– А как зовут твою милую спутницу? Очень приятно, Ляля, я Алевтина Васильевна. Руслан, не держи девушку в коридоре, проходите хотя бы в кухню. Сейчас я накину халат и выйду к вам. Как раз собиралась выпить чашку чая.
– Какая у тебя молодая мама, – с уважением шепнула Ляля. – И красивая. Правда, ты на нее совсем не похож.
– Спасибо за комплимент! – усмехнулся Руслан.
Мать вышла принаряженная, в новом шелковом халатике, который Обухов купил ей вчера – маленький знак внимания. Она разливала чай, хлопала дверцей холодильника, выслушивала вялый отчет о вечеринке и так хорошо слушала, так весело ахала и блестела глазами, что Руслану вдруг показалось – все хорошо. Вот собралась за столом семья, и Лялька, эта пустоватая, суетная Лялька, в самом деле «милая спутница», и чай с пирожными – самое лучшее, что можно придумать в половине первого ночи, когда за окнами идет дождь и блестит асфальт. Но тут мать взглянула на часы и ахнула:
– Как поздно! Ляленька, как же вы теперь доберетесь? Вы далеко живете? Думаю, вам не стоит рисковать. Оставайтесь-ка у нас. В моей комнате стоит кресло-кровать, мы его сейчас разложим…
Кресло-кровать Руслан купил, когда думал, что мать приедет вместе с сестрой.
– Не стоит, – пробормотал он, пряча глаза. В самом деле, мать могла бы не проявлять столько заботы, не разыгрывать наивность. – Мам, ты ложись. И правда, поздно. Нам и так стыдно, что мы тебя подняли.
– Ухожу-ухожу, – покладисто согласилась она. – Спокойной ночи, милый. Спокойной ночи, Лялечка.
И ушла так быстро, словно не хотела, чтобы сын увидел ее лицо.
Лялька еще долго не могла угомониться – напевала под душем, зачем-то причесывалась, курила в форточку… Наконец пришла к Руслану под бочок – пахнущая сладкой свежестью и табаком, положила голову ему на плечо и завозилась, захихикала. Впервые Руслан обнаружил, что его диван совершенно неприлично, истошно скрипит. В тихой квартире отчетливо было слышно урчание сливного бачка, гул лифта за стеной – возвращался домой запоздалый гуляка, в соседней квартире кого-то бомбили, гнусавый голос отдавал команды, вдруг он сменился голосом женским, радостно расхваливающим шампунь. Судя по всему, сосед, страдающий бессонницей, смотрел по TV какой-то боевик. За окном шумел дождь. Лялька совсем распоясалась, и Руслан уже готов был уступить под ее нежным напором, мерное поскрипывание дивана стало вплетаться в ночную симфонию, как вдруг из комнаты, где спала мать, донеслись странные звуки, и Руслан замер. Мать плакала, плакала в одиночестве, в темноте. Руслан стряхнул с себя подругу, та удивилась, но вскоре завернулась в одеяло, как гусеница, и засопела. Он еще долго лежал в темноте, холодея от внезапно подступившей тоски. Наконец заснул и он.
Утром Лялька проснулась раньше всех и убежала до завтрака, а Руслан с матерью долго и вкусно пили кофе. Ни слова о ночном инциденте не было произнесено, но мать решила уехать домой на три дня раньше, чем планировала, – придумала какие-то безыскусные объяснения и обменяла билет, а Руслан из трусости не стал возражать. С тех пор они не виделись, и он все не мог понять, о чем плакала она тогда ночью? Оплакивала свое долгое женское одиночество? Ревновала сына – дневная кукушка к ночной? Или, быть может, предвидела, что Ляльке, этой глупенькой подружке Руслана, предстоит сыграть еще одну, трагическую роль в ее жизни? И не мог он забыть о том, как вернулся в пустую съемную квартиру, увидел шелковый халатик матери, который та то ли случайно, то ли нарочно оставила на спинке стула, и вдруг ему захотелось включить духовку, а спички не зажигать. Странное желание, которое быстро ушло.
Время бежало. Надеяться обзавестись в будущем собственной квартирой было глупо. Руслан прилично зарабатывал, но цены на жилье росли быстрее его заработков. Вышло так, что он все же нашел себе настоящий дом и человека, заменившего ему отца. Отца, которого он никогда не знал. Вернее, дом сам нашел Обухова. Позвонил бывший однокурсник.
– Ты еще не купил квартиру?
– С тем же успехом ты мог бы меня спросить, не стал ли я зятем Билла Гейтса, – попытался сострить Обухов.
