— А как бы ты поступила со мной?
— Не знаю… Джессика растерянно смотрела в прозрачные глаза Теда. Если бы я сразу встретила тебя и полюбила так, как сейчас… Нет, я бы не смогла, Тед… Я осталась бы дикаркой Геей, не ведающей ни привязанности, ни милосердия. Ты помог мне вспомнить Анастасию, Эжени… узнать, что такое любовь и смерть. Когда-нибудь мы вместе сыграем твою музыку, и я расскажу тебе все… Ты мое спасение, Теофил… Немецкий офицер, осыпавший меня розами, светлоглазый младенец, спасшийся под мертвым телом Эжени… А еще тот Волчонок, который заслонил собой Гею… Мы выиграли долгое сражение, мой единственный, спасая друг друга. Как непрост был путь к покою…
Эжени спустила бретельки легкого платья, обнажая плечи. Теперь она знала, откуда взялись под ключицами две симметричные родинки. Но на нежной персиковой коже не было ни единой помарки.
— Они исчезли, мои родинки! Воскликнула она, осмотрев руки, лицо.
— О чем ты, Джес? У тебя не было родинок.
— Значит, мы действительно вырвались, вырвались из бесконечного круга. Джессика огляделась салон самолета был пуст, а рокот моторов совсем неслышен. Они неслись над снежными полями, в ослепительных лучах поднимающегося солнца. Ты знаешь, куда летим мы? Просияв, спросила она.
— Конечно. У теплого синего океана нас ждет розовый домик, возле которого никогда не увядают розы, а у самого прибоя строит песочные замки наш светловолосый малыш… Нас станут называть там «вечными влюбленными». Вначале неразлучных супругов, а потом двух стариков, рука об руку бродящих у моря… Долго-долго. До самого конца…
…Седьмой от начала Хранитель таинства погасил «экран».
— Вот и все. Я ухожу, Старший. Теперь это имя принадлежит тебе.
— А что стало с другими?
— Корень Шварцкопфов сгинул в вечности им не дано возрождение. А другие они и сейчас живут на Земле, проходят свой путь к истине.
— Но у Избранного Теофила есть еще одна жизнь.
— Он достиг той степени Мудрости, когда новое воплощение происходит по его собственной воле. Вероятно, он станет святым или великим пророком.
— Нет. Мы обучали людей преданности, состраданию и любви. На губах Старшего промелькнуло подобие светлой улыбки. Теофил не оставит возлюбленную. Он ушел вместе с ней навсегда. Навсегда…
— Теперь я понял многое, Учитель. Старший нахмурил тяжелый, морщинистый лоб. Я не стану сожалеть о людских страданиях они воспитывают душу… Я не буду пытаться предугадать участь Избранных они сильнее, чем кажется по ошибкам в первых уроках.
И я не спрошу, что случается с Даром, когда люди уходят.
Я знаю, Дар остается на Земле.
По мановению руки Старшего вновь засветился «экран». Тысячи людей, беснуясь от восторга, забрасывали стоящую на сцене темноволосую женщину. В ее огромных, черных как ночь глазах светился знакомый огонь. Огонь Избранного.
— Только что на Арене ди Верона взошла новая звезда. Ее имя Мария Каллас.
