– Иди, девочка, – сказал Фини ошеломленной Пибоди. Она стояла столбом, бессмысленно прислушиваясь к звучащим в наушнике аплодисментам и чмокающим поцелуям Макнаба.
Пибоди вдруг пронзительно взвизгнула и перескочила через лежащего на полу Ренквиста.
– Лейтенант! Вы уверены? Честно-честно? Результаты вывесят только завтра.
– Почему ты не выполняешь мой прямой приказ эскортировать задержанного?
– Ну, пожалуйста, скажите мне!
– Господи, что за ребенок! – Но Еве пришлось напрячь всю свою волю, чтобы удержаться от улыбки. – У меня есть влияние. Я пустила его в ход. Результаты будут вывешены ровно в восемь ноль-ноль. Ты на двадцать шестом месте, что совсем неплохо. Они берут целую сотню, стало быть, ты точно проходишь. Правда, с мульками могла бы справиться и лучше. – Я так и знала, – вздохнула Пибоди.
– Но в общем и целом ты справилась неплохо. Совсем неплохо. Церемония вручения состоится послезавтра в полдень. Не смей плакать на заключительном этапе операции, – приказала Ева, заметив, что глаза Пибоди наполняются слезами.
– Ладно, не буду. – Пибоди раскинула руки и бросилась вперед. Ева поняла, что бывают вещи похуже слез.
– Никаких поцелуев! – вскричала она в ужасе. – О господи! Все, что тебе полагается, это рукопожатие. Рукопожатие, понятно? – Она оборонительным жестом выставила вперед руку. – Вот и все.
– Да, мэм. Да, лейтенант. – Пибоди схватила руку Евы и крепко встряхнула ее. – Да ну все к черту! – воскликнула она, обхватила Еву обеими руками и стиснула так, что едва не треснули ребра.
– Отстань от меня! Лучше прыгни на Макнаба. Я сама отвезу задержанного.
– Спасибо! О черт, спасибо!
Пибоди опрометью бросилась к двери. Та распахнулась ей навстречу, и Макнаб подхватил ее – Ева восхитилась его умением сохранять равновесие – прямо в прыжке. Для проформы Ева мученически закатила глаза к потолку, повернулась и ушла обратно в спальню.
– Я его отвезу, – сказал ей Фини. – Дай девочке шанс сплясать свой победный танец.
– Я еду прямо за тобой.
– Ты пожалеешь. – Из глаз Ренквиста все еще катились слезы, но в них вновь засверкала ярость. – Ты горько пожалеешь.
Ева подошла к нему вплотную и заглянула в лицо. Она держала паузу, пока не заметила, как бешенство в его глазах сменяется страхом.
– Я знала, что это ты. С первой минуты, как тебя увидела, я уже знала, что ты собой представляешь. Знаешь, что ты такое, Найлз? Жалкий слабак, трус, прячущийся за спиной у других трусов. Что ты за мужик, если тебе не хватило смелости убивать ни в чем не повинных женщин от своего собственного имени? Знаешь, почему я попросила свою помощницу отвезти тебя в участок? Потому что ты больше не стоишь ни минуты моего времени. С тобой все кончено. – Он снова заплакал, и Ева отвернулась. – Подбрось меня до дому, морячок, – сказала она Рорку.
– С удовольствием. – У дверей он взял ее за руку и лишь крепче сжал, когда она возмущенно шикнула на него и попыталась вырвать руку. – Теперь уж поздно думать о соблюдении приличий. Ты мне подмигнула во время операции.
– Я, безусловно, ничего подобного не делала. – Ева поджала губы. – Может, мне соринка в глаз попала.
– Давай посмотрим. – Он заставил ее попятиться к стене в коридоре и лишь засмеялся, когда она его обругала. – Нет, я ничего не вижу, кроме этих больших и великолепных глаз сыщика. – Он поцеловал эти великолепные глаза сыщика. – Пибоди не единственная, кто сегодня выдержал экзамен.
– Я всего лишь сделала свою работу. С меня этого довольно.
Через два дня Ева прочла предварительный отчет доктора Миры о Найлзе Ренквисте. Потом она откинулась на спинку стула и уставилась в потолок. Любопытный ход, пронеслось в голове у Евы. Если команда его защитников окажется на высоте, не исключено, что ему удастся избежать тюрьмы.
Ее взгляд упал на вазу с цветами на столе. Это был подарок от Марлин Кокс, переданный только этим утром ее матерью. В прежние времена цветы смутили бы Еву, но теперь ей было приятно.
На какие бы уловки ни пускались адвокаты, справедливость восторжествует. Найлз Ренквист больше никогда не выйдет на свободу. И у нее был неплохой шанс привлечь его жену за укрывательство и недоносительство. Во всяком случае, прокурор согласился выдвинуть обвинение. Одного этого уже было достаточно.
Если она преуспеет в своем намерении, она тем самым осиротит маленькую девочку, лишит ее отца и матери. Ева встала и подошла к окну. Некоторым детям лучше обойтись без родителей, не так ли? Особенно когда речь идет о таких родителях.
Откуда, черт побери, ей знать? Ева провела рукой по волосам, потерла обеими руками глаза. Все, что она может, – это делать свою работу и надеяться, что все встанет на свои места, когда пыль уляжется.
На этот раз у нее было ощущение, что все встало на свои места.
Ева услыхала, как поворачивается ручка двери, потом раздался стук. Дверь она заперла нарочно и теперь проверила время. Пора. На ходу разминая плечи, Ева аккуратно надела фуражку.
Открыв дверь, она увидела на лице Рорка весьма для нее непривычное выражение шока, тотчас же сменившееся интересом, а затем нездоровым блеском в глазах, заставившим ее вспыхнуть.
– На что это ты уставился?
– Я и сам не вполне уверен. – Он вошел прежде, чем она успела выйти, и закрыл за собой дверь.
– Нам пора идти. Церемония начинается через пятнадцать минут.
– А идти всего пять минут. Ну-ка повернись кругом.
– И не подумаю. – Еще секунда, и он заметит эту проклятую краску. А ей станет стыдно. – Ты не в первый раз видишь копа в форме.
– Да, но я до сих пор ни разу не видел моего копа в форме. Я даже не знал, что она у тебя есть.
– Разумеется, она у меня есть! У каждого копа есть форма. Просто я ее никогда не ношу. Но ведь сегодня… как-никак событие.
– Ты выглядишь… – Рорк обвел пальцем одну из начищенных до блеска медных пуговиц у нее на груди, – … сногсшибательно. Безумно сексуально.
– Да иди ты!
– Нет, я серьезно.
Рорк отступил на шаг, чтобы охватить ее взглядом с головы до ног. «Все-таки высокая, худощавая фигура творит чудеса, – подумал он. – Как красиво ложатся все складочки официального синего мундира, как блестят медали на груди!»
Ева начистила свои черные полицейские башмаки – он только теперь догадался, что она, видимо, держала их на работе в шкафчике раздевалки, – до зеркального блеска. Кобуру она повесила на бедро, на коротко остриженных волосах прямо и строго сидела фуражка.
– Лейтенант, – проговорил он проникновенным голосом, – вам надо носить это дома.
– Зачем?
– Догадайся, – усмехнулся он.
