— Если тебя сюда посадить, какое у тебя будет самочувствие?
— Крысы по тебе не бегали?
— Что?!
— Я спрашиваю, крыс не видела?
— Каких еще крыс?
— Самых обыкновенных, с острыми зубами. Я сюда вообще стараюсь никогда не заходить, они здесь кишмя кишат. Отраву кидал, ловушки крысиные ставил — бесполезно. Ночью пищат, аж в другой комнате слышно. Вот пришел тебя проведать. Думал, может, крысы тебя уже с аппетитом скушали. Не ожидал, что ты живая и здоровая.
Мне стало плохо. Нагнувшись, я заглянула под раскладушку. Мне показалось, что там шевельнулся серый комочек. Заорав, я бросилась к двери. Оттолкнув своего мучителя, я пулей вылетела на улицу и без сил опустилась на крыльцо.
Глаза заболели от яркого солнца. Погода стояла чудесная. Паша вышел следом.
— Что орешь как ненормальная?
— Я больше в чулан не пойду. Сам теперь там спи. Хоть стреляй — не пойду.
— Столько времени там просидела — и ни хрена, а сейчас визжишь как ошпаренная.
— Я не знала, что там крысы.
Паша посмотрел на часы, резко схватил меня за руку и потащил в дом.
— Куда ты меня тащишь? — Я постаралась вырваться.
— К телевизору. Хочу тебе кое-что показать. Я уже сегодня видел. Сейчас повторение будет.
— Не хочу ничего смотреть. Я есть хочу.
— Успеешь. Посмотри, я думаю, что тебе будет довольно интересно.
Мне пришлось сесть на стул напротив телевизора и ждать чего-то необычного. На экране появилась заставка программы «Криминал». Я прослушала информацию о сильном пожаре, нескольких дорожно-транспортных происшествиях, убийстве крупного бизнесмена и бытовых убийствах.
— Не понимаю, почему ты считаешь, что мне это должно быть интересно.
— Не торопись. Сейчас ты услышишь то, что вряд ли оставит тебя равнодушной.
Буквально через несколько секунд на экране вспыхнула надпись: «Следователь просит помочь». С удивлением увидела свою фотографию и услышала голос диктора, от которого по телу побежали мурашки и перехватило дыхание:
«За совершение тяжкого убийства разыскивается Виноградова Жанна Владимировна, 1973 года рождения…»
Дальше все было словно в тумане. Запомнилась лишь последняя фраза:
«У нас имеются данные, что Жанна Виноградова покрасила волосы в седой цвет, вероятно, для того, чтобы скрыть свой возраст».
Когда передача закончилась, я по-прежнему тупо смотрела на экран. Я даже не заметила, что Павел выключил телевизор.
— Тебе раньше было лучше.
— Что?
— Я говорю, что на фотографии ты мне понравилась больше. Можно сказать, что даже очень ничего. Зачем ты покрасила волосы в такой бестолковый цвет?
— Я их не красила. Я поседела. Такой краски не существует. Надо много пережить, чтобы стать старухой за один день, — тихо произнесла я.
— Почему же по телику сказали, что ты их покрасила? — не унимался Павел.
— По телику много что говорят. Например, что я убила человека, хотя я никогда никого не убивала.
— Да ладно заливать!
— Мне совершенно безразлично, веришь ты или нет. Меня подставили. В данный момент я больше всего волнуюсь за то, что теперь не смогу свободно передвигаться по улице. Вдруг кто-нибудь захочет меня опознать и сдать ментам.
— Зачем далеко ходить, это могу сделать я.
— Что?! — уставилась я на него безумным взглядом.
— Что слышала. Если мне вздумается, я могу тебя сдать ментам.
— Хорош стукача из себя строить. У тебя-то тоже рыльце в пушку. Какого черта ты делал на чердаке, имея при себе столько оружия?!
— А это уже не твоего ума дело. Дергай отсюда, поняла! Охломонка седая! Тебя первый же пост остановит и в ментовку заберет! На тебя розыск объявили, милочка.
— Ты меня выгоняешь?
— Выгоняю. Топай отсюда, пока не пристрелил. Надоела со своими дурацкими вопросами.
Я встала, достала из кармана резинку и собрала волосы в пучок. С тоской посмотрела на испачканную футболку:
— Хорошо, я уйду. Только дай мне какую-нибудь майку, что ли. Я не могу идти в таком виде.
— Как это, дай?! Она, между прочим, денег стоит.
— Тогда продай.
— Сто баксов.
— Ты что, с ума сошел, что ли?! С чего ты взял, что твоя дерьмовая майка стоит сто баксов?!
— Дерьмовая, не дерьмовая, а за сто баксов одну продам.
— Пользуешься тем, что до магазина я не дойду. У меня, к сожалению, нет выбора.
— Гони сто баксов, получишь чистую вещь. Спортивные штаны — триста баксов.
— Я не выношу спортивные штаны.
— Смотри, как знаешь. На джинсах, прямо у кармана, пятно крови.
Я посмотрела на джинсы. В самом деле, у кармана красовалось довольно большое пятно. Если прикрыть футболкой, будет незаметно, но все же в моей ситуации лучше с таким не ходить. Я достала кошелек, отсчитала четыреста баксов и протянула их этому жмоту:
— На, подавись.
Он никак не отреагировал на мои слова. Подошел к шкафу, достал черную выгоревшую футболку, старые заношенные спортивные треники и протянул мне:
— Как раз на четыреста баксов потянет.
Я взяла шмотье и вышла в другую комнату. Разглядывая это барахло, я поморщилась, но делать нечего, и я стянула джинсы. Услышав смешок, я обернулась и увидела Павла, стоящего на пороге.
— Между прочим, подглядывать нехорошо.
— А я и не подглядывал. Я же не прячусь, а просто интересуюсь. Фигурка у тебя, как у манекенщицы. Если бы не седая башка, то можно сказать, что ты красивая баба.
— Что, понравилась?
— Больно надо. Ты вообще не в моем вкусе.
— Ты тоже не особо мне симпатичен.
Я сморщилась и ехидно произнесла:
— В хорошее время никогда бы не надела такие паршивые шмотки, а уж тем более не потратила бы на них сумасшедшую сумму денег.
— А когда у тебя были хорошие времена?
— Были. Не всегда же я с седой головой ходила.
Вытащив из кармана джинсов бумажник, я положила его в карман спортивных штанов. Я старалась не смотреть на Павла.
— Знаешь, на кого ты сейчас похожа? — не унимался тот.
— Не знаю и знать не хочу, — сказала я и натянула на глаза кепку.
— На дачницу-огородницу. Хочешь, дам тебе тяпку, чтобы правдоподобнее было. Тогда ни один постовой не остановит.
— Пошел ты со своей тяпкой!
Я дошла до калитки и оглянулась на Павла.
— Тебе хоть есть куда идти? — весело спросил он.
— Не знаю. Не пойму, почему ты так радуешься?
— А что мне не радоваться. Продал старье за четыреста баксов. Пустячок, но приятно. Не каждый день может так подфортить. Не забывай, что ты в розыске. Домой тебе нельзя, да и к родителям тоже.
— За это не волнуйся, торгаш!