– Послезавтра все должны привезти. Я позвоню, и можно будет приступать.
– Очень мило, – неожиданно для себя самой ответила я. Выраженьица База были очень прилипчивыми.
Когда началась концертная версия «Мальчика Сью», где Джонни Кэш звучит, как двойник Джона Уэйна[31], я прибавила громкости.
Папаша бросил мать, когда мне было три,
Оставил нам бутылку, пустую изнутри,
Да старую гитару. Хрыча винить я не хочу:
Он бегал от закона, скрывался и ловчил,
Но гнусность все ж одну папаша сотворил –
Пред тем как отвалить, назвал меня он Сью.
Слушатели – не только те, чьи голоса слышались на записи, – дико хохотали. Посреди композиции в комнату влетел Салли и начал быстро что-то говорить.
– Тсс! – в унисон зашипели мы.
– Но там…
– Заткнись!
Салли притих. Лерчи радостно топал ногой, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Сейчас сам отплясывать начну, – пробормотал Баз.
Когда развеселая мелодия закончилась, из-за спины Салли послышался злобный голос:
– Очень приятно наблюдать, как вы тут веселитесь.
Улыбки на наших лицах застыли в трупном окоченении. Баз, однако, совершенно не смутился:
– Выключи музыку, Лерчи. Все в порядке, мистер Кэнтли! Рад вас видеть. Надеюсь, хорошо отдохнули. Чаю не хотите?
– Нет, спасибо, – буркнул художественный руководитель театра Филип Кэнтли.
Лерчи прошаркал к магнитофону и выключил музыку, хотя подобная вежливость, в принципе, была ни к чему. Филип Кэнтли большую часть жизни проработал актером, и голос его был тверд, как алмаз: им можно было резать стекло, не то что музыку. Он осмотрел меня с ног до головы холодными глазами, похожими на куски темного мрамора.
– Вы, видимо, скульптор, которого сосватал нам Сальваторе?
– Сэм Джонс, – представилась я, завидуя тому, что Баз защищен профсоюзом. – Салли уже показал вам наши эскизы?
– Я не сомневаюсь, что Мелани сделает это, когда будет нужно, – отчеканил Филип Кэнтли. – Не думаю, что с моей стороны было бы уместно заглядывать ей через плечо.
Он быстро переговорил с Базом, потом резко развернулся на каблуках и двинулся к каморке театрального электрика. Я вопросительно посмотрела на База. Тот пожал плечами.
– Лошадкам положено скакать, – сказал он. – Мистер Кэнтли считает, что женщины должны выглядеть женственно, понимаешь, о чем я? Ты бы видела, в каком виде некоторые девчонки приходят к нему на пробы. Юбки кончаются, едва успев начаться.
Я рассмеялась и посмотрела на свои заляпанные джинсы, на несколько слоев свитеров, которые обычно надеваю для работы, на ботинки, сношенные до такой степени, что кое-где уже проглядывали шляпки сапожных гвоздей.
– А кого он ожидал увидеть? Дженнифер Билз[32]?
– Я быстро рос! И вырос гнусом, злодеем и скотом! – неожиданно заорал Лерчи фальцетом.
Мы удивленно уставились на него.
– Понимаешь, что я имел в виду? – спросил Баз. – Вруби-ка еще раз Джонни Кэша.
Примерно так же сострил Хьюго, когда через несколько дней зашел в театр. Поначалу я лишь почувствовала, что кто-то спустился в подвал, – глядя на мир сквозь зеленые стекла маски, я всегда чувствовала себя маньяком-убийцей из «Молчания ягнят». Во-первых, в маске все равно трудно кого-то разглядеть в полутемном подвале, а во-вторых, обычно я слишком занята работой, чтобы приглядываться.
– Эй, ты там внутри не сварилась? – спросил Хьюго, когда я подняла маску.
– Наверное, похожа на вареное яйцо. – Я отложила сварочный аппарат, вздохнула и отступила назад, чтобы оглядеть скульптуру. – Надеюсь, ты не смотрел на огонь.
– Не беспокойся, – сказал Хьюго, – если бы я хотел ослепнуть, уже давно бы это сделал. Хочешь сигарету?
– Нет, спасибо.
Он вытряхнул сигарету из пачки «Голуаз» и прикурил от допотопной зажигалки с колесиком – из тех, что выбрасывают язык пламени в дюйм длиной.
– А я думала, ты куришь «Собрание», – ехидно заметила я.
– Не сегодня. Они не гармонируют с моим нынешним костюмом. – Белая холеная рука с пальцами, унизанными серебряными кольцами, обвела брюки в черно-белую клетку, белую рубашку и кожаную куртку. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Все верно, «Собрание» не сочеталось и с той одеждой, в которой я приходил на репетицию. Пришлось пожертвовать своим утонченным вкусом, чтобы только побесить Билла, этого старого, жирного, оголтелого гомофоба. Ума не приложу, что он делает в театре. Мне кажется, Биллу больше пошло бы заниматься телемаркетингом.
Облокотившись о верстак, Хьюго выпускал в воздух колечки дыма и оценивающе меня разглядывал. Сегодня он зализал волосы наверх, так что они облегали голову плотным шлемом, отчего скулы и нос заострились.
– Я разочарован, – вздохнул он. – Думал, когда ты снимешь эту штуку с головы, волосы каскадом обрушатся вниз, как в дурацкой киношке, а они у тебя заколоты в гнусный узел.
– Мне кажется, Филип Кэнтли разделяет твое разочарование, – отозвалась я, разглядывая только что заваренный шов; по-моему, все было сделано очень аккуратно.
Хьюго сделал шаг вперед и, прищурившись, посмотрел на мою работу.
– Потрясающе! Да, наш Филип любит дев нежных и женственных – рядом с такими и Мэрилин Монро покажется ковбоем Мальборо. Ты же больше тянешь на Джину Гершон в «Связи»[33].
– Вот как? – Я навострила уши.
– Правда, твои кожаные джинсы уж слишком мужские, дорогая.
– Вообще-то не стоит их надевать. Десять лет назад эти штаны были жутко дорогими, а сейчас истрепались настолько, что сами с меня спадают.
Я уныло посмотрела на свои джинсы. На коленках кожа уже протерлась, а это – начало конца. Дальше начнет рваться на заднице.
– Тебе нужно заказать новую пару в ателье, – посоветовал Хьюго. – Девушкам обязательно надо посещать ателье – тем паче таким, как ты. Чтобы все было сшито по фигуре. Я знаю отличного портного на Брик-лэйн, могу дать телефончик. – Он склонил голову. – Коричневые штаны отлично бы смотрелись – цвета горького шоколада. Пойдут к твоим волосам и глазам.
– Хьюго! – закричал Салли с лестницы. – Ты вниз?
– Ниже некуда. Прикидываюсь порочным гомиком и даю Сэм модные советы. Но ей на них плевать. – Он наградил меня улыбкой голливудского красавчика. – Что там случилось, Салли?
– Поднимай, Хьюго! Ни за что не угадай, кто прийти!
– Ах-ах-ах, тоже мне – секрет века, – манерно протянул Хьюго. – Давно пора. – Он загасил сигарету и посмотрел на меня. – Пошли, дорогая. Сейчас состоится твоя первая встреча с жемчужиной нашей труппы.
