– Итак, он виновен. Это значит, что его жена мертва?
Со статистикой я знакома. И девяносто пять процентов требовали громко ответить «да». Но я отказывалась работать с такими предположениями.
– Ну, это еще нужно выяснить. А парень хорош. Всего пару раз спутал времена глаголов, что навело меня на мысль: он знает, что его жены нет в живых. А еще он ни разу не назвал ее по имени.
– Это плохо, – обеспокоенно заметила Куки.
– Если бы я не чуяла вину из каждой его поры, то купилась бы на всю эту ложь.
– А я купилась.
Я признательно улыбнулась:
– Ты всегда покупаешься. Потому что видишь в людях только самое лучшее. Поэтому мы так замечательно ладим. Сквозь мое обаяние и поразительную красоту ты просто-напросто не можешь рассмотреть настоящую меня.
– Еще как могу. Но мне всегда было ужасно жаль умственно отсталых. Мне кажется, вы, ребята, заслуживаете такого же шанса на нормальную жизнь, как и все остальные.
– Это так мило, – я захлопала ресницами, как черлидерша на метамфетамине.
Она пожала плечами:
– Стараюсь оказывать положительное влияние на тех, кому повезло меньше.
И тут меня осенило:
– Дерьмо.
– Что?
– До меня только что дошло.
– Опять забыла надеть трусы?
Я решительно уставилась на Куки.
– Если добрый доктор виновен, то почти наверняка попытается меня пришить. Причем скоро. Может быть, тебе захочется принять какие-нибудь меры предосторожности.
– Поняла. С чего начнем?
– С кевларовых бронежилетов, наверное. Ну или хотя бы с перцовых баллончиков.
– Буду иметь в виду. – Куки посмотрела мимо меня в сторону моего кабинета. – Привет, мистер Дэвидсон.
Я повернулась и увидела папу. Он зашел через внутреннюю лестницу. И это ничего, если учесть, что все здание принадлежит ему. Высокая худая фигура, казалось, немного ссутулилась. Светлые волосы выглядели лишь слегка причесанными, веки под воспаленными глазами приобрели фиолетовый оттенок. Совсем не симпатичный, а такой, какой бывает у людей в депрессии.
Недавно по его милости меня чуть не убили, поэтому отношения между нами уже не были прежними. Один из заключенных, которого папа упек за решетку, когда работал детективом, условно-досрочно вышел и решил свести с ним счеты, охотясь на его семью. Чтобы спасти мою сестру и мачеху и не дать ему возможность воплотить в жизнь подлый план расплаты, папа практически нарисовал мишень у меня на спине. Но проблема не в этом. А в том, что, надеясь перехватить убийцу раньше и почти буквально послав его ко мне, он ни слова мне не сказал. Что делало меня, по сути, беззащитной. Правда, папа посадил мне на хвост Гаррета Своупса. И этого было бы достаточно даже для президента, если бы тот вознамерился выступить перед НСА [7] с призывом отказаться от огнестрельного оружия. Но в тот день за мной следил другой назначенный Гарретом парень, решивший выпить кофе в тот самый момент, когда бывший зек развернул свою веселенькую убийственную акцию. В качестве наглядного доказательства могу привести омерзительный шрам на груди. Или могла бы, если бы не исцелялась так быстро. Видимо, бонус для ангела смерти.
На подобные семейные недомолвки трудно смотреть сквозь пальцы. И все-таки я была готова оставить прошлое в прошлом, однако чувство вины, которым веяло от папы, словно оно уже было запатентованным одеколоном, постоянно напоминало о случившемся и будто не давало ему сблизиться со мной, как раньше. Казалось, он сам себя не мог простить. И его чувство вины имело свои последствия, как и любое другое чувство вины.
Поэтому я не могла точно сказать, была ли сильная эмоция, которую сейчас излучал папа, побочным продуктом тех событий, или это было что-то совершенно новое и улучшенное – без консервантов, наполнителей и искусственных красителей. Он заметно хмурился. Может, у него изжога. Хотя скорее всего он слышал разговор о перцовых баллончиках.
– Привет, пап. – Я подпрыгнула и поцеловала ворчливого медведя, которым он прикидывался, в колючую щеку.
– Мы можем поговорить, милая?
– Конечно. Я скоро буду, – сказала я Куки.
Папа кивнул ей и закрыл дверь между нашими кабинетами. Хотя это вряд ли чем-то поможет. Рядом с этой дверью и картон покажется несокрушимым.
Внезапно я занервничала:
– Это по поводу кофе?
– Какого кофе?
– А-а, – блин, – хочешь чашечку?
– Нет, а себе налей, если хочешь.
Быстренько приготовив себе чашку контрабандного кофе, я уселась за стол, а папа сел напротив меня.
– Как дела? – спросила я.
Несколько секунд папа смотрел на меня, но не в глаза, а потом и вовсе отвел взгляд. Плохой знак.
Тяжело вздохнув, он выдал то, что было у него на уме. Слова прозвучали во всей своей психбольной красе:
– Я хочу, чтобы ты закрыла агентство.
Услышать это было так же приятно, как узнать, что у тебя хламидиоз, но надо отдать папе должное за то, что сразу перешел к делу. Как детектив, вышедший на пенсию с безупречной репутацией, он мог до посинения ходить вокруг да около, и в моем генофонде вряд ли найдется кто-то еще с такой уникальной способностью, так что такие перемены мне, в общем-то, были по душе.
Но бросить свое дело? То самое дело, которое я выстроила с нуля собственными руками, пусть и с помощью пары шедевров от Луи Виттона? То самое дело, ради которого я жертвовала кровью, потом и слезами? Ну, пусть не потом и слезами, но кровью точно. И крови было много.
Просто взять и бросить? Вот уж вряд ли. Кроме того, чем еще мне тогда заниматься? Зря я не пошла в Хогвартс, когда был шанс.
Пока папа ждал, что я отвечу, я ерзала на стуле. Он выглядел непреклонным, непоколебимым в своем решении. Что ж, понадобится весь мой такт. И благоразумие. И, наверное, парочка карамельно-шоколадных батончиков.
– Ты спятил? – спросила я и поняла, что весь мой план по очарованию и умасливанию вылетел в трубу, как только я открыла рот.
– Чарли…
– Нет, папа. Поверить не могу, что ты даже просишь о таком.
– Я не прошу. – От его резкого тона я потеряла дар речи. Кипящее раздражение лавиной обрушилось на меня, выбив дух. Неужели он серьезно? – Можешь работать у меня барменом полный день, пока не подыщешь что-нибудь другое. – Видимо, серьезно. – Если, конечно, не захочешь остаться. Мне может понадобиться человек, который будет вести учет, проводить инвентаризацию и организовывать поставки. – Что за черт? – Но я, конечно же, пойму, если ты откажешься. И помогу в любом другом деле. А может быть, ты захочешь вернуться к учебе, получишь магистра. – Кажется, папу просто переполняли надежды. – Я заплачу. Все до цента.
