Он невозмутимо взял чашку и, отхлебнув кофе, поставил обратно на блюдце.
— Рид, ты слышал меня?
— Да.
— Значит, отвезешь?
— Нет.
— Но я должна поговорить с ним.
— Не сегодня.
— Именно сегодня. Уоллес показал на него как на соучастника. Мне нужно допросить его.
— Никуда он не денется. Успеешь и завтра.
— Твоя преданность Ангусу похвальна, но ты ведь не можешь защищать его вечно.
Он сложил вилку и нож на пустую тарелку и отнес все в мойку.
— Сейчас я больше беспокоюсь о тебе, чем об Ангусе.
— Обо мне?
Он взглянул на ее тарелку и, с удовлетворением убедившись, что она пуста, убрал ее со стола.
— Ты сегодня видела себя в зеркале? На тебя больно смотреть. Несколько раз я готов был подхватить тебя, боялся, что рухнешь.
— Я нормально себя чувствую. И если ты отвезешь меня в мотель, я…
— Нет, — он отрицательно покачал головой. — Сегодня ты ночуешь здесь. Отоспишься немного, и репортеры тебя не достанут.
— Думаешь, они так и набросятся на меня?
— Смерть судьи — уже сенсация. А самоубийство судьи — тем более. Ты ведь была последней, кто говорил с ним перед смертью. К тому же ты ведешь расследование, которое очень беспокоит Комиссию по бегам. Так что репортеры непременно устроят на тебя засаду в кустах у мотеля.
— А я запрусь у себя в номере.
— А я не собираюсь рисковать. Я ведь тебе уже сказал: не хочу, чтобы любимицу Харпера убили в моем округе. И без того за последние несколько недель округ по твоей милости получил слишком много публикаций криминальной хроники. На кой черт нам еще? Голова-то болит?
Опершись головой на руку, она машинально потирала виски.
— Да, немного.
— Прими что-нибудь.
— У меня ничего нет с собой.
— Дай-ка посмотрю, не найдется ли у меня чего-нибудь от головной боли.
Он обхватил руками спинку се стула и вместе с ней оттащил от стола. Встав, она сказала:
— Ты держишь наркотики? Ты же знаешь, это противозаконно.
— А ты только о законе всегда и думаешь? Что правильно, а что не правильно? Ты всегда четко видишь грань между тем и другим?
— А ты нет?
— Если б видел, то мне частенько пришлось бы голодать. Я ведь воровал еду для себя и своего папаши. По-твоему, это было не правильно?
— Не знаю, Рид, — сказала она устало.
Спорить ей не хотелось, от напряжения болела голова. Она машинально шла за ним, не понимая, куда он направляется, пока он не включил свет в спальне.
Очевидно, на ее лице отразилась тревога, потому что он язвительно усмехнулся.
— Не беспокойся. Совращать тебя не собираюсь. Я лягу на диване в гостиной.
— Правда, Рид, мне не следует здесь оставаться.
— Пора нам обоим относиться к этому по-взрослому, если ты, конечно, считаешь себя взрослой.
Ей было не до шуток, и она решительно заявила:
— Есть миллион причин, по которым я не могу здесь ночевать. И первая — мне нужно немедленно допросить Ангуса.
— Дай ему великодушно одну ночь отсрочки. Кому это повредит?
— Потом, Пат Частейн, наверное, ждет моего звонка.
— Я сказал ему, что ты падаешь с ног от усталости и свяжешься с ним утром.
— Я вижу, ты обо всем позаботился.
— Не хочу рисковать. Очень опасно, когда ты разгуливаешь на свободе.
Она прислонилась к стене и на минуту закрыла глаза. Гордость не позволяла ей признать себя побежденной, но и сопротивляться уже не было сил, она пошла на уступки.
— Ответь мне, пожалуйста, только на один вопрос.
— Валяй.
— Можно воспользоваться твоим душем?
Пятнадцать минут спустя она выключила воду и протянула руку за висевшим на вешалке полотенцем. Взяла пижаму, которую одолжил ей Рид. Пижама выглядела совсем новой.
— Мне ее принес в больницу Джуниор, когда несколько лет назад мне удаляли аппендикс, — объяснил Рид. — Я надевал ее, только чтобы не носить халат, который даже задницы не прикрывал. А вообще-то я пижам терпеть не могу.
Улыбаясь при воспоминании о недовольной гримасе, которую он при этом скорчил, она продела руки в рукава голубой шелковой пижамной куртки и застегнула пуговицы. В этот момент Рид постучал в дверь ванной.
— Я нашел таблетки от головной боли. Куртка закрывала ее до середины бедер. Она открыла дверь и взяла у него пузырек с таблетками.
— Это сильное средство, — заметила она, прочитав этикетку. — Боль, видимо, была очень сильной. Это при аппендиците?
Он покачал головой.
— Корень зуба воспалился. Ну что, тебе лучше?
— Да, душ меня освежил. И голова уже не так сильно болит.
— Ты вымыла голову.
— Нарушила врачебный запрет. Доктор не велел мне этого делать еще неделю, но я не вытерпела.
— Дай-ка взгляну на твои швы.
Она наклонила голову, и он осторожно раздвинул волосы. Его пальцы двигались легко и проворно. Она совсем не чувствовала их, ощущая затылком лишь его дыхание.
— Вроде все нормально.
— Я старалась рану не трогать.
Рид отстранился, по-прежнему не спуская с нее глаз. Алекс смотрела на него. Они долго стояли так, молча глядя друг на друга. Наконец Рид сказал низким хриплым голосом:
— Прими все же таблетку.
Она повернулась к раковине и наполнила стакан водой из крана. Вытряхнула из пластиковой бутылочки одну таблетку, положила в рот и, закинув голову, проглотила. Опуская голову, она поймала в зеркале его взгляд. Закрыла пузырек с таблетками и обернулась к нему, вытирая губы тыльной стороной ладони.
Совершенно необъяснимо и неожиданно на глаза у нее навернулись слезы.
— Я догадываюсь, Рид, что ты обо мне не слишком высокого мнения, но если бы ты только знал, как мне жутко от того, что сделал судья Уоллес. — У нее задрожала нижняя губа, а голос охрип от волнения. — Это был кошмар, настоящий кошмар.
Она шагнула к нему, обвила его руками, прижалась щекой к груди.
— Пожалуйста, обними меня. Просто обними. Он выдохнул ее имя и обхватил ее рукой за талию. Другую руку он положил ей на затылок, нежно прижимая ее голову к своей груди. Стараясь успокоить ее, он легкими движениями поглаживал ей голову, нежно целовал в лоб. При первом же прикосновении его губ Алекс подняла голову. Даже не открывая глаз, она чувствовала его страстный взгляд на своем лице.
Его губы коснулись ее губ, и, когда она разомкнула их, он тихо, со стоном, произнес ее имя и поцеловал долгим поцелуем. Его рука скользнула по ее мокрым волосам, погладила шею.
— Погладь меня еще, Рид, — прошептала она.
Он расстегнул пижаму и, просунув под куртку руки, обхватил ее тело, приподнял и прижал к себе. Соски ее слегка терлись о его рубашку. Голым животом она почувствовала холодное прикосновение пряжки на его ремне, а бугор, распиравший его ширинку, уткнулся в ее лобок, прижимаясь к мягким волосам.
