Я вышла наверх, осмотрелась по сторонам, и руки сами потянулись к камере.
Какой кадр!
Возле обочины остановился свадебный кортеж. Люди уже вышли из машин, готовятся прогуляться и старательно махают видеооператору. Невеста – тоненькая, худенькая, в пене белоснежных кружев, сама красота, сладкая невинность. Жених – по возрасту годится даже не в отцы, в деды. Лысина, брюшко, пигментные пятна на щеках – все при мужчине.
Он снисходительно поглядывает на невесту. А девчонка, закусив губу, не может оторвать глаз от двадцатилетнего паренька. О! Я бы тоже на такого смотрела и смотрела. Высокий рост, пшеничные кудри, синие очи на пол-лица. Аполлон, картинка. Но, похоже, такой же, как и я, голь перекатная, из капитала – одни амбиции и понты. Старые светлые джинсы, застиранная рубашка, разваливающиеся кроссовки – но красоту и молодость ничем не испортишь, даже дешевыми шмотками. Меня не удивляет выбор невесты, между эстетикой и надежностью большинство девушек сделает правильный прагматичный выбор. Да я сама почти такая же – Юрец пролетит, как фанера над Парижем, едва я найду свою «звезду». Но вот чего я не понимаю, так это приглашения любимого мальчика на свадьбу с нелюбимым дядечкой. Невеста – мазохистка? Или садистка? Вся эта троица просто искрится от энергии, как предгрозовое облако. Дело житейское – но сколько страсти. Хотя, что с того, что истории этой миллион лет, что не они первые и не они последние. Все участники шоу страдают и мучаются…
Снимаю их, ворую у жизни и останавливаю невероятно экспрессивные моменты. Еще, еще. Вот так хорошо! Отлично, здорово!
Я фотографирую и при этом не привлекаю внимания. У меня объектив с огромным зумом, приближает, как снайперская винтовка, кусающая губы невеста меня не видит, а я замечаю даже хрусталь слез, которым наполняются ее глаза.
Я жму на кнопку спуска, опять, и снова, и опять.
Но вдруг внезапно лечу на землю, какая-то тяжесть толкает меня в спину, устоять невозможно.
И – о нет, нет! – фотоаппарат, как в замедленной съемке, тоже пикирует прямо на асфальт…
* * *
С ума сойти можно!
Всех поубиваю на фиг!
Какой-то стрекозел ехал на роликах и врезался в меня!
Вообще-то мама еще с детства старательно учила не ругаться матом.
Но когда разбивается сердце и его осколки, господи боже, линзы, мой шикарный зуммирующий объектив – на мелкие кусочки, из меня просто хлынул поток ругательств.
Врезавшийся в меня мужик, впрочем, на мою ругань никак не отреагировал. Поправил защиту на коленках, поднялся на ноги. Хоть бы руку мне протянул, стрекозел!
Впрочем, в ту же минуту он решил проявить запоздалую вежливость:
– Не расшиблась? Все в порядке? Ты извини, что я так не подрассчитал.
– Ничего не в порядке! Вы мой фотоаппарат разбили!
Мужик мгновенно завелся:
– А что ты здесь ходишь, под ноги не смотришь! Так ты еще с фотоаппаратом была? Журналистка, что ли?! Будь моя воля, я бы вообще всех вас истребил!
По моим меркам, стрекозел с роликами, несмотря на молодежный прикид (бейсболка, шорты, рюкзачок) был уже довольно старым – лет сорока. Но меня так возмутила его хамская непробиваемость, что я решила не миндальничать и тоже «затыкала»:
– Слышишь, ты, истребитель нашелся! А ты чего прямо на людей едешь! Сам ты прешь, по сторонам не глядишь! Да тебе, кроме инвалидной коляски, ничего давать нельзя – ты же всех передавишь!
Мужик радостно заржал, а потом помахал мне рукой:
– Вижу, с тобой все отлично! Инвалидная коляска, вот загнула! Надеюсь, меня это не коснется. Ну, счастливо, гуляй аккуратненько.
Невероятно: этот гад стал стремительно удаляться! У него и в мыслях не было компенсировать нанесенный мне ущерб!
Схватив разбитый фотоаппарат, я помчалась за ним следом:
– А бабки! Я на этот фотик полгода зарабатывала! Я тебя в милицию сдам!
Стрекозел перемещался все быстрее и быстрее. Оказывается, на коньках можно двигаться значительно шустрее, чем на своих двоих.
Неужели он сейчас смоется и не заплатит за пострадавшую по его вине технику? Ну уж нет!
Мой бешенный взгляд упал на пустую пивную бутылку, которая стояла возле лавочки.
Секунда – и она летит мужику на роликах в спину, а на меня вдруг наваливается что-то тяжелое, и мой многострадальный убитый фотик опять брякается об асфальт. Но расстроиться по этому поводу я не успеваю. Мир внезапно гаснет…
Гаснет…
Но почему-то вздрагивает и дергается…
А еще он – нет, этот запах перепутать ни с чем невозможно, – он явственно пахнет хорошей жизнью и деньгами. В легком хрустальном кондиционированном воздухе различается запах кожи, дорого мужского парфюма и почему-то беззаботных апельсинов.
– Игорь Николаевич, мне кажется, девчонка не дышит.
– Успокойся. Не паникуй. Тут до больницы пятнадцать минут езды, довезем.
– Даже не знаю, как так получилось. Она падала и о бортик ударилась.
– А кто тебя просил на нее бросаться? Я и так ее сбил! А ты добавить решил?
– Так она же бутылкой швырнула! Игорь Николаевич, охранять вас – моя работа.
– Ладно. Отвезем ее в больницу, надеюсь, с ней все в порядке. И напомни мне, что надо купить ей фотоаппарат. А еще лучше, сам займись этим вопросом. У меня совет директоров, буду я еще голову всякой ерундой забивать.
Я уже давно поняла, что мы куда-то едем в машине. Узнала голос протаранившего меня стрекозла, поняла, что второй парень – охранник. Потом через опущенные ресницы украдкой огляделась по сторонам.
Мы все находились в большом просторном джипе, салон которого был отделан белой кожей.
Охранник сидел на переднем сиденье, рядом со мной располагался стрекозел, а вел машину какой-то толстый парень с бритым затылком.
Роликов на стрекозле уже не было, он – я скосила глаза вниз – переобулся в кроссовки, а на коленях у него лежала папка с документами. Мужик просматривал бумаги и иногда делал глоток свежевыжатого апельсинового сока из прозрачного пластикового стаканчика. Без дурацкой бейсболки стрекозлел выглядел не страшно, интеллигентно и, может быть, даже по-своему симпатично. Или он просто показался мне таким после слов о покупке нового фотоаппарата?
– Здорово, что вы решили возместить ущерб. Это по-честному! Мне обязательно нужна именно зеркальная камера, – пробормотала я, приподнимаясь на сиденье. Перед глазами все плыло. – На «мыльницу» сегодня снимать уже просто неприлично.
– Не вопрос, – буркнул мужик, не отрывая взгляда от документов.
– А я думала, вы сбежать хотите.
– Я хотел. От тебя сбежишь, как же.
