Шантел заметила его взгляд и поняла, что с ним происходит. Обычно она улыбалась в ответ либо от удовольствия, либо просто автоматически. Но сейчас она обнаружила, что не может улыбнуться, потому что ее сердце бешено забилось. Он медленно встал, а она сделала шаг назад. И только много позже она поняла, что впервые в жизни отступила перед мужчиной.
— Я назову вам имена остальных попозже, — быстро произнесла она. — Меня ждут на съемочной площадке.
— А для чего вы надели это платье? — Он не сделал второго шага к ней. Его остановил инстинкт самосохранения.
Шантел облизала губы.
— Я буду играть женщину, которая пришла на бал, чтобы отомстить.
Он снова посмотрел на нее, медленно поднимая глаза, потом опуская их, а потом опять встретился с ней взглядом.
— Я думаю, вам это удастся.
Она заставила себя вдохнуть поглубже, а потом выдохнуть. «Играй свою роль», — велела она себе. Она всегда могла разыграть какую угодно роль.
— Вам понравилось? — Она медленно повернулась, демонстрируя ему низкий вырез на спине
— Для половины восьмого утра это чересчур смело.
— Вы так думаете? — Она улыбнулась, чувствуя себя получше. Подождите, вы еще
не видели украшений, которые к нему прилагаются. Картье одолжил нам ожерелье и серьги. Весь этот блеск стоит двести пятьдесят тысяч долларов. Скоро сюда явятся двое вооруженных охранников и сгорающий от беспокойства ювелир.
— А почему нельзя использовать стразы? Они ведь тоже сверкают.
— Потому что настоящие бриллианты привлекут больше людей. Поняли?
У дверей он остановил ее, прикоснувшись кончиком пальца к ее обнаженному плечу. Оба они вздрогнули от этого прикосновения.
— Один вопрос: у вас под платьем что-нибудь надето?
Ей удалось улыбнуться только потому, что ее рука уже лежала на ручке двери.
— Это Голливуд, мистер Доран. О таких подробностях догадывайтесь сами.
И она вышла из трейлера, надеясь, что стеснение в ее груди пройдет еще до того, как они сделают первый дубль.
К полудню Квину пришлось пересмотреть свои взгляды на личность Шантел, по крайней мере в одном вопросе. Она не была избалованной, капризной примадонной, какой он ее считал. Она пахала, как лошадь, Породистая лошадь, возможно безо всяких жалоб снова и снова повторяя куски снимавшейся сцены.
Она была очень любезна с фотографами, хотя фотосессия продолжалась целых полтора часа. Она не рявкнула на гримера, как сделала одна из снимавшихся с ней звезд, когда он подошел к ней, чтобы поправить грим. Из-за осветительных ламп на площадке стояла невыносимая жара, но Шантел не выглядела измученной. Между дублями она выпивала стакан минеральной воды, который всегда стоял наготове, и не могла даже присесть, чтобы не помять свое платье.
Двое вооруженных охранников не отрывали напряженных взглядов от нее и сверкавших на ней украшений стоимостью в четверть миллиона долларов. Эти украшения очень ей идут, вынужден был признать Квин — массивное золотое ожерелье, инкрустированное алмазами и рубинами, которое обвивало ее шею, и симфония алмазов и ярко-красных камней, свисавших с ее ушей. Она носила их с изяществом женщины, которая понимает, что заслужила их.
Квин держался подальше от съемочной площадки и недоумевал, как актеры выносят однообразие репетиции,
— Невероятно, правда?
Квин повернул голову и увидел высокого седеющего мужчину, который стоял рядом с ним.
— О чем это вы?
— О том, что они часами снимают одну и ту же двухминутную сцену. — Он вытащил тонкую черную сигарету и прикурил от окурка другой. Не знаю, зачем я сюда пришел. Я всегда очень нервничаю, но не могу не смотреть, как они препарируют мое творение.
Квин поднял бровь.
— Я вас не понимаю.
Человек глубоко затянулся и улыбнулся.
— Я не сумасшедший, а может, и сумасшедший. Я пишу сценарии. Вернее, то, что смутно напоминает сценарий. — Он протянул ухоженную, довольно тонкую руку. — Джеймс Брюстер.
— Квин Доран.
— Да, я знаю. Вы друг мисс О’Харли. — Он снова улыбнулся, еле заметно пожав плечами. — В маленьких городках слухи распространяются очень быстро. Она замечательная актриса, правда?
— Я в этом почти ничего не понимаю.
— О, уверяю вас, она актриса от Бога. Я думал, что роль Хейли никто не сможет сыграть. Роль холодной, мстительной женщины с острыми коготками и одновременно ранимой и жаждущей любви. Единственная вещь, о которой я не тревожусь, глядя на все эти экстравагантные вещи, это трактовка роли Хейли, предложенная Шантел.
— Да, она, похоже, знает, что делает.
— Более того, она чувствует, что надо делать. — Брюстер еще раз быстро затянулся, глядя, как съемочная группа готовится к следующему дублю. — Я с огромным удовольствием наблюдаю за ее работой.
Квин сунул руки в карманы и мысленно добавил фамилию Брюстера к растущему списку мужчин, которых надо проверять.
— Она необыкновенно красивая женщина.
— Это само собой разумеется. Но, если использовать расхожее выражение, это только оболочка. Восхищает не она, а то, что внутри.
Глаза Квина слегка сузились.
— И что же это?
— Я хочу сказать, мистер Доран, что каждый мужчина должен сам определить это для себя.
Режиссер крикнула «Тишина!», и Брюстер погрузился в нервное молчание. Квин задумался.
Шантел и вправду жила чувствами своей героини. В этой сцене она должна была успокоить своего бывшего любовника, который бросил ее три года назад, одинокую и растерянную. Даже после шести дублей ее глаза по команде становились ледяными, а в голосе появлялся оттенок сарказма. В бальном зале, заполненном людьми, она соблазняла и унижала. И то и другое она проделывала с необыкновенной ловкостью. И Квин решил, что это доставляет ей удовольствие.
Даже ему, давно уже избавившемуся от иллюзий, казалось, что она видит только одного человека, того, с которым сейчас танцует. И для нее не существует ни камер, ни оператора, ни наездов камеры сверху.
Съемки продолжались четыре часа, но Квин был терпелив. Его заинтересовало то, что, когда перерыв продолжался более пяти минут, под рукой Шантел оказывался ее ассистент со стаканом прохладной минеральной воды. Несколько раз к ней подошел ассистент режиссера, который брал ее за руку и что-то шептал на ушко. Гример снова и снова поправлял ей грим, словно это была дорогая картина.
Съемки закончились после семи. Если не считать часового перерыва на обед, Шантел, как определил Квин, провела на ногах четырнадцать часов. «Я бы лучше восемь часов копал канавы», — решил про себя он.
— Вам никогда не приходило в голову сменить работу? — спросил он ее, когда они снова закрылись в трейлере.
