Диана забрела немного в воду, присела на корточки и плюхнулась телом вперед. Вода перехватила дыхание и сразу же обласкала, освежила тело, поднимая и без того прекрасное настроение.
Владимир не заставил себя ждать, с разбега кидаясь в воду и поднимая кучу брызг, поплыл саженками к середине. Дина по-собачьи двинулась за ним, но вскоре вернулась ближе к берегу — так хорошо она плавать не умела. Он заметил и повернул обратно, на небольшой глубине они плескались, смеясь и осыпая друг друга веером брызг. Замерзли немного, Владимир вынес ее на руках на берег.
— А здесь точно никого не бывает? — спросила внезапно Дина.
— Никого, — уверенно ответил он. — Могут появиться на моторе, по воде. Мы услышим…
Диана, все еще неуверенно себя чувствуя, сняла купальник, отжала от воды и повесила на кустах. Легла на покрывало, зажмурив глаза и отдавая тело солнцу. Владимир тоже снял плавки, выжал и лег рядом, любуясь ее, еще не загоревшим, телом. Желание росло и звенело камертоном, входило сосками в губы, поползло вниз к раскрывающемуся цветку и Дина впервые познала совершенно другую ласку.
Лежала в томленье, прижавшись к груди Владимира, так бы и лежала всю жизнь в грезах. Вспомнила стихи, прочла тихо, но так, чтобы он слышал:
Лето красное отклубилось,
Растворилось белесым туманом,
Сном предутренним мне приснилось,
Иль привидилось синим обманом.
Лист осенний кружится, летает,
Устилая асфальт и газон,
Дворник в кучки их тут же сметает,
Создавая опрелый озон.
Запах осени тоже пройдет,
Оставляя нам в памяти след,
И пушистый снежок вдруг пойдет,
Заискрится им сотканный плед.
Солнце ниже плывет над селеньем,
Ярких красок уже не видать,
Лишь румянец в холодном свеченье
Начинает к щекам прилипать.
Но и это не долго пробудет,
Засверкают ручьи на холмах,
И подснежник всю землю разбудит,
Что лелеялась в сказочных снах.
Снова лето вернется с зарёю,
Изумрудом звенит лепесток,
Настроенье, что было весною,
С крыш спустится под каждый кусток.
Пододвинулась к нему еще ближе, прижалась крепче.
— Не хочется в зиму и осень, лучше сразу — весна, лето, а потом вечность. Все проходит, как времена года… — Диана вздохнула.
— Что с тобой? — Владимир приподнял голову. — Начала за здравие, а кончила за упокой.
Дина не ответила, присела на корточки, потом встала, одела почти просохший купальник и опустилась на покрывало. Внутри снова засосало противно и изнуряюще, она закурила.
Владимир догадался и постарался приободрить.
— Ничего, Диночка, потерпи немного. Сегодня-завтра: последние дни, потом это сосущее желание исчезнет. Давай по пивку, а я тебе туда еще и таблетку брошу — поспишь немного и пройдет все.
— А-а-а, давай, — махнула она рукой тоскливо и обреченно.
Пиво выпила залпом, почти всю банку сразу, прилегла к нему на руку и прикрыла веки, пытаясь заснуть. Сон не шел, думать не хотелось и она снова вспоминала стихи, уже про себя.
Бывают в жизни увлеченья,
Души порывы и мечты
И сладострастные забвенья
Сквозь сон врываются в ночи.
Горячей страстью обдавая,
Душа стремиться улететь,
И тело милого желая,
С ним хочется в экстазе петь.
Бывают дни, когда ты злишься —
Ужель не слышит он тебя?
И в тоже время ты боишься
Поведать правду про себя.
Оков приличия отбросив,
Ведь мы в России все равны,
Возьми листок и мысли бросив,
Излей страдания мечты.
И окунись с ним в сказку счастья,
Любви порывы не туши,
Отбрось возможные ненастья,
Пойди на зов своей души.
Взлети, расправив музы крылья,
И пусть несет тебя Пегас,
Объятья, пыл и сладострастья
Пусть не покинут больше нас.
Дина проснулась и открыла глаза. Увидела над собой воткнутые колья и привязанное к ним еще одно покрывало с заднего сиденья машины. В теньке и на улице — так она еще не спала никогда. В душе затеплилась доброта к Владимиру, захотелось обнять человечка, сидящего неподалеку к ней спиной. Поползла тихонько, но он услышал и обернулся. Дина приложила палец к своим губам, доползла, прижалась крепко к спине, потом тихо и ласково прошептала:
— А я бы не догадалась, спасибо, Вовочка!
Он ничего не ответил, только взял обе ладони и целовал их поочередно. Гораздо позже спросил:
— Кушать будем?
— Конечно! — Воскликнула Дина. — Я правда проголодалась.
Они вместе разложили привезенную еду и с удовольствием трапезничали.
— Сколько же я проспала? — спросила Дина.
— Немного, часа три, — он улыбнулся. — Ты так прекрасна во сне, что захотелось побыть Русланом, но я не решился тебя поцеловать.
— А я и не Людмила… чего ж во сне то?
— Захотелось…
* * *
Владимир, сидя в кресле, курил, ждал приезда Ленчика, чтобы объехать и посмотреть лично свое небольшое, но прибыльное «хозяйство». Пару недель он не появлялся перед своими людьми, приучая их к отсутствию, но главное к тому, чтобы все знали — железная рука, всевидящее око и воля хозяина всегда рядом, а наказание неотвратимо.
Недавно одна из его девочек сбежала с его же наркокурьером, прихватив всю выручку. Деньги, конечно, имели большое значение, но в данном случае вопрос ставился шире и глубже — неповиновение и предательство в нелегальном бизнесе не прощалось.
Пришло время показать силу и власть, и Владимир был доволен развертыванием событий. Беглецов нашли в другом городе и вернули назад. Сегодня состоится «суд». Никто не смеет посягать на созданную и отточенную им систему. Владимир задумался, вспоминая школьные годы.
Практически в каждом классе существует свой «оторвила», от которого стонут, как дети, так и учителя. Посредственный или вообще никудышный ученик держит в страхе класс — отбирает карманные деньги у одноклассников, грубит учителям. Выбирает себе жертву и третирует ее постоянно — бьет и пакостит нещадно. Иногда родители вынуждены переводить свое чадо в другую школу, подальше от такого сорванца, с которым не могут справиться.
Есть, конечно, классы и без таких «оторвил», все есть в этом суетном мире…
А Владимир Смирнитский жил сам по себе — держал полный нейтралитет и не высовывался ни в чем: ни в учебе, ни в классных разборках. Имел кличку Смирный — смирно и жил. В школе никто не знал, что он занимается в секции айкидо и там имеет гораздо больший успех, чем в учебе.
