– А Кэтрин знает, что ее дочь умерла?
– Да. Я сам сообщил ей.
– Как она к этому отнеслась?
– Она долго молчала. Хотя она вообще-то не говорунья, но какие-то звуки издает, зовет кого-нибудь или что-то бормочет себе под нос. А тут тишина и полная неподвижность. До этого Кэтрин любила кататься в кресле – туда-сюда. Клио подарила ей удобное кресло несколько лет назад, сделанное по специальному заказу.
– Мы можем ее увидеть?
– Только на короткое время. Ей не нравятся новые лица, а я бы не хотел зря волновать ее.
По дороге в комнату Кэтрин Хеншоу они, следуя за Гамильтоном, миновали общую гостиную, где распевали птицы в многочисленных клетках и букеты цветов напоминали о лете, которое властвовало над природой за окнами.
Первое, что бросилось в глаза Фрэнсис уже с порога, это обритый череп старухи. Она вспомнила слова Умника о том, что Кэтрин рвет на себе волосы. Очевидно, медики посчитали, что будет лучше побрить пациентку наголо.
Однако, за неимением волос, Кэтрин, вероятно, неоднократно принималась ковырять и рвать кожу на черепе ногтями, отчего тот весь покрылся кровавыми рубцами.
– Кэтрин! – тихо позвал ее доктор Гамильтон. – Кэтрин!
Та никак не отреагировала.
– Клио рассказывала тебе о своей падчерице Фрэнсис, дочери Ричарда. Вот она пришла навестить тебя.
Фрэнсис выступила вперед:
– Миссис Хеншоу, я знаю, что вы сейчас переживаете тяжелый момент… Как и мой отец тоже. Он очень любил вашу дочь.
Она наклонилась, стараясь уловить взгляд Кэтрин. Та замычала и немного отвернула кресло в сторону.
– Можно вам задать несколько вопросов о вашей дочери? Мы стараемся выяснить, почему она так безвременно ушла из жизни.
Кэтрин начала ездить в кресле, мотаться туда-сюда. Смотреть на это было невыносимо.
– Говорила ли вам Клио, что она кого-то опасается? Не угрожал ли ей кто-нибудь? – Задавая вопросы, Фрэнсис сразу же осознавала их абсурдность. Неужели Клио делилась бы своими земными проблемами с матерью, пребывающей в потустороннем пространстве?
– По-моему, с нее уже достаточно, – прозрачно намекнул доктор Гамильтон.
– Мы уедем. Мы уедем… – начала напевать Кэтрин.
– Кто мы? Вы с Клио?
– Вот вам и нужный ответ. – Доктор Гамильтон решительно загородил собой Кэтрин от Фрэнсис.
– Простите, – сказала Фрэнсис, выпрямляясь. Кэтрин зажала себе уши костлявыми руками и разразилась истошным продолжительным воплем.
Доктор Гамильтон сделал знак Умнику и Фрэнсис немедленно уходить.
Когда они повернулись к двери, он широко раскинул руки, а потом сомкнул их в кольце над выбритым черепом безумной старухи, отгораживая ее излучаемой им доброй энергией от чуждого ей и злого внешнего мира.
Умник в молчании вывел машину с территории клиники.
– Должно быть, ужасно видеть свою мать в таком состоянии. Как бог может проявлять такую жестокость к некоторым людям без всякой на то их вины? – Он впервые заговорил, проехав уже несколько миль. – Куда тебя завезти?
– Можешь подбросить меня до дома матери? – спросила Фрэнсис.
Умник повернул голову, скользнул взглядом по профилю сидящей рядом Фрэнсис и, молча описав круг на шоссейной развязке, свернул на Саутгемптон.
Как только они подъехали к скромной резиденции Аурелии, голубой четырехдверный седан «Ауди» вырвался на бешеной скорости из ворот и промчался мимо. Несмотря на тонированные стекла, Фрэнсис разглядела и опознала водителя, хотя солнцезащитные очки скрывали его глаза.
Она посмотрела на Умника, ожидая его комментария.
– Ума не приложу, что привело окружного прокурора в субботу в эти края? – улыбнулся Умник.
Фрэнсис постаралась побыстрее отделаться от Умника, который, по-видимому, очень хотел затеять разговор о визите Малкольма к Аурелии. Она, распрощавшись, захлопнула дверцу и дождалась, пока Умник не нажмет на газ и не исчезнет из виду.
Мать как будто ожидала ее, стоя на крыльце в белом свободном летнем платье, скрывающем ее полноту, засунув руку в глубокие карманы и олицетворяя своей позой полную безмятежность.
Спустившись на одну ступеньку, она заключила дочь в объятия.
– Какой приятный сюрприз! Тем более в такой хороший день.
– Ты в порядке, мама?
– Конечно. Почему ты спрашиваешь? Разве по моему виду не скажешь, что я в порядке? – Мать сверкнула в улыбке белоснежными вставными зубами.
– Я тебе не помешала?
– Нет-нет. Заходи.
Впрочем, это было произнесено после минутного колебания.
Они прошли на кухню. Обычно захламленное банками краски, рулонами бумаги и холстов, засохшими букетами помещение теперь словно по волшебству неузнаваемо преобразилась. Новоприобретенная кухонная утварь и старая, но тщательно очищенная, сверкала, слепя глаза. Ополовиненное блюдо с пирожными и нарезанным кексом, пустая бутылка из-под шампанского, две смятые салфетки и два бокала – свидетельство недавнего маленького празднества – еще не были убраны со стола.
– Неплохо провела время? – спросила Фрэнсис. Аурелия слегка смутилась, но улики были явно налицо, и она рассмеялась.
– Забыла, что моя дочь – следователь.
– Обвинитель, – поправила ее Фрэнсис. – Мы по дороге столкнулись с Малкольмом.
– Кто это «мы»? – поинтересовалась Аурелия.
– Друг привез меня. Ты его не знаешь. Я не догадывалась, что у тебя такой обширный круг знакомств.
Фрэнсис хотелось немного поддразнить мать насчет ее взаимоотношений с Малкольмом, но та с серьезным видом усадила ее за стол, а сама села напротив.
– Ты правда добивалась, чтобы тебя вышвырнули? «Вышвырнули» она произнесла с нажимом и с некоторой брезгливостью.
– Я не добивалась… – Фрэнсис принялась оправдываться.
– Но ты этого хотела?
– Я вообще в последнее время сама не знаю, чего хочу…
– Ах вот как? Наконец-то! Приятно это слышать, – рассмеялась Аурелия.
– А у тебя что с Малкольмом?
– Тебе не стоит тревожиться за свою старую мать. Воспоминание о том, как Малкольм провожал Аурелию до машины после похорон Клио, всплыло в памяти Фрэнсис. Тогда она не придала значения увиденному.
– И как долго это продолжается? Аурелия предпочла не отвечать.
– Почему ты мне не скажешь? Он уже не мой босс, так что это теперь не имеет значения.
– Возможно. А если я не распускаю язык перед тобой, то лишь потому, что не ожидаю от своей дочери такого настырного любопытства по поводу моих сердечных дел.
Фрэнсис поняла, что нарушила молчаливое соглашение, заключенное бог знает сколько лет назад.
Аурелия так и не спросила Фрэнсис, почему та рассталась с Пьетро. Несмотря на обычно присущую матерям откровенность с дочерьми по поводу отношений с мужчинами, эта тема в их беседах почти не возникала. Такая сдержанность вполне устраивала Фрэнсис и, видимо, Аурелию тоже.
