– И что ты сделаешь? – с тревогой спрашивает Рустам.
– Я уйду от тебя! – ору в ответ.
– Куда? Без документов, в чужой стране, куда ты уйдёшь? – он усмехается. Меня это бесит:
– Так значит, я тут заложница! Значит, так: о спокойной жизни со своей новой женой и не мечтай! Я убью её, я покалечу тебя! Я ничего не буду делать по дому, если ты отводишь мне роль служанки и домработницы. Безропотной рабыни вы не получите! Ты не забыл, что я не кроткая таджичка, я русская!
– Прекрати истерику! За крышу над головой и кусок хлеба ты будешь делать всё, что нужно!
– И не подумаю! Я лучше убью себя на глазах у ваших любопытных соседей. Вот и будет повод у аула позлорадствовать над высокомерными Шагиевыми! Так что решай: либо ты мне оформляешь развод, отдаёшь документы и отправляешь в Россию, либо…
Я выбегаю из комнаты.
Чувствую себя так, словно меня предали. Да, собственно, так оно и есть. Во мне смешались гнев, отчаянье, ненависть, горечь. В ушах звучат его слова: «Я беру вторую жену». Как, как такое вообще возможно? Какая женщина сможет это стерпеть? Боже, куда я попала! Что мне делать? Я в чужой стране и все права на меня у мужа, которого теперь ненавижу.
Бессонная ночь вперемешку со слезами и кошмарными сновидениями не помешала проснуться по привычке в пять утра. Действия, доведённые до автоматизма. Умыться, замешать тесто, растопить печь. Пока она прогревается, беру метлу. Неделю назад свекровь сказала, что я уже могу этого не делать. Удивилась. Теперь понимаю: скоро мести двор и улицу придётся новой невестке. Но монотонные движения успокаивают, отвлекают от мрачных мыслей.
Двор чист, выхожу на улицу. Я должна мести до границы с двором Акмаля, а дальше будет убирать его жена, но мне не хочется возвращаться в дом. На улице тихо и безлюдно, а на кухне сейчас столкнусь с Надирой. Никого не хочу видеть. Поэтому подметаю дальше. Не замечаю, как добираюсь даже до калитки Нурмата. Нужно остановиться, иначе обвинят, что снова нарушила традицию: вторглась на чужую территорию. Внезапно слышу разговор двух мужчин по-русски. Они во дворе Нурмата. Хочу развернуться и уйти, но произносится имя «Рустам», и я замираю, прислушиваясь.
– Почему вы даёте неверные сведения? Я всё выяснил: ниточка замыкается на тебе, – незнакомый мужской голос, властный, разгневанный.
– Пойми, брат, Рустам приехал, жену привёз, дом ему нужен, работа нужна… – оправдывается Нурмат, его голос я узнаю.
– Не прикрывайся Рустамом! Вы что, мало зарабатываете? Ваши личные каналы никто не перекрывал! Вы здесь у себя занимайтесь наркотой и оружием, как хотите – это ваш бизнес, но всё, что выходит отсюда – это уже не ваше! Это наша забота и наша проблема! Или ты хочешь, чтобы узнали, на какие деньги вы тут все живете? А может, стоит намекнуть, кому надо, кто их сливает, да поискать новых сотрудников?
– Нет! Нет! Что ты, брат! Смерти моей хочешь?
– Тогда прекрати дурить! Работаем, как и всегда, иначе ни о каких деньгах и речи быть не может. Я перекрою все твои каналы и быстро найду, с кем ещё сотрудничать и кому платить.
– Клянусь, последний раз! Шайтан попутал, заработать хотел.
– Так ты только на гроб себе заработаешь! И семью подставишь.
Голоса смолкают, мужчины идут в дом, а я бегу к себе во двор. Мысли в голове наползают одна на другую. Мне многое понятно, и в тоже время страшно. Понятно теперь, каким бизнесом занимаются братья, откуда отличное от всех остальных благосостояние, понятно, как можно зарабатывать, практически ничем не занимаясь, и страшно, потому что понимаю: люди, занимающиеся таким бизнесом, ни перед чем не остановятся.
Надира вовсю хлопочет возле плиты. Видимо, мы сегодня снова ждём гостей или какой-то праздник, но мне об этом не сообщается. Свекровь со мной последнее время вообще старается не разговаривать, только осуждающе посматривает. Я уверена: последний мой разговор с мужем ей уже известен.
Обед практически готов, слышу шум подъехавшей машины возле ворот, надеюсь, пораньше вернулся Рустам. Хочу с ним снова поговорить, попробовать убедить. Но во двор входит незнакомый мужчина.
– Здравствуйте этом дому! – громко говорит он по-русски, и я понимаю, что это тот мужчина, который разговаривал утром с Нурматом.
С любопытством его рассматриваю. Образ соответствует занятиям. Он в куртке и брюках камуфляжной расцветки – серо-зелёной. Невысокий, подтянутый, широкие плечи. Чёрные коротко подстриженные волосы, трёхдневная, а может и недельная щетина, тёмный мрачный взгляд из-под чёрных бровей. Свекровь толкает меня в сторону дома, почти шипит, чтобы я быстро скрылась с глаз, бежит к этому мужчине.
Я не спешу удаляться, с любопытством наблюдаю, как она бросается ему на шею, как он нежно обнимает её… как его куртка на мгновение распахивается, и я вижу рукоятку пистолета, торчащую из кобуры у него на боку. Бегу в свою комнату. Я ничего не видела!
В доме незнакомый мужчина, значит, я не должна выходить без особого приглашения. Не очень и хочется. Сижу в своей спальне, мучаюсь от безделья, что для меня непривычно, и от беспокойства – это уже вошло в норму. Жду вечера, когда вернётся с работы Рустам, подбираю аргументы для разговора. Хотя, он может вообще не приехать, и теперь мне ясно, по какой причине. С удивлением осознаю, что совсем не испытываю ревности. Обида, беспокойство за свою судьбу, разочарование, боль, но не ревность. Наверное, я просто его не люблю. В дверь кто-то тихо скребётся. Открываю, Медина с тарелкой.
– Бибиджон сказала, чтобы ты обедала тут и не выходила.
– Спасибо, девочка моя. А ты не знаешь, кто приехал сейчас к бабушке?
– Знаю. Это амакджон (дядя) Дан.
Какое странное имя, на кличку похоже или на имя итальянского мафиози – Дон Карлос, Дон Педро. Впрочем, у них у всех тут имена для меня странные.
– А часто этот дядя приезжает? – спрашиваю у девочки.
– Нет. Я его один раз только видела. Он страшный. Он дарит подарки мне, братикам, маме, и ничего не говорит. Он говорит только с папой, и как ты, по-русски. Мне нравится говорить по-русски, и я хотела с ним тоже поговорить, но он так посмотрел на меня, что мне стало страшно. И я больше с ним не разговаривала, – объясняет словоохотливая девочка.
Я её понимаю: мне, взрослой женщине, стало страшно, когда просто услышала, как он разговаривает с Нурматом, которому никто здесь слова поперёк не посмеет сказать, а тот его отчитывал, как мальчишку. Да и выглядит этот дядя, как браток из девяностых.
Вечером снова открывается дверь, я надеюсь, что это Рустам, но нет. Входит свекровь. Надира устало проходит в спальню, на лице озабоченность. Находит стул, ставит его напротив кровати, садится. Губы сурово поджаты, в глазах задумчивость. Я сажусь на краешек кровати напротив неё. Видимо, будет разговор.
