксваген» забарахлил во время предыдущего приезда, и я оставил его в своем московском гараже. Слава Богу, мой сосед по лестничной площадке, отличный автомеханик, выручил и на этот раз. Кажется, я все изложил самым подробным образом. Захотите подтверждений, милости прошу по моему московскому адресу. По крайней мере десяток человек подтвердит вам то, что я вам сообщил. Достаточно?
— Более чем, — отозвался Поздняков. — Кажется, теперь моя очередь давать показания, поскольку я тоже в вашем списке?
— Нет уж, увольте старика. Пожалуй, мне пора отдохнуть после тяжелого дня.
Воскобойников и правда заметно сдал прямо на глазах: лицо посерело и осунулось.
Позднякову ничего другого не оставалось, кроме как вежливо откланяться и спросить разрешения при необходимости еще раз прибегнуть к помощи Гелия Андриановича. Тот развел руками:
— Разумеется. К тому же не исключено, что я еще что-нибудь вспомню. Все-таки сегодня такой день, что не трудно и запамятовать.
Воскобойников проводил Позднякова до калитки, а тот, прежде чем попрощаться, задал ему все-таки мучивший его вопрос:
— Скажите-ка, Гелий Андрианович, а со следователем, который занимается Ларисиным делом, вы делились своими размышлениями?
— С этим юнцом? — Воскобойников весьма нелицеприятно отозвался о каком-никаком, но все же коллеге Позднякова. — Да зачем ему? Не будет он себе голову забивать моими теориями. Может, он и прав?
Поздняков вышел за ворота дачи Воскобойникова и набрал в легкие побольше свежего воздуха, настоянного на запахах листвы и цветов. Сел в машину, завел мотор, развернулся, бросив на прощание последний грустный взгляд на возвышавшийся за каменной оградой белый дом Ларисы. И подумал: кто знает, вдруг где-то там еще мечется и тоскует отчаянная и неприкаянная душа Ларисы?
Поздняков устроил-таки поминки по Ларисе, но позже — после того, как отогнал машину в гараж и выслушал очередные жалобы соседей снизу на то, что он их затопил. Эта дурацкая история тянулась уже больше года — с тех самых пор, как в квартиру под ним въехали новые жильцы. Похоже, у этих, новеньких, вселенские потопы были чем-то вроде навязчивой идеи, ибо претензии Позднякову они предъявляли с завидной регулярностью — ни разу, однако, не позволив ему собственными глазами убедиться в их достоверности. Вот и сегодня они спешно захлопнули дверь перед его носом, едва только он заикнулся о желании посмотреть, как именно он залил нижнюю квартиру на этот раз. Самое смешное, что поначалу он переживал, принимал их жалобы близко к сердцу, даже прилежно облазил на животе ванную, тщательно проверяя трубы, — но, так и не обнаружив и намека на протечку, махнул рукой. Просто старался не попадаться на глаза мнительным соседям, но, к сожалению, сие удавалось не всегда.
Дома он достал из холодильника бутылку «Столичной», которую держал на случай неожиданных гостей, порубил, точно шашкой, крупными кусками колбасу, наполнил стопку и выдохнул:
— Прощай, Лариса Петровна…
На этот раз водка пошла заметно лучше, просто как по маслу. Он жадно откусил кусок колбасы и торопливо наполнил стопку вновь, торопясь поскорее дойти до кондиции. Странно, но постепенно увеличивающаяся концентрация алкоголя в крови отнюдь не способствовала желанному забытью. Мысли возвращались к событиям последних дней и к рассказу Воскобойникова.
«Значит, Лариса загнала сама себя?» В голове вертелась идиотская фраза: «Загнанных лошадей пристреливают… Кажется, так назывался фильм, который я не удосужился посмотреть. Может, в словах этого самого Гелия и было какое-то рациональное зерно». Поздняков резко обернулся и взглянул на верхние полки книжного шкафа, где глянцево отсвечивали корешки красочно изданных книг Ларисы Кривцовой. Безусловно, он предполагал, что за искрометной легкостью, с которой они читались, таился очень серьезный труд, но чтобы он мог привести к самоубийству…
Поздняков встал и, сильнее обычного прихрамывая на больную ногу, — сказывались и усталость, и изрядная доза алкоголя — подошел к шкафу и вынул из него первую попавшуюся книжку. Она раскрылась на середине, где в качестве закладки лежала вырезка из газеты с одним из Ларисиных интервью. Газета была давняя, интервью называлось: «Женщина, которая творит».
Поздняков улегся на диван и принялся читать, при этом его не покидало ощущение, будто он делал это впервые. Корреспондентка по фамилии И. Ведерникова задавала на редкость скучные, трафаретные вопросы типа: «Ваши планы на будущее?», или «Что вы больше всего цените в людях?», или «Вы счастливый человек?» — на которые Лариса умудрялась давать интересные, нестандартные ответы.
Поздняков как будто слышал ее низкий грудной голос:
«Счастлива ли я? Да, я самый счастливый человек на свете, потому что могу жить, не обжигая ступни своих ног о грешную землю. Я как бы пребываю в своей выдуманной реальности, в которой есть все, что мне нужно. Нет ничего такого, чего бы я не могла вообразить. Ну, какой реальный мужчина, скажите, способен сравниться с тем, кого я нарисую в воображении? Воображение — мощная сила, и тот, кто умеет с ним управляться, как с необъезженным скакуном, непременно обретет счастье».
Поздняков захлопнул книжку: где-то внутри его зазвучали совсем другие слова, которые он слышал недавно — и недели еще не прошло: «Никогда не думала, что меня будут так ненавидеть». И еще: «Считай, что я тебя наняла частным детективом на случай собственной неожиданной смерти». Он вздрогнул и, перевернувшись, уткнулся лицом в душную синтетическую обивку дивана, несколько раз в бессильной ярости зачем-то ударив по ней кулаком. Лариса, державшая его на коротком поводке при жизни, не отпускала его и теперь — после смерти. Он знал, что не успокоится, пока не будет точно знать, отравилась ли она по своей воле или ей все-таки кто-то помог. Какой бы она ни была в действительности, эта загадочная, как сфинкс, Лариса Кривцова, теперь он просто обязан раскрыть тайну ее смерти.
