Учитывая все эти соображения, новый скандал в прессе Максу Русселю-младшему был совершенно не нужен.
В собственной ванной он застал изумительную картину: спасенная им девушка замывала пятна на платье, склонившись над раковиной. Из одежды на ней были только крошечные трусики и бюстгальтер, кружева которого красиво выделялись на загорелой коже.
Макс кашлянул, и она испуганно оглянулась.
Он невозмутимо протянул ей туфельку:
-Обувь для Золушки.
Девушка спросила с тревогой:
-А этот парень, он хоть жив?
-Жив. Им уже занимаются вовсю. И полиция, и врачи. Давай-ка, кстати, займемся твоей раной.
Он повернул ее к свету. Как и предполагал, порез оказался пустяковым.
Макс вынул из аптечки пузырек с перекисью, и неожиданно девушка схватила его за запястье. В темных глазах плескался испуг.
-Ты боишься, что ли? Это - просто перекись, пощиплет немного, и все...- Он терпеливо ждал, когда она выпустит его руку. - Ну, хочешь, я подую, чтоб меньше попало? Мама в детстве мне так делала...- и засмеялся: - Тебя сегодня едва не изнасиловали и вполне могли убить. Вела ты себя очень достойно: не рыдала, не ныла, и, самое главное, смогла вовремя смыться с места преступления. И туг вдруг выясняется, что ты боишься простой перекиси?
Пристыженная, она выпустила его руку.
-Понимаешь, у меня мама врач, и я с детства видела, как она делает всякие уколы и перевязки, но никогда не могла к этому привыкнуть. Б-р-р! - она передернулась.
-Расслабься...
Макс аккуратно отмыл кожу вокруг пореза. Рана выглядела чистенько, и он быстро закончил.
Пристроил пузырек с перекисью на полку, насмешливо спросил:
-Ну что, не умерла?
И только тут заметил, что девушка так и стоит перед ним, полуобнаженная. В глазах ее, вместо страха, плескалась темнота... Макс был достаточно опытен, и сразу понял, что эта темнота означает.
Он протянул руку и прикоснулся к ее щеке, погладил и запустил пальцы в волосы. Девушка закрыла глаза и замерла.
В конце концов, она только что пережила сильный испуг, и, возможно, в близости с ним ищет возможность забыть о том, что час назад ее пытались изнасиловать. И вполне возможно, что она не хочет именно его, Макса, но и остаться одна этой ночью тоже не может...
Макс был обыкновенным молодым мужиком, и его недолго занимали все эти размышления. Он шагнул к девушке, наклонился над лицом и прижался к губам. Ощутив под ладонями атласную гладкость кожи, вдруг завелся...
Спустив бретельки, он освободил ее грудь. После этого оставаться в ванной оказалось уже невозможно.
Подхватив под колени, понес девушку в спальню. По дороге она неожиданно как будто пришла в себя, и даже попыталась высвободиться.
Он остановился, глухо спросил:
-Что-то не так?
Она уткнулась лицом ему в грудь:
-Голова кружится...
И он с облегчением засмеялся:
-Ну и хорошо. Я знаю замечательное средство от головокружения...
Интересно, какой химический состав имеет кровь молодой двадцатилетней женщины, когда в ней намешаны давняя, еще детская любовь, недавнее сильное переживание и все это разбавлено превышающей все возможные ПДК дозой гормонов?
Ну-да, наличие такого состава в крови несовместимо с жизнью, и мир вокруг Марьяны разорвался на тысячи мелких осколков, и все это было похоже на праздничный фейерверк, когда-то в детстве виденный ею в темном московском небе...
Она открыла глаза. В номере было тихо, и она почувствовала непривычную тяжесть, и поняла, что Макс во сне положил на нее тяжелую руку...
Вчера (или это было сегодня, она просто не могла сообразить толком!) он обнимал и целовал ее, и потом все было так замечательно, и он не выпустил ее из рук, и сгреб в охапку, когда она попыталась отодвинуться, и уткнулся носом в ее затылок, и они так и уснули...
Марьяна хотела повернуться, но ей было жалко: вдруг он проснется, и отодвинется от нее, и уже не будет возможности лежать рядом, прижимаясь к нему всем теплым со сна телом...
Видимо, она его все-таки разбудила, потому что Макс сильнее прижал ее, и рука его скользнула под простыню, и легла на бедро Марьяны, а потом и вовсе он повернул ее к себе. Стянув простыню, начал снова свои колдовские поцелуи, и Марьяна опять потеряла восстановившуюся, было, способность соображать...
Сердце ее стучало, как сумасшедшее, и мешало слушать нежности, которые он шептал ей, и от которых у нее кружилась голова...
И все-таки до нее донеслось имя, которое он произнес в ту секунду, когда контролировать себя уже не мог...
Это было имя другой женщины.
Макс уснул, уткнувшись носом в ее волосы. Марьяна осторожно высвободилась, проскользнула в ванную.
Она не плакала. Молча стоя под душем, ожесточенно тела и терла кожу пенной губкой, как будто надеялась смыть с себя поцелуи, украденные у другой женщины...
Завернувшись в полотенце, посмотрелась в зеркало: порез окончательно затянулся и был почти незаметен.
Рана в душе причиняла ей гораздо более сильную боль...
Платье, в котором она была вчера, высохло, и Марьяна натянула его. Конечно, оно было безнадежно испорчено, но по случаю раннего времени никто к ней приглядываться не будет.
Она подобрала волосы и огляделась: туфли, сумка... Кажется, все.
Поколебавшись ровно одно мгновение, она вынула из сумочки крошечный блокноте золоченым обрезом. Раньше она почему-то романтично представляла, что блокнот в сумочку вложили для записи кавалеров на танец (очень нужная в наши дни вещь!!), однако вот пригодился же...
Марьяна взяла золоченый карандашик и твердо вывела:
«Спасибо за все. Надеюсь, что по моей вине у вас не будет неприятностей.»
Подумав, мрачно улыбнулась и добавила:
«Привет Корин. М.»
С горечью подумала, что Макс даже не поинтересовался, как ее зовут...
Макс спал, и она оставила записку под его бумажником.
Тихо прикрыв за собой дверь, покинула номер. Так никого и не встретив, без проблем добралась до своей комнаты, переоделась в светлый дорожный костюм.
Сборы были недолгими, и уже через несколько минут Марьяна спустилась в вестибюль.
Консьерж вежливо попрощался с ней и проводил к дверям, профессионально доброжелательно улыбаясь. А может быть, и не профессионально, а от души: девушка была очень красивая, и консьерж залюбовался ее тонкой фигурой. Неожиданно взгляд его утратил утреннюю безмятежность...
Марьяна не заметила, что он внимательно посмотрел на ее туфли. После возвращения к конторке он придвинул к себе клавиатуру, нашел по номеру и запомнил имя: Мари Лотнер.
Его внимание было вознаграждено сторицей: за полчаса до окончания его смены, в вестибюле появился встрепанный Макс Руссель. Оглядевшись, он подошел к консьержу.
