— Разумеется. — Леон был согласен, ему не терпелось закончить разговор, и он уже двигался к выходу.
— Помнится, мне еще подумалось, — крикнула женщина, — если и этот — гомосексуалист, то на кой его природа так одарила!
Детектив в Сан-Диего дал Бадди бумажку с телефонами. Но тогда он не проявил интереса, засунул бумажку куда-то, прекрасно зная, что она ему никогда не пригодится.
Он лихорадочно вывернул карманы. Пусто. Потом смутно припомнил, как скатал бумажку в машине и бросил на пол.
Он выбежал из квартиры, заскочил в лифт, спустился в гараж и на четвереньках ползал в машине по полу.
Проклятой бумажки не было и в помине.
Перерыл бардачок, пошарил вокруг сидений, громко выругался от разочарования. Заторопился обратно наверх.
Дверь в квартиру была открыта, как он ее и оставил. Он торопливо вошел и замер. Там кто-то был.
Дек вез ее знакомить с матерью. На душе было хорошо. Совсем не так, как в прошлый раз. На этот раз они поладят. Будут улыбаться друг другу и мило беседовать. Будут его нахваливать, а не высмеивать и осуждать.
— Да воздаст Бог хвалы умершим! — проговорил он вслух. — Ибо только в смерти очистится душа от грехов и выпустит бесов.
Он сосредоточенно думал.
Убей.
Убей мать.
Убей Джой.
Убей себя.
КТО ОН — БАДДИ ХАДСОН?
Теперь ему все равно. Есть у него выход.
Как хорошо, когда точно знаешь, что делать.
И никто никогда больше не будет над ним смеяться.
— Что у вас за дела с Ферди Картрайтом? — Бадди рта раскрыть не успел, как на него обрушился Леон.
— Эй! — Бадди схватил его за руку — даже не полюбопытствовал, как он тут оказался, просто рад был, что он пришел.
— Ангель у Дека? Этот ненормальный сукин сын забрал мою жену?
— О чем вы?
— Он здесь был!
— Как вы узнали?
Бадди потянул его в спальню и показал разодранный плакат и нацарапанную на нем надпись.
— Что значит эта ахинея? — спросил Бадди. — Значит, он забрал Ангель?
— Кто эта Ангель?
— Моя жена, черт возьми! Что вы собираетесь делать?
— Расскажите-ка лучше все по порядку.
— Ангель должна была встретиться со мной здесь в пять. Почему-то приехала раньше, а сейчас ее нет. Не понимаю, как он смог меня найти? О нашем родстве знаете только вы.
— У кого еще есть плакат?
— У половины Америки. В понедельник он разойдется на рекламных щитах от океана до океана.
— Может, тут ключ.
— Какой, на хрен, ключ? Где Ангель? — выкрикнул Бадди.
— Вашу жену мы найдем, — сказал Леон уверенно, хотя уверен отнюдь не был. — Но мне нужна информация. Кто такой Ферди Картрайт?
— Он-то тут при чем?
— Послушайте меня, — грубо бросил Леон. — Вы были у него рано утром. Потом его машина попала в аварию. Когда подоспела полиция, там уже никого не было. Но в машине осталась сумка Дека Эндрюса. — Он помолчал. — Давайте-ка, Бадди, рассказывайте, что вам известно.
— Ферди работает на моего агента Сейди Ласаль. Я заехал к нему сегодня утром. Хотел, чтобы он подскочил к Сейди и кое-что ей от меня передал.
— Он согласился?
— Да.
— Еще кто-нибудь там был?
— Какой-то парнишка.
— Его имя?
— Я-то откуда знаю? — взорвался Бадди. — Это что, поможет найти мою жену?
— Надеюсь, что да. Потому что это единственное, чем мы располагаем.
Он действовал осторожно. Никогда не знаешь, какие силы попытаются затащить тебя в ловушку. Даже в воздухе витала опасность. Жара. Враги подстерегают на каждом шагу.
На этот раз Дек подогнал фургон прямо к двери дома Сейди.
Прошелся по лужайке, заглядывая в окна.
Предвечернее солнце уходило за низко нависшие тучи. Пошел бы дождь, что ли. Дождя ему не хватает. Дождь — положительная сила. Жара — исчадие ада.
Он услышал, как в доме зазвонил телефон, но никто не подошел.
Правой рукой он провел по гладкому черепу. Потом достал из кармана рубашки ключи, которые стянул еще раньше, и открыл дверь.
Он всегда знал, что вернется к матери.
Царит тишина.
Как и должно быть.
Она съежилась на заднем сиденье фургона и пыталась сдерживать готовый прорваться крик. Боль утихла. Она разжала кулаки и глубоко вздохнула. В фургоне почти не было воздуха, приходилось давиться густой пылью. Она вся взмокла от пота, езда ее вконец вымотала. Слава богу, что остановились. Может, он ушел и оставил ее?
А что, если это ловушка?
Она с трудом пробралась к задней дверце и принялась слабо скрестись.
— Помогите… прошу… прошу… помогите же хоть кто-нибудь.
Как она прекрасна — его золотистый Ангел Надежды! Как не похожа на ту Джой, которую он встретил вначале Всхлипывает, пока он помогает ей выйти из фургона. Ничего.
Вода… слезы… все одно.
Он наполовину втащил, наполовину внес ее в дом. И знал, что желает ее, как не желал ни одну женщину на свете.
Это оттого, что она — по-настоящему его. Он вел ее по этой жизни, он изгнал из ее тела порок, с ним она прошла очищение.
— Джой, славная Джой! — бормотал он, помогая ей подняться по лестнице.
— Я… не…Джой! — крикнула она с отчаянием.
Он тут же разозлился. Ну зачем она его злит?
Сука.
Шлюха.
Проститутка.
Он грубо втащил ее в спальню к Сейди и бросил на кровать.
— Не смей! — завопил он. — Никогда чтобы не говорила, что ты не она.
Он сгорбился над ней со вставшим членом. Нет никакого греха — разрядить свою силу в Джой. Они же муж и жена.
Какое-то мгновение он не мог понять, где он. Потом снова зазвонил телефон, переполошив его до бешенства. Он соскочил с кровати, схватил провод и со злостью вырвал его из розетки.
Где мать?
Она полюбит Джой — такую бледную, белокурую и красивую.
Такую леди.
Но и шлюху. Не надо этого забывать.
Все женщины — шлюхи.
Убей.
Убей мать.
Убей Джой.
Убей себя.
Но сперва они обе должны встретиться. Он обязан это сделать для них.
Дек рванул с постели простыню, искромсал и еще раз связал Ангель, распластав ее поперек кровати.
Он сумасшедший. Она поняла это. В черных глазах, какими он смотрит на мир, пляшет безумие.
Кто он? И почему у него такое ужасное, отвратительное сходство с Бадди?
Бадди красивый.
А этот — урод. Чудовище.
Ребенок перестал толкаться. Она почувствовала тупую пульсирующую боль.
«Он убил моего ребенка, — подумала она. — И меня скоро убьет».
У нее мурашки, поползли по телу. Она больше не увидит Бадди.
— Мать. Мать. Проснись, дело важное.
Перед глазами у нее поплыла физиономия Дека. Глаза у него так похожи на ее — ничего нет от Росса.
Бедный Росс.
Превозмогая боль, Сейди попыталась говорить. Челюсти не слушались. Она чувствовала языком острые края выбитых зубов, а глаза у нее были как щелочки. Хоть за нож не взялся… пока'.
