— Синьор, он импозантный, он красивый, он знаменитый, он престижный… Я правильно употребляю слово «престижный»?
— Оно должно означать, что он слегка фокусник. Что, конечно, и есть на самом деле.
— Поэтому его и приобретает леди Брейсли. Или, по крайней мере, думает приобрести.
— Быть может, вы правы. Кажется, она живет в моем отеле. Я слышал ее имя от дежурного.
— Ее племянник, мистер Дорн, — ее гость.
— Везучий молодой человек! Может быть. Кстати, во сколько обходятся эти увеселительные прогулки?
— Оплата по высшему классу, то есть чрезвычайно высокая. Я бы сказал, высокая до безобразия, но, как видите, все места разобраны. Остается надеяться, что клиенты будут довольны.
— В любом случае, вы дали мне возможность составить собственное мнение. Я вам премного обязан.
— Ну что вы, что вы, — проговорил бойкий мистер Паче. — Что ж, пора прибавить к списку вашу фамилию.
Он весело придвинул список и сделал запись.
— Вот видите, — воскликнул он с шутливым триумфом, — я помню все! И чин! И написание!
— С вашего позволения, мы забудем о чине и написании.
Посетитель вычеркнул слово «суперинтендант» и буковку «й» в фамилии, так что запись теперь выглядела так:
«Р. Аллен Лондон»
Глава третья
Суббота двадцать шестого
1
С самого начала стало вполне ясно, отчего мистер Себастиан Мейлер заломил такую ошеломляющую цену за экскурсию.
В половине четвертого пополудни на назначенное место близ церкви Тринита-деи-Монти подкатила первоклассная «ланча», за ней другая. Это было неподалеку от отеля, в котором жили трое из подопечных мистера Мейлера.
Отсюда семь экскурсантов, собравшись, глядели вниз на апрельские азалии, полыхавшие на ступенях Площади Испании, на Рим, неожиданно широким жестом распахнувшийся перед ними. В атмосфере было чувство изобилия и возбуждения.
Аллейн пришел на место заранее и видел, как подъезжали машины. На ветровых стеклах были маленькие карточки: «Чичероне». Из первой «ланчи» вышел темноволосый мужчина романтической внешности, в котором он сразу узнал Барнаби Гранта, из второй — человек, ради которого он приехал из Лондона: Себастиан Мейлер. Со времени последней встречи с Барнаби Грантом он принарядился — на нем был черный костюм из чего-то вроде альпаги. Вместе с парой тяжелых черных ботинок костюм придавал ему двусмысленное сходство с пастором и заставил Аллейна вспомнить Корво и подумать, что Мейлер может оказаться вторым Корво. Белая шелковая рубашка сияла свежестью, и черный галстук-бабочка выглядел новым. Теперь на его коротко стриженной голове красовался берет, и он более не был похож на англичанина.
Аллейн постоял в толпе туристов, которые роились на площади, щелкая затворами фотоаппаратов. Он видел, как Себастиан Мейлер с легкой улыбкой что-то оживленно говорил и как Грант почти не отвечал или не отвечал вовсе. Он стоял спиной к Аллейну, и тому показалось, что даже шея писателя выражает негодование. «Она похожа на шею человека, впервые ведущего автомобиль, — подумал Аллейн. — Напряженная, сердитая и настороженная».
Юная женщина подошла к машинам, увидела Мейлера и направилась к нему. Она сияла несколько излишне, словно Рим ударил ей в голову. «Мисс Софи Джейсон», — сказал себе Аллейн. Он видел, как она метнула взор на Барнаби Гранта. Мейлер дотронулся пальцами до своего берета, сделал легкий поклон и представил ее. «Девушка стесняется, — подумал Аллейн, — но, видно, воспитана неплохо; довольно хорошенькая». Тем не менее она сказала Гранту что-то, что заметно смутило его. Он взглянул на нее, коротко ответил и отвернулся. Девушка мучительно покраснела.
Живую картину нарушило прибытие двух человек огромных размеров, увешанных полотняными сумками и дорогими камерами: муж и жена. «Ван дер Вегели», — заключил Аллейн и, как Барнаби Грант до него, подивился их взаимному сходству и странно архаичным лицам. Они были хорошо одеты с полным пренебрежением к моде: оба в льняном, оба в огромных мягких резиновых туфлях с холщовым верхом. Широкополые шляпы разумно предохраняли от солнца, глаза закрывали одинаковые солнечные очки в розовой оправе. Они энергично приветствовали попутчиков, Гранта они явно встречали до этого. «Какие у вас огромные руки и ноги, барон и баронесса», — подумал Аллейн.
Леди Брейсли с племянником еще не появлялись. Несомненно, это в их духе — заставить людей подождать. Он решил, что ему пора объявиться, и вынул билет.
Как Аллейн и ждал, у Мейлера оказался довольно мелодичный альт. Он был очень бледен, и руки его слегка подрагивали. Однако роль свою он исполнял весьма компетентно: верное соотношение обходительности и самоуверенности, гарантия, что все будет исполнено на высочайшем уровне.
— Очень рад, что вы присоединились к нам, мистер Аллен, — сказал Себастиан Мейлер. — Знакомьтесь с вашими попутчиками. Позвольте представить…
Барон и баронесса были приветливы. Грант мрачно взглянул на него и, неловко мешая нежелание с благовоспитанностью, кивнул и спросил, хорошо ли он знает Рим.
— Практически вовсе не знаю, — ответил Аллейн. — Я никогда не был здесь более чем по три-четыре дня, да и вообще, я турист никудышный.
— Да?
— Да. Я хочу, чтобы вещи случались сами собой, и, боюсь, провожу слишком много времени за столиком кафе, в ожидании, и, конечно, ничего не происходит. Но кто знает? В один прекрасный день небеса разверзнутся и на меня свалится настоящая драма.
Впоследствии Аллейн считал это самой удачной фразой в жизни. А тогда он просто удивился странной реакции Барнаби Гранта. Тот изменился в лице, испуганно взглянул на Аллейна, раскрыл рот, потом закрыл и наконец проронил лишь абсолютно бесстрастное «О!»
— Но сегодня, — говорил Аллейн, — я надеюсь исправить свое положение. Кстати, не посетим мы одно из любимых местечек вашего Саймона? Это было бы замечательно.
Снова Грант собирался заговорить и снова воздержался. После достаточно неловкой паузы он сказал:
— Есть что-то в этом роде. Мейлер объяснит. Простите меня.
Он отвернулся. «Ладно, — подумал Аллейн. — Но если ты так ненавидишь эту затею, какого черта ты в ней участвуешь?»
Он подошел к Софи Джейсон, которая стояла в сторонке и, по-видимому, была рада его обществу. «Мы все слишком стары для нее, — подумал Аллейн. — Может, племянник леди Брейсли подойдет, но тоже сомнительно». Он разговорился с Софи и решил, что она милая умненькая девушка с недюжинным обаянием. Она великолепно смотрелась на фоне азалий, Рима и непогрешимого неба.
