Ознакомительная версия.
— Ну а вы думали — шотландский виски? — усмехнулась она и осушила свой стакан. — В самом деле, градуса нет. Можно даже детям давать.
— А кстати, где эта малявка? — спросила Лида. — Нет ее? Слава богу… Ух, до чего она меня раздражает!
Морда толстая, глазки бесцветные, а туда же — лезет на сцену. И роль получила по блату. Между прочим, она вообще на свою сестру не похожа. Та была ничего все-таки.
Она сложила веер и вздохнула:
— Кончаются наши золотые денечки… Кажется, мы сто лет тут собираемся. Неужели всему конец? — И, чуть повеселев, спросила:
— Эй, народ, вам не пора на сцену?
И в самом деле, лирический эпизод — свидание самурая с призраком аристократки — подходил к концу. Сейчас на сцене должны были показаться соседи самурая и обсудить его загадочную болезнь Тот семимильными шагами приближается к смерти, а почему — неизвестно.
Ольга-"парикмахерша" встала и поправила пояс кимоно:
— За мной, товарищи.
Почти все актеры ушли с ней. В кулисах они разминулись с актерами, идущими со сцены. Как раз было затемнение.
— Ну как мы играли? — шепотом спросил Владик.
— Чудесно, — ответили ему, хотя никто за сценой не следил. — Идите попейте водички. Жалко только, что мы весь коньяк выдули.
— Сволочи, — пробормотал Владик, и кто-то тихонько засмеялся. Сцена осветилась, и ребята задвигались по ней, заговорили, посмеиваясь друг над другом и сплетничая про болезнь самурая.
Наташа упала на колени и слабо обмахнула лицо веером. Она так устала, что хотелось плакать. Усталость была не физическая, нервная и оттого еще более изнурительная.
— Дышать нечем, — тихо сказала Оксана. — А нам опять скоро выходить Кажется, у меня грим потек…
Она отправилась в уборную. Наташа тоже ощущала на лице легкое жжение — пот проступал сквозь густо наложенные белила. Но она никак не могла подняться и идти за Оксаной. Ею вдруг овладело тупое отчаяние. Все кончено. Кончается спектакль, а так ничего и не случилось Сирены не было. Играя свою роль — преданной, покорной служанки, она все время дрожала, ожидая этого пронзительного звука… Но так его и не услышала. На сцене раздался хохот. Мимо нее яркой бабочкой проскочила Лида:
— Ты что тут сидишь? Держись, немного осталось! Потом выйдем на поклоны и будем пить шампанское Татьяна опять разорилась. А песни сейчас скидываются на водку. У тебя деньги есть?
— Да, — ответила она, не слишком вслушиваясь в ее болтовню. — Кажется, опять будет гроза, как ты думаешь?
Голова болит невыносимо…
— Всем тяжко, — согласилась та. — Слушай, тут за кулисами шляется какая-то баба. На каратистку похожа.
Не знаешь, откуда она взялась?
— В спортивном костюме?
— Да, зеленый такой костюм с красными вставками.
— Это Оксанина мама Лида удивилась, подняла подрисованную бровь:
— Совсем непохожа… А почему она здесь? Что — в зале переаншлаг?
Подошла Лена. От нее пахло табаком, и она сообщила, что сейчас курила у запасного выхода. Там совсем пусто, только вахтерша сидит. А на улице дождь — невообразимый!
— Мы тут шумим и не слышим, а там гром грохочет . — Она комично изобразила свои ужас при звуках грома, подняв изящные набеленные ручки. — Как обратно-то пойдем? У меня даже зонтика с собой нет. Только пакетик.
«Лена такая веселая, — думала Наташа, глядя на ее милое, смеющееся личико. — Неужели она? Лиза.. Лиза сейчас на сцене. Роль без слов. Оксана… Оксана в грим-уборной. Ольга тоже на сцене. Кто еще? Кто? О, господи, но где же сама Милена?!»
Из уборной показалась Оксана — она поправила свой макияж и теперь потуже перетягивала на талии пояс.
— Наш последний выход, — сказала она Наташе. — Хорошая сегодня публика, молча слушает. Не то что дети…
Как там скелет? Надеюсь, его не разломали?
Скелет, полноправное действующее лицо пьесы, должен был появиться в самую последнюю минуту — когда горожане поймут наконец, что молодой самурай погибает от смертельных объятий призрака. Оксана успокоилась, завидев двух парней, которые стояли неподалеку, держа скелет наперевес. Они уже на первых спектаклях научились виртуозно им манипулировать и обращались со скелетом, как со старым приятелем — довольно фамильярно.
Оксана поправила прическу. Сцену впереди залил холодный фиолетовый свет. Струнная музыка стала слышнее, ударил большой японский барабан. Оксана двинулась вперед, высоко подняв шелковый фонарь с зажженной внутри свечкой. Наташа, как во сне, пошла за ней…
Душно, за кулисами было невыносимо душно. И самое глупое, что она, кажется, заблудилась… Милена провела рукой по коленям, достала из складок кимоно сирену.
Минуту назад ее рука почему-то разжалась, она и не заметила, как выронила эту штуку, похожую на черный фонарик. Девочке очень хотелось спать. Она не помнила, как пришла сюда, в этот темный закуток, почему уселась на доски, сколько времени тут сидит. Со сцены доносилась музыка, Милена понимала, что спектакль еще не закончен. Не могло пройти много времени. А спать хочется так, будто она не ложилась несколько ночей подряд. Глаза закрываются, веки будто каменные.
Подбородок стукнулся в грудь, она слегка мотнула головой, попыталась встать… Сирена, эта проклятая сирена, кому она нужна… Опять свалилась, придется нагибаться, искать… Сил на это нет. Почему, почему так хочется спать…
«Папа меня побьет» — это была единственная мысль, которая сумела пробиться сквозь плотную пелену. Она увидела лицо сестры — та испуганно повернулась к ней, открыла рот, закричала… Но беззвучно. Милена хотела встать — и не могла. Сирена. Михаил писал, чтобы она в случае чего нажала кнопку… Девочка пошарила рядом с собой, но никакой сирены не нащупала. Зато, с трудом разлепив веки, она увидела того человека.
Он вышел из-за кулис и быстро подошел к ней. Его лицо казалось черным, он протягивал к ней руки, будто хотел взять за плечи. Девочка привстала, но тяжесть собственного тела опустила ее назад на доски. Голова ударилась о стену, но ей было не больно, парик смягчил удар. Ей было не страшно — только противно, что она почему-то так ослабела, что не может сидеть прямо. Мужчина, которого она теперь узнала, протянул к ней руки, и она ощутила, как горло перехватывает что-то очень твердое…
Сцена была погружена в темноту. В темноте звенел сямисэн, мерно бил барабан. Постепенно за желтыми бумажными ширмами в глубине начал разгораться огонек шелкового фонаря. Проступили силуэты собравшихся у рампы горожан. Они смотрели на окно.
— Что такое? — спросил кто-то.
На желтой бумаге окна четко рисовались два черных силуэта — самурай, обнимающий скелет… Раздались крики:
— Скорей, скорей спасайте! Синдзабуро на пороге смерти! Скорей…
Ознакомительная версия.
