– Извини, – пробормотал Андре фальшиво-пристыженным тоном, как будто он мог жалеть о том, что не дал мне спать. Как будто я жаловалась на это! Мы обменялись короткими взглядами-улыбками, два заговорщика, укравшие для себя целую ночь, и подобие улыбки коснулось моих губ.
– Далеко нам еще ехать? За сто первый километр? – Я усмехнулась, но Андре, кажется, не понял моей шутки. Он сверился с навигатором и принялся объяснять мне, что раньше преступников парижского региона размещали в тюрьме предварительного заключения – в Санте. Это старинное красивое здание, построенное из тяжелого темного кирпича. Настоящий памятник архитектуры. Впрочем, в Париже все – памятник архитектуры, так что меня этим было не удивить. В Париже дом, построенный меньше, чем триста лет назад, считается вполне новым.
– Тюрьма Санта, – намеренно исковеркала я, – для Санта-Клаусов, что ли? Тех, что приходили к детям пьяными? – Я рассмеялась. – Или тех, кто выпадал из камина. Слушай, вот интересно, Андре, ну откуда ты обладаешь такими познаниями в отношении французских тюрем? Ты там был? Неужели ты делал пластические операции заключенным – из благотворительных соображений?
– Никаких особых познаний у меня нет, а ты ведешь себя просто ужасно! – возмутился он и посмотрел на меня с осуждением.
– Я веду себя вполне нормально для человека, который едет в тюрьму для Санта-Клаусов. Знаешь, когда тебя везут в тюрьму, никогда нельзя быть уверенной на сто процентов, что выберешься из нее обратно. Тюрьма – она как кикимора болотная, зовет, манит к себе и норовит утопить любого, кому случилось пройти мимо. Слышал такую фразу – «от сумы и от тюрьмы не зарекайся».
– Следуя твоей логике, все адвокаты должны кончать тем, чтобы попадать в тюрьмы – уж они-то там каждый день бывают. Но ты, прежде чем устраивать мне этот цирк, спросила бы, куда мы едем. Тюрьма для Санта-Клаусов, как ты ее называешь, закрыта на ремонт. Одри содержится в другой тюрьме – Флери-Мерожи. Там вполне приличные условия, особенно для тех, кто еще не осужден. Интересный факт – тюрьма построена в форме сердца. Считается, что она делает людей добрее.
– Господи, о чем мы говорим! Тюрьма в форме сердца! – воскликнула я.
Однако тюрьма Флери-Мерожи, действительно, оказалась не таким уж и страшным местом. Когда мы подъехали ближе, я была вынуждена признать, что ошиблась – мое воображение рисовало совершенно другую картину. Уж точно не эту, почти что деревенскую, напомнившую мне Авиньон тишиной, милой зеленью придорожных деревьев и узеньких дорог, по которым, наверное, так приятно ездить на велосипеде. Конечно, серые стены тюрьмы не прибавляли веселья, но и не выглядели очень уж мрачно. Парковочные зоны, равномерные прямоугольнички окон, пропускной пункт – такой же, как в нашем московском Олимпийском, когда проходишь на какой-нибудь концерт рок-звезд. Тюрьма являлась частью жизни людей, стоявших в очереди на проходной, как больница или почта – в случае когда часто приходится отправлять посылки родственникам, живущим вдали. Одна из граней обыденности.
– Не отходи от меня, пожалуйста, – попросил Андре, набирая чей-то номер на своем новеньком аппарате. Старый сгорел вместе с машиной на парковке в Авиньоне. Я думала, что Андре звонит этому Юсуфу, с которым мы вчера успели встретиться. Я должна была посмотреть на него до того, как довериться в вопросе о встрече с Одри. Решила – посмотрю на него и тут же все пойму. Организовал вчерашнюю встречу Андре. В итоге передо мной предстал пожилой, с сильной проседью, ухоженный мужчина восточной внешности, в дорогом костюме, с хорошим маникюром, с портфелем из качественной кожи. Каждая деталь его гардероба кричала о том, что он адвокат, человек серьезный и успешный. Становилось ясно – Юсуфу пришлось пробиваться сквозь косые взгляды демократичной Европы, что явно было непросто. Мятные таблетки не перешибали до конца его несвежее дыхание, которое отличает людей нездоровых. Юсуф был изношен, но сохранил внешнюю оболочку настолько хорошо, насколько это было возможно. Скорее всего успех пришел к нему только недавно, уж точно – во второй половине жизни. Возможно, вместе с семьей Шараф, родителями Одри. Несмотря на все это, адвокат не вызывал антипатии, скорее уж жалость, сочувствие. Хотя сам он, наверное, предпочел бы мою антипатию.
Теперь я стояла рядом с Андре, ждала Юсуфа, но вместо него к нам подошел Марко – в стильном деловом костюме, с сумкой на длинном ремне, висевшей на плече. На запястье красовались дорогие часы. Дыхание Марко было свежим, несмотря на то что он явно не спал этой ночью – интересно, которой уже по счету. Он выглядел уставшим, под глазами залегли мешки. На войне есть такое понятие – неизбежные потери среди мирного населения, и в данном случае Марко как раз можно было отнести к этой категории. Я не ожидала увидеть его здесь и растерялась. Смутившись его присутствия, я за каким-то лешим принялась говорить о том, как сочувствую, что его невеста оказалась таким исчадием ада. Марко кивал, дожидаясь, когда же иссякнет поток моих нелепостей. Он был спокоен, хотя и бледен. Когда я наконец умолкла, Марко посмотрел на Андре.
– Я привез вам документы, – сказал он и протянул конверт. – Просто хотел побыть здесь, пока вы…
– Я понимаю, – кивнула я. Невозможно осуждать человека за то, что он любит кого-то, за то, что его выбор оказался неверным. Да и делаем ли мы вообще этот выбор? – Конечно.
– Я очень рад, что вы понимаете меня, Даша. У меня сейчас такое странное чувство, что все, что я знал в жизни, оказалось ложью. Как будто я провалился в другую матрицу, и все говорят на неизвестном мне языке. Меня, кажется, осуждают и даже сторонятся. Все считают, что я должен был знать, видеть, не мог не догадываться. Но я не догадывался! Даже не подозревал, понимаете? Все было просто идеально! Да вы откройте конверт, Даша. Не слушайте вы меня! – воскликнул он в нетерпении, явно желая сменить тему. Я раскрыла конверт – там лежали какие-то бумаги на французском, справка с моей фотографией. Я вдруг поняла, что это означает.
– Я могу улететь домой? – спросила я. Наверное, в этот момент Андре подумал, что я развернусь и уеду, наплевав на все договоренности с Юсуфом. Было бы забавно, если бы я так и сделала.
– Конечно, вы можете улететь домой, – улыбнулся Марко, поправив сумку на плече. – Как птица!
– Марко, ты проверил этого Юсуфа? – перебил его Андре. – Мне не нравится все это, я не хотел бы, чтобы Даша шла туда одна.
– Вы можете отказаться, – кивнул Марко. – Я даже, если желаешь, рекомендовал бы вам отказаться.
– Считаешь? Ты нарыл на него что-нибудь? Он мне сразу показался каким-то неестественным, каким-то, знаешь, выворачивающимся. Как какой-то спрут.