– Не знал, что у него есть дочь, – удивился однокурсник и сменил тему: – Значит, жилищный вопрос все еще стоит?
– У тебя бы так, – пожелал ему Руслан. Солдатский юмор до приятеля дошел, он захохотал и предложил Обухову пожить в роскошной квартире в центре Москвы.
– Цена? – спросил Руслан. – Копчиком чувствую подвох!
Цена оказалась приемлемой. Копчик продолжал сигнализировать, требуя основательно подумать над предложенным вариантом.
– Видишь ты, там хозяин живет…
– У-у, это не мой вариант, – быстро открестился Обухов. – Хватит с меня алкашей, безумцев и сутенеров.
– Остынь, – велел ему однокурсник. – Названные тобою типы канули в прошлое. Кто спился, кто сел, а кого черные риелторы вывезли в деревню Дальнее Кукуево. Слышал про такую? Хозяин нормальный. Пожилой человек, в прошлом военный. Фронтовик, награды имеются. Он не без причуд, конечно.
– Не от его ли причуд ты оттуда съезжаешь?
– Именно. Он, видишь ты, убежденный холостяк. Не переносит в доме женского духа. То есть переносит, если этот дух появляется от случая к случаю, переночевать. Но сдавать квартиру молодой семье с детьми или без таковых не хочет.
– В принципе его можно понять.
– А то! Ну, а мы с Инесской решили съехаться.
– Поздравляю…
Поздравлять-то, собственно, было не с чем – Инесса, дама сердца его приятеля, не казалась Руслану бог весть каким приобретением. Есть женщины, чья красота и обаяние так велики, что с избытком покрывают недостатки их умов и душ. Красота же Инессы, усредненная, салонная, была, фигурально выражаясь, слишком узка и коротка, и из-под нее то и дело выглядывали малосимпатичные качества – эгоизм, жадность и ограниченность. Впрочем, ведь было что-то хорошее в Инессе, если мужчина, перебравший в свое время целую галерею красоток, остановился именно на ней?
Руслан пошел по адресу, который дал ему приятель, и встретился с хозяином. Это был высокий старик с военной выправкой. Он назвался: «Василий Семенович Семенец, полковник в отставке», осмотрел Руслана с головы до ног и, кажется, остался доволен увиденным. Во всяком случае, без лишних разговоров и по разумной цене сдал ему лучшую в доме комнату, окна которой выходили в тихий зеленый дворик.
Квартира была большая, запущенная, обставленная тяжелой старинной мебелью. Комната, сданная Руслану, когда-то служила супружеской спальней – в ней находилась сверхъестественных размеров кровать, платяной шкаф и туалетный столик с потускневшим от времени зеркалом в резной деревянной раме. Толстопятые купидоны держали букеты роз и гирлянды бантов. До Руслана в этой комнате несколько месяцев жил его однокурсник, но признаков его пребывания в комнате не осталось – ни яркого конвертика, завалившегося за матрац монументального ложа, ни забытого носка в шкафу, ни компьютерного журнала в тумбочке. Зато он нашел другие следы – из шкафа едва ощутимо веяло духами, в расписной фарфоровой баночке, пылившейся на подзеркальнике, обнаружились остатки пудры, а в туалетном столике нашелся скомканный носовой платок, когда-то завалившийся между ящиком и задней стенкой. Носовой платок был обшит кружевами, и Руслан почему-то не отдал его хозяину, а запихнул на прежнее место. Комната хранила память о прежней хозяйке, рано умершей супруге полковника, и старомодный аромат женственности, оставшийся в ней, смущал в первое время Руслана. Он нарочно не заглядывал в альбом с фотографиями, чтобы не дать действительности сломать хрупкий образ. Жена полковника могла оказаться расфуфыренной хабалкой, либо дородной дамой с сальным вавилоном на голове, либо елейно-добродетельной, незаметной офицерской женой, по профессии непременно учительницей… Но потом Руслан все же не выдержал и заглянул в альбом и был благодарен этой давно ушедшей женщине за то, что когда-то она жила на свете и у нее были большие черные глаза, нежная кожа и прекрасная улыбка. На одной любительской, но дивной фотографии жена полковника была запечатлена в украинском наряде – вышитая рубашка, широкая юбка, на голове венок. Коса перекинута через плечо, босые ступни твердо стоят на тропинке, такие крошечные и трогательные, а вокруг, словно наяву, шелестит и переливается листва. И вдруг Руслан понял, почему полковник предпочел продолжительное вдовство новой женитьбе…
