У эскалатора теснились шушукающиеся девчонки, вроде меня заявившиеся по объявлению. Когда нас набралось с десяток, симпатичный парнишечка в потрясной зеленой униформе комбинезонного типа (младший менеджер-консультант, как явствовало из пласткарты на кармане) повел нас по маркету. Нам сразу же показали учебный класс в мансарде выше офиса, где стояли две точно такие же компьютерно-электронные кассы, что и в торговых залах, и где учат всем торговым премудростям и даже читают краткий курс по началам рекламы, маркетингу и основам психологии покупателя.
Потом парнишка завел нас в какой-то офисный предбанник перед кабинетом и заставил заполнять анкеты. Сказал, что теперь будут смотреть нашу внешность.
Насчет этого я была абсолютно спокойна и спросила его шепотом:
— А кто тут самый главный хозяин? Он тоже примет участие в отборе?
— Очень вы ему нужны, метелки! — ухмыльнулся парень. — Его никто и не видел никогда. Он в своей Греции живет. Финиками закусывает. И не один он, их там целая компания. Даже немец есть. Этот наезжал с инспекцией. Только до бога далеко, а у нас тут своя королева. Вот к ней вас и поведу…
Парнишке, которого звали Гена Кондратюк, я приглянулась, и он начал намекать, как бы встретиться. Я никогда никому ничего не обещаю, но тут сделала глазки. Всегда выгодно иметь знакомого, который знает все уставы в монастыре, куда ты лезешь. Из предбанника офиса на уровень выше вела мраморная лестница с медными перилами, которая упиралась в белую дверь с табличкой «Гендиректор». Гена собрал анкеты, унес за дверь и выглянул оттуда почти через час, когда все девчонки уже дошли от ожидания.
— Прошу вас! Проходите, — сказал он.
Кабинет был здоровенный, с ковром на паркете и красивым гобеленом на стене, верхнее освещение было выключено, горела только рабочая лампа над столом, и в ее свете курился табачный дым. За столом сидела крупная женщина в обычной непрезентабельной и даже грязноватой торговой куртке, смолила беломорину и протирала платочком очки с толстыми стеклами. Ее было много, этой тетки, этакая оплывшая грузная бегемотиха, с плоским широким загривком, в серых седых кудельках, с прозрачно-ситцевыми глазками.
Гендиректорша рассматривала нас, выстроившихся в ряд перед ее столом, без особого интереса. Скользнула глазками и ухмыльнулась:
— Господи, откуда вы только беретесь, кривоногие?
Девахи кривоногими отнюдь не были, но возражать не осмелились.
Тетка полистала папку с нашими анкетами, помечая что-то карандашиком.
— Я генеральный директор этой шарашки, — представилась она. — Мерцалова Лидия Львовна. Всяких слов насчет того, что каждая из вас должна проникнуться и понять, как ей, возможно, повезет, говорить не буду. Информация к размышлению: сотни таких же писюх толкутся на улице и в подворотнях и занимаются черт знает чем, а мы вам даем шанс! Запомните! Я тут вам и царь, и бог, и воинский начальник… При первом намеке на воровство — вон! При первом намеке на употребление наркоты или выпивки — вон! За неряшливость в одежде и внешнем виде — вон! Никаких идиотских побрякушек, клипсов, колец в ноздре и всякого такого! Косметика — в пределах скромного наива. От вас должно нести юностью, весной и здоровьем. Такие школьницы-простушки. Теперь по порядку: вас всех прокачают на тестах наши аналитики, по результатам собеседования опытные специалисты определят, полные вы дуры или в мозгах хоть что-то шевелится. Каждая пройдет полную медкомиссию. Если кто беременная — сразу вон… В дальнейшем в случае беременности — тоже вон! Мы ваших шпротов кормить не обязаны, здесь не богадельня! Ну, более подробный инструктаж вам предстоит… Но то, что я тут на вас трачу мое драгоценное время, еще не значит, что вы будете приняты!
Мы обалдело молчали. Мерцалова орала так, словно мы уже были в чем-то виновны.
— И последнее… — вновь заговорила она, отпив чаю из стакана в массивном подстаканнике. — То, что вы тут нарисовали в анкетах, ничего не значит. У нас теперь есть ваши адреса, номера телефонов… У нас своя мощная служба безопасности, которая проверит ваши данные и выяснит, много ли вранья. В смысле биографий, приводов, судимостей и прочего… В течение двух недель вы получите извещение о том, что можете явиться на испытания. Или не получите ничего. Сообщать каждой о том, что она не подходит, мы не обязаны… Свободны!
Не скажу, чтобы я сразу заколыхалась в сомнениях, и, если бы не младший менеджер Генка Кондратюк, я бы, наверное, все-таки пробивалась в этот храм цивилизованной торговли. Я уже просто млела от удовольствия, предвкушая, как потрясу Полину, в скором времени заявившись домой в зеленой форме, с оранжевым жилетиком и пилоточкой и фирменным знаком на груди. Если честно, Генка меня просто спас.
Он отловил меня у выхода из маркета, уже переодетый в обычные куртку и брюки, и сказал:
— Слушай, чернявенькая, есть разговор… Просто жалко мне тебя, понимаешь? Давно из школы?
— Не очень!
— Оно и видно! У меня знакомая такая же… Еле отвадил ее! Господи, и откуда вы только беретесь, кретинки непуганые! Красиво ей тут…
У него было хорошее простецкое лицо с румянцем на пухловатых щеках и серьезными глазами, и я каким-то чутьем уловила, что он и впрямь хочет мне помочь. Знакомство могло стать полезным для моей будущей карьеры в супермаркете, и я согласилась:
— Если тащить на какую-нибудь хату не будешь, отчего же не потрепаться?
Мы присели за столик в какой-то тротуарной точке неподалеку от супермаркета, Генка взял пиво, мне поставил пепси и вазочку пломбира.
— Ты видела, сколько у нас понатыкано телекамер наблюдения? А зачем — соображаешь?
Верно, этих коробочек с глазками было в магазине много и всюду. Над каждым прилавком, над кассами, входами и выходами. Оказалось, под недреманным оком целой службы, сидящей где-то за центральным пультом, находится все и вся. Считается, что это защита от магазинных воров, но все нацелено на наблюдение за персоналом. Треп за прилавком строго воспрещен, даже в ночную смену, когда в торговом зале никого из покупателей не бывает. Всю смену положено стоять и не присаживаться. И не дай господь прилечь грудью на прилавок, когда ноги немеют! Или огрызнуться на какую-нибудь корову, которая никак не может выбрать, что ей взять — готовые телячьи отбивные, принесенные из цеха полуфабрикатов, или парную говядину. Даже если этого не засекает старшая по смене или бригадирша, все равно каждое отступление от правил фиксируется с пульта.
Зарплату выдают по-западному, каждую неделю, в конвертиках. Но почти каждая из младших продавщиц-стажеров постоянно обнаруживает в нем желтый бланк штрафа. За что тебя греют, не указывается. Но если ты такая любопытная, можешь подняться к менеджеру по трудовым конфликтам, и он объяснит за что и даже видеозапись прокрутит, на которой ты треплешься с каким-нибудь парнишкой из покупателей, в носу ковыряешь, причесываешься или маникюришься втихаря или трескаешь что-то, присев на корточки, чтобы никто не видел.
