— Дута, это ведь тот самый утес и ива, которые покалечили тебя… — заметила Айшат после продолжительного молчания.
— Я не виню ни утес, ни дерево. Это все шайтан и его слуги, созданные из бездымного огня, которые приняли форму утеса и ивы. Это злые джинны, которым был страшен джигит Дута Эдиев, и они покалечили его мальчиком, а теперь, обратившись в русских комиссаров, увели его коня, его Карабуйсу.
— А я не верю в джиннов, — сказала Айшат.
— Ты больше дружи с этой комсомолкой Саадаевой! — Дута позволил себе даже прикрикнуть на девушку. — Не понимаешь, что говоришь. Этой, гяуркой самой крутят злые духи, как хотят, а она этого не замечает, служит им. А тебе, мусульманке, стыдно не видеть этого. Что ты можешь понимать? Ты не видела джиннов в горах? О! Молчи, девушка, молчи! Они ходят кругами вокруг нашего аула, и эти круги все сужаются. Я знаю. Дута все видел в горах. Они сделали Дуту калекой, но он научился узнавать их в любом обличий, угадывать их коварные замыслы. Слушай же, Айшат, плохие времена настают для Дойзал-Юрта. Надо уходить отсюда в горы, чтобы переждать. Там есть старые, мудрые люди. Их боятся джинны, их боится шайтан…
— А ты думаешь, я боюсь твоих джиннов?! — закричала Айшат. — Слышал пословицу про пуганую ворону, которая куста боится? Ты, Дута, везде видишь джиннов. Утес и ива, значит, тоже джинны?
— Тоже джинны. Очень злые джинны.
— Что же тогда они не справились с Салманом? Что молчишь?
Айшат вдруг овладел какой-то мальчишеский задор, ей захотелось надерзить Дуте, унизить этого калеку, осрамить его. Так иногда молодая самка не с того ни с сего накидывается на хромого калеку-самца, зло куснет и отбежит, сама удивляясь своей ярости.
— А знаешь, Дута, — закричала девушка, — что это все вранье? Просто есть на свете лихие джигиты, а есть жалкие трусы, которые оправдывают свои неудачи джиннами. Есть Салман Бейбулатов, который совершает подвиги, защищая родную землю. От боевого крика которого трепещут сердца врагов. А есть…
Она не договорила. Дута круто повернулся и, припадая на одну ногу, побежал к утесу.
— Дута! Ты куда?! — крикнула Айшат, поняв, что задумал несчастный калека.
Дута быстро ковылял к утесу. Девушка бросилась за ним.
— Погоди, Дута!.. Не верь моим словам!.. Я не хотела их говорить! — кричала она на бегу, понимая, что на горном склоне Дута не уступает ей в быстроте бега. — Хорошо!.. Это не я говорила… Ты прав — это джинны говорили за меня! Погоди… Я так не думаю! Остановись…
У подножия утеса она настигла Дуту и вцепилась в его кожаный наборный пояс. Но он, как молодой вол, потащил ее за собой по утесу. Айшат упала на колени, чувствуя в этой напрасной борьбе свою легкость и хрупкость. Комья земли и камни вылетали у нее из-под ног, не давая возможности остановить Дуту, стремившегося вверх по склону. Только небольшое ореховое дерево сжалилось над ней, оказавшись на их пути. Айшат обхватила гибкий ствол ногами и стиснула их так крепко, словно боролась за свою честь. Тут их движение и остановилось, потому что Дута упирался в землю больной ногой и не мог найти точку опоры, чтобы разорвать эту живую цепь. Тогда он обернулся, чтобы сильными, ловкими руками отцепить от себя, оторвать кошку-Айшат…
— Что тут такое происходит, товарищи? — послышался спокойный мужской голос в нескольких шагах от борющихся.
На горной тропе, идущей мимо утеса, появилась группа людей, одетых скорее спортивно, с рюкзаками и винтовками за спиной. Впереди всех шел молодой мужчина славянской внешности, высокого роста и атлетического сложения.
— Если это семейная сцена, — сказал он, улыбаясь, — то прошу прощения за вмешательство. А если вам нужна наша помощь, то рады стараться. В любом случае, товарищи, ассалам алайкум, как говорится!
Айшат отпустила сначала ствол орешника, а потом пояс Дуты, оправила рубашку и волосы.
— Здравствуйте, — по-русски сказала она, без опаски оглядывая незнакомцев.
Дута ничего не ответил. Он сел у подножия утеса и стал поправлять сапог на больной ноге, прикрывая на всякий случай висевший на поясе кинжал. Высокий усмехнулся чему-то.
— Прошу прощения, товарищи, я начальник геологической партии Евгений Горелов. Мы производим у вас в горах картографическую съемку местности. А это мои коллеги-геологи. А вы, наверное, местные?
Эдиев продолжал недружелюбно молчать, глядя на незнакомцев, а Айшат улыбнулась им приветливо, хотя и несколько смущенно оттого, что столько мужчин видели ее в таком странном положении.
— Мы из этого аула. Живем здесь, — сказала она.
— А как ваш аул называется? — спросил высокий, все так же улыбаясь.
Айшат впервые видела у мужчины такую ямочку на подбородке. Она подумала, что это может быть след от кинжала или ножа. Хотя ямочка показывалась во время улыбки и была аккуратной, точно посередине.
— Дойзал-юрт, — ответила она, следя, когда опять покажется странная ложбинка на подбородке у мужчины.
Тут к ним подтянулись и остальные геологи. Среди них Айшат заметила девушку с такой же, как у остальных, ношей за плечами. Девушка была курносой, с обгоревшими от костра ресницами и бровями. Ее появление, видимо, немного успокоило Дуту.
Он выпрямился и спросил с подозрением:
— Нефть искать, ходить? Плохое время. Война. Он говорил по-русски гораздо хуже Айшат, которая много общалась со своей русской подругой.
— Я же сказал, товарищ, — ответил Горелов, — производим картографию местности. А полезные ископаемые нужны нашей стране и на войне, и в мирное время. На войне особенно. Танки на чем ездят? А самолеты?.. То-то! Я вот что хотел у вас спросить. Можно в вашем ауле купить немного муки и молока? Да еще бы меда, а то вот товарищ наш, геолог Лычко, что-то расклеилась. Туманы у вас в горах холодные, вот и наглоталась туманов-то.
Горелов подмигнул курносой, и та улыбнулась ему с какой-то поспешностью.
— Так что, можно, говорю, нам у вас затовариться? И насчет меда вот?
— Конечно, можно, — улыбнулась Айшат. — Мука, молоко — это и у нас можно. Отец, мать будут рады гостям. А мед очень хороший у Саадаевых. Маша Саадаева не откажет…
— Маша? Имя русское, — удивился Горелов.
— Она и есть русская. Маша на конезаводе — секретарь комсомольской организации. Комсомольский вожак.
— Вот как! — удивился геолог. — А тебя-то как зовут?
— Меня Айшат.
— А тебя, джигит? — повернулся Горелов к Дуте.
— А я — не нефть. Для чего со мной геологам знакомиться?
— Вот ты, значит, какой! — Горелов опять усмехнулся. — А я слышал, что горцы — народ гостеприимный.
— Здесь — не дом мой, радоваться гость. Здесь горы. Много чужих людей в горах — это не гости и не кунаки.
