Голос Ферриса Дункана дрожал от гнева. Джейн вспомнила, что Боб Уэзерби сказал о том, что рыбакам надо лишь заплывать немного дальше, чтобы найти рыбные косяки, но Феррис обрисовал ей совсем другую картину. Она сказала Уэзерби, что никогда не вникала в этот вопрос, и, что более важно, пообещала себе и впредь этого не касаться.
— Давайте я снова поговорю с Хубертом Уэзерби, — сказала она.
— Ведь это ваша собственность, не так ли? — возразил Феррис. — И вы можете делать с ней все, что хотите.
— И да и нет, — ответила Джейн. — Фактически она моя, но практически я здесь гость. Я ничего не знаю о здешних порядках. Я не знаю, как мне надо правильно действовать, и честно признаюсь в этом. Но я обещаю вам, что снова поговорю с Хубертом Уэзерби. Скажите об этом всем остальным, и дайте мне еще немного времени.
— У них нет никакого желания ждать, должен предупредить вас об этом, — произнес Феррис
— А у меня нет никакого желания в это вникать, — сказала Джейн. — Я приехала сюда не для того, чтобы найти здесь еще какие-то проблемы.
— А что же вас привело сюда, Джейн Барроуз? — спросил Феррис, и его голос неожиданно смягчился. — Скажите, что? Скажите мне, что заставило розу искать себе места на камне?
Джейн приподнялась и повернулась к нему спиной, почувствовав, что в таком положении, когда она лежала, облокотившись локтем на песок, мокрая блуза прилипла к ее груди, выставляя напоказ все ее линии и формы. Она увидела, что глаза Ферриса Дункана блуждают по ее фигуре, и в его взгляде была мягкость, которую она не замечала раньше. Неожиданно она захотела рассказать ему обо всем, позаимствовать силу у этого сурового человека, почерпнуть ее из той молчаливой внутренней мощи, которая была в нем. Его спокойные вопросы смягчили ее, и она, будто не осознавая, что делает, услышала, как рассказывает ему о старых и новых проблемах и о том, что так долго держала внутри себя.
— Чем ты занималась, откуда приехала? — спросил он.
— Я занималась поставками одежды для большого магазина, — сказала Джейн. — У меня было хорошее жалованье и интересная работа. Моя Мать умерла, когда я была совсем маленькой, а отец решил, что меня следует отдать в одну из лучших школ, чтобы я получила самое лучшее, что есть в жизни. Я догадываюсь, ты сейчас скатить, что я была удачливой молодой женщиной.
— Скажу, — тихо произнес Феррис Дункан.
— У меня была одна веселая и бесшабашная компания. Мы жили в круговороте вечеринок, которые устраивались по выходным дням и на которых рекой лилось мартини, — сказала Джейн и помедлила, изучая лицо Ферриса Дункана. — Я думаю, эта жизнь так далека от твоего мира, что ты даже не поймешь, о чем я говорю, — продолжила она. — В этой жизни даже очень серьезное воспринималось весело и наполняло каждый момент чем-то новым или чем-то другим, и только ничто было всегда реальнее, чем что-то новое или что-то другое. Но, плохо или хорошо, все это было по-своему очень забавно. Состав нашей компании постоянно менялся — одни уходили, другие приходили. И однажды в ней появился Эван Рид.
Джейн помедлила, встретив твердый взгляд Ферриса, а затем, глубоко вздохнув, продолжала:
— У нас с Эваном был роман. Он был у меня не первый, и думаю, что и я была для него не первым увлечением. Однако впервые он влюбился по-настоящему. Мне не следовало бы позволять ему делать это. Теперь-то я знаю. Эван был не такой, как другие, — он был приятнее, нежнее, мягче. Может быть, именно это привлекло меня к нему. Но я никогда не любила его, то есть любила не по-настоящему, определенно не так, как он любил меня. Теперь я думаю, что я никогда не знала, что такое любовь. Я не раз, как сумасшедшая, теряла голову, у меня были слепые увлечения, и я думала, что это любовь. Но я никогда серьезно не задумывалась над тем, что такое любовь, не думала о ее бесценной сущности и о том, что она дает тебе и что спрашивает с тебя, о привилегии быть любимой и о возникающей в этом случае ответственности. Но Эван меня научил.
— Как? — тихо спросил Феррис.
— Он убил себя, — ровным голосом ответила Джейн.
Большое и сильное лицо Ферриса лишь на секунду изменилось.
— Он увидел меня с кем-то еще, — продолжала Джейн. — Это было не совсем хорошо, но позже я призналась ему, что на самом деле я не испытываю к нему никакой любви. Он умолял меня сделать еще одну попытку. Он говорил, что, если я постараюсь, я почувствую то же, что и он. Я знала, что этого никогда не будет, и я отказалась. Не думаю, что я пыталась его как следует понять. У меня все прошло, я больше ничего не хотела. Я не желала думать о тех вещах, которые, я теперь понимаю, должны быть частью любых человеческих отношений
По мере того как она говорила, суровый мужчина перед ней стал постепенно исчезать, море за ним превратилось в серый туман. Она увидела себя дома, в своей комнате, рядом с ней сидел молодой человек, у него был мягкий взгляд, на лице его было написано отчаяние, он пытался достучаться до того, до кого не мог достучаться — до девушки с бездушной красотой.
— Возьми то, что я принес тебе, Джейн, — говорил он. — Иначе этого у тебя никогда не будет.
— Может быть, и не будет, — отвечала девушка. — Я никогда не задумывалась над этим.
— Я приношу тебе дар, Джейн, который нельзя отбросить в сторону, через который нельзя перешагнуть. Я люблю тебя. Этого достаточно, чтобы он не пропал. Так дай ему шанс, — отвечал ей молодой человек.
Но девушка отрицательно покачала головой и не приняла предложенной ей любви, не зная о ней почти ничего.
Затем эта картина исчезла так же быстро, как и появилась, и Джейн увидела перед собой Ферриса Дункана, ожидающего продолжения ее рассказа.
— Эван покончил с собой через несколько дней, — тихо сказала она. — У меня до сих пор хранится письмо, которое он мне оставил. Тогда я уединилась. Все случившееся потрясло меня и заставило увидеть, кем я была на самом деле и кем не была. Я старалась жить по-прежнему, будто произошел не более чем несчастный случай, и пыталась переложить всю вину на бедного Эвана, выставляя его слабым человеком. Да, он был слабым, но этого оправдания было недостаточно. Я старалась отстраниться от случившегося, но у меня не получалось. Я не могла доказать себе, что в этом нет моей вины. Наконец я решила, что мне надо уехать в такое место, где я могла бы обдумать все бурлящие внутри меня чувства и мысли. Я должна определить значение жизни и найти какой-то смысл в окружающем мире, посмотрев на него другими глазами. О, во мне все смешалось, но все само собой уляжется. Я знаю это.
— И ты приехала сюда, — заключил Феррис, и она увидела, как он нахмурился и в глубине его глаз возникла тревога. — Но почему сюда, на Ястребиный мыс? — спросил он. — Я думаю, что ты могла бы найти гораздо лучшее место, чем эта суровая земля и этот старый развалившийся дом.
