Ознакомительная версия.
Ольга судорожно перевела дыхание. Видно, так она и не поняла его до конца, а он и вовсе ничего не захотел понять и опять замкнулся в своей скорлупе. Она вновь подняла глаза. Вертолет уже шел над мостом, еще несколько минут… И тут она внезапно вздрогнула. Господи, где же Рыжков? Она оглянулась.
— Не двигайся, красавица! — Ствол автомата смотрел ей в грудь. — Снимай кобуру и перебрось мне! — приказал Прохоров.
Она мгновенно исполнила приказ, сняла кобуру и бросила ее бандиту. Он ловко подхватил ее, быстро достал оттуда пистолет и затолкал за пояс брюк.
Ольга затылком ощущала взгляды товарищей, но что она могла поделать? Теперь была одна надежда на вертолет. Артем должен заметить сверху, что у них что-то не в порядке… У него пулемет… Он непременно сообразит, что нужно сделать… Все эти мысли пулей пролетели у нее в голове, но бандит, видно, тоже догадался, что опасность с воздуха гораздо страшнее, чем та, которая подстерегала его внизу. Он одним прыжком подскочил к Ольге, обхватил за шею и, прикрываясь ею, как щитом, потащил по камням к дороге.
— Быстрее, к грузовику! — прохрипел он, задыхаясь.
Шевцов стремительно нагнулся. Но бандит заметил его маневр, и автоматная очередь вздыбила строчку пыльных фонтанчиков рядом с лежащим на траве автоматом.
— О, черт! — Шевцов отдернул руку. Он выпрямился и крикнул Прохорову:
— Все равно не уйдешь, падаль! Таранцев вмиг тебя достанет! Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело!
— Не достанет! — осклабился бандит, втягивая Ольгу в кабину грузовика. — Если только не захочет эту сучку прикончить заодно. — Он захлопнул дверцу, и почти мгновенно грузовик рванул с места.
Евгений схватил автомат и бросился к вертолету, идущему на посадку. Не дожидаясь, пока колеса шасси коснутся земли, он побежал ему навстречу, подняв вверх здоровую руку с зажатым в ней автоматом.
— Женя! Шальной! Куда ты? — закричала истошно Агнесса и, подхватив с камней заряженный болтом арбалет, бросилась вслед за Шевцовым.
Каширский и журналист, разинув рты, наблюдали, как женщина, не обращая внимания на крутящиеся винты и нагоняемый ими ветер, словно на крыльях мчится к вертолету, забрасывает в него арбалет, хватается за край борта, подтягивается и исчезает вслед за Шевцовым в темном проеме дверей.
Профессор и журналист посмотрели друг на друга и одновременно выговорили:
— Ну дает!
Вертолет заложил крутой вираж и пошел вдоль дороги, по которой мчался вниз со всей допустимой скоростью грузовик.
Дмитрий спохватился:
— Быстрее к Рыжкову! Может, он еще жив?
Через пару минут они обнаружили Рыжкова. Он лежал на спине, и по его лицу уже ползали муравьи.
Дима наклонился и закрыл глаза зоолога, смотревшие прямо в небо.
— Чем он его? — подавленно спросил Каширский.
— Очевидно, ножом, в шею… Видите, сколько… крови… — Незванов внезапно длинно и грязно выругался. — Что ж мы с Пашкой так прокололись!
Пистолет у него забрали, а про нож не подумали…
Каширский скорбно покачал головой:
— Надо ж, как получилось. Но вы не вините себя, Дима. Мы все немного расслабились, забыли про осторожность, за это и были наказаны. Жаль Аркадия Степановича, очень жаль! Надо перенести его к дороге и чем-нибудь накрыть. Я думаю, нам еще долго здесь придется пробыть, пока ребята вернутся…
— Вы считаете, что они вернутся?
— Я никогда ничего не утверждаю голословно, — сказал строго профессор, — и если делаю какие-то выводы, то только при условии, что они имеют под собой основание. Они вернутся, Дима, как только спасут Олю. Ты что, не понял еще? Там же Таранцев и Шевцов! — И Агнесса! — улыбнулся Дима. — Лихо эта дама оседлала вертолет! Вот ведь какие русские женщины! Вертолет, что коня, остановит, любой грузовик подожжет… Прямо по Некрасову, только в современной аранжировке.
— Это любовь, Дима, — задумчиво проговорил Каширский и повторил:
— Любовь! — Он посмотрел в сторону гор, за которыми скрылся вертолет, и, вздохнув, еще раз уточнил:
— Любовь, Дима! Без нее мы бы не победили!
Каширский принес из убежища еще одно одеяло. Они завернули в него тело Рыжкова и положили в тени валежины.
Профессор лег на спину и закрыл глаза. Дмитрий устроился рядом и вытащил из кармана записную книжку. К счастью, бандиты почему-то не забрали се, то ли не слишком она их заинтересовала, то ли просто читать по-русски разучились, подумал он со злорадством. Тупым огрызком карандаша Незванов попытался описать события последних суток, но без особого успеха. Грифель истерся настолько, что он с трудом нацарапал пару фраз и сдался, решив заняться этим в более цивилизованных условиях. Он подумал, что не успел спросить Павла, как обстоят дела с мешком, который он сумел передать Федоту, когда понял, что за «военные» встречают их при въезде в поселок.
Мужик, не спрашивая ни о чем, сунул его под мешки с черемшей. Так что доллары Синяева он успел спасти, и, судя по всему, Федот их надежно спрятал, если бандиты ничего не узнали. Иначе вряд ли они бы так легко его отпустили…
Дмитрий вздохнул, представляя, что им с Пашкой придется еще пережить из-за этих долларов. Хорошо, если дело закончится одними объяснениями. И хотя они вернут государству полмиллиона долларов, в милиции нервы им всенепременно помотают основательно…
Каширский перевернулся на бок, потом сел и, не открывая глаз, что-то пробормотал.
Дмитрий спросил:
— Вы что-то сказали, Юрий Федорович?
Каширский открыл глаза и рассмеялся:
— Вспомнил вдруг историю одной средневековой битвы. Довольно известной. Там шансы у победителя тоже были поначалу весьма ничтожны. У Шекспира есть об этом. Я сейчас пытаюсь вспомнить. Конечно, у него масса неточностей в деталях, но общий дух он передал верно. Это звучит примерно так…
Он откашлялся и принялся декламировать, отведя руку с обкусанным мундштуком вправо и немного вверх:
Да, тот, кто этот день переживет, жить будет долго…
Каширский замялся, вспоминая. Потом махнул рукой.
— Забыл кое-что, но это не суть важно. Слушайте, Дима, дальше. — Он опять откашлялся и продолжал не с меньшим пафосом:
И, отвернув рукав, покажет свои шрамы и добавит:
«Ведь это день, когда я ранен был».
Забывчивы бывают старики, и он забудет все,
Лишь этот день все ярче будет в памяти сверкать
И подвиги, какие совершил тогда он…
Каширский вздохнул и, покачав головой, задумчиво закончил:
Нас мало, тех счастливцев, мало,
И братьями себя мы называем.
Он замолчал и спустя несколько минут спросил с улыбкой:
— Как вы считаете, Дима, Надежда Антоновна покажет детям и внукам свои шрамы?
Ознакомительная версия.
