Ознакомительная версия.
— Надо же, ведь наша вещь, а куда попала, — проговорил он. — У Мулевина пистолет взяли двадцать пятого и уже через три дня пустили в дело. Оказывается, был глушитель, вот почему никто не слышал выстрела. А как же наш Ватутин?
Он заглянул в бумаги и присвистнул:
— А его-то мы прибрали двадцать седьмого. Режиссерша была еще живехонька. Что же это получается? В этой шайке еще кто-то завелся?! Ольга, ее папаша и кто-то еще? Валентин Павлович, может, вызвать Ватутина?
— Не надо, — раздраженно и несколько растерянно ответил следователь. — Сегодня не надо. Пусть посидит спокойно.
— Слава тебе господи, дождик! — встретил ученицу Виктор Эдуардович. — Дождались… У вас дача есть? Все дачники, наверное, счастливы.
Наташа ответила, что дачи у ее родителей нет. Она робко поставила в угол мокрый зонтик, и по линолеуму тут же зазмеилась тонкая струйка воды. Дождь за окнами падал сплошной шипящей стеной, и Виктор Эдуардович посочувствовал девушке:
— Промокли, наверное? Наденьте тапочки. Это ученические, специальные.
— Можно причесаться? — спросила она.
Учитель удивился этой нерешительной просьбе:
— Конечно! Ванна — следующая дверь. Красное полотенце — для учеников.
И ушел в комнату готовиться к уроку. Она слышала, как он крикнул, что, наверное, в такую погодку кто-нибудь обязательно отменит занятие и они с Наташей смогут позаниматься подольше. Она ответила без фантазии: «Да, наверное!» Прошла в ванну. Увидела в зеркале свое бледное лицо и испугалась — наверное, по ней можно заметить, что она не в себе. Виктор Эдуардович прошагал по коридору на кухню. Как передать Милене письмо и сирену? Все это было уложено в черный маленький пакетик.
Оставить в ванне в надежде, что девочка сама заберет? А если Виктор Эдуардович заглянет сюда раньше дочери? И как девочка догадается, что пакетик — для нее?
Дверь ванны приоткрылась, в щели показалась детская рука. Наташа сунула в протянутую ладонь пакетик и с ужасом подумала, что Милена не знает, что там запаковано, может сжать кулак, сирена заорет… Тогда все пропало. Но за дверью было тихо. Девушка вернулась в большую комнату. Через минуту туда вошел Виктор Эдуардович с большой кружкой:
— Попейте чаю, не дай бог простудитесь. Ну, с чего мы сегодня начнем? Разговоры в сувенирных магазинах нужны, как вы считаете? Сувениры покупать будете? Или отработаем телефонные разговоры? Предупреждаю — с такими слабыми познаниями вы вряд ли сможете понять собеседника. Особенно по телефону — это намного труднее.
Наташа достала из сумки кассету:
— Я хотела у вас попросить перевести одну песенку. Знаете, я давно собиралась учить немецкий язык, он мне нравится…А кассету прислали из Германии мои друзья. Это народные песни. Хотелось знать, о чем поют.
Виктор Эдуардович пожал плечами:
— На это уйдет больше чем полчаса. Лучше позаниматься.
— Но мне так хочется узнать слова… Хотя бы пару песенок. Первую и вторую.
— Вы согласны потратить свое оплаченное время на песенки? — еще больше удивился он. — Ну… Дело хозяйское. Об одном я вас попрошу — если вас кто-нибудь спросит, у кого вы брали уроки — меня не называйте. Боюсь, что вы заучите всего пару слов, а для меня это плохая реклама!
Наташа дала учителю слово не выдавать его, и даже выдавила слабую улыбку. Чтобы скрыть волнение, схватила кружку с чаем и стала отхлебывать по глоточку. Виктор Эдуардович повертел кассету и выдвинул ящик стола.
Оттуда появился маленький красный плейер.
— Вообще-то он" дочки и,. — но она у нас наказана, — о добродушной улыбкой пояснил он. — На время оставлена без музыки. Давайте послушаем ваши песенки.
Он надел наушники, вставил кассету и нажал кнопку воспроизведения. Отрегулировал громкость и стал слушать — внимательно, даже чуть приоткрыв рот от старания понять слова. Наташа слышала только слабое эхо веселой песенки. Пел какой-то мужчина, потом, видимо, вступил хор.
«'Господи, если Милена будет копаться, ему придется переводить всю кассету, — нервничала она. — Ну, беги же, беги!»
Милена будто услышала ее немой зов. В коридоре послышались осторожные шаги. Они приближались к входной двери, щелкнул ключ, Наташа стиснула в руках обжигающую кружку и преданно уставилась на Виктора Эдуардовича. Внезапно тот щелкнул кнопкой и отключил плейер.
Милена не остановилась, и Наташа поняла, что сейчас произойдет катастрофа.
— Про что он поет? — громко спросила она. Слава богу, Милена поняла и затихла.
— Про то, что без тюрингского кнедля он не рад воскресенью, — с улыбкой пояснил Виктор Эдуардович. — Очень содержательная песня. С вас довольно?
— Нет, пожалуйста, вторую!
Он пожал плечами и снова надавил кнопку. До Наташи донеслись задорные звуки вступлениями потом звонкий девчоночий голос стал лихо выводить тирольские трели. Одновременно с этим Наташа услышала, как открывается входная дверь. «Потише», — умоляла она про себя Милену. «Погромче!» — приказывала она неизвестной тирольской девочке. И та слушалась — распевала так, что любо-дорого… Виктор Эдуардович улыбался, слушая песенку. Было видно, что он даже немного растроган. Наконец учитель выключил плейер и снял наушники.
— Какой чудесный голосок! Наверное, этим трелям не научишься, надо родиться с таким горлом… Девочка поет, как славно гулять с мамой по зеленому летнему лесу.
В общем, смысл сводится к этому. Жизнь прекрасна. Ну, я думаю, что теперь-то с вас хватит? Уверяю — остальные песенки будут примерно такого же содержания.
И Наташа радостно подтвердила, что теперь с нее действительно хватит. Она знала, что Милена уже на свободе. За окном слабо сверкнула молния, после минуты затишья над дальними крышами глухо разбился гром. «Только бы она не испугалась грозы», — подумала Наташа и тут же улыбнулась — она никак не могла отвязаться от мысли, что имеет дело со слабым, инфантильным ребенком. А ведь Милена только что обеспечила себе серьезную порку по меньшей мере. Наташа взглянула на руки Виктора Эдуардовича — большие мясистые руки, поросшие бледными волосками. И ее вдруг передернуло, она поставила кружку на стол и стала повторять за ним немецкие фразы.
* * *
Михаил вошел под козырек кинотеатра и стряхнул зонтик. Ливень, который час с лишним падал на Москву, на глазах превращался в моросящий, ласковый дождик. Где-то на востоке уже появлялись голубые проплешины в тучах. Машины, проезжающие по бульвару, поднимали фонтаны желто-бурой воды. Он закурил, взглянул на часы. Без двадцати пяти шесть. Все-таки слишком рано… Михаил так рвался из редакции, плел какую-то галиматью про больную родственницу, его отпустили, видно ничуть не поверив. Под козырьком почти никого нет. Только две нарядные женщины жмутся к старой афише, негромко переговариваясь, поглядывая в его сторону. К остановке подъехал троллейбус, щелкнули двери, вышли несколько пассажиров. Его будто обожгло — Лена! Девушка побежала к кинотеатру, прикрываясь разорванным пакетом, глянула на него, крикнула:
Ознакомительная версия.
