Ознакомительная версия.
Рядом нарисовал ломик. Тот самый ломик, которым разбили машину. Который держал в руке Герман. На нем тоже были красные штрихи.
Внимательно разглядев рисунок, он понял, что это больница. Первый этаж. Обычно Маша спускалась, когда ее вызывали. Палаты, в которых лежали больные, находились на втором этаже, а внизу был приемный покой, кабинет старшей сестры, гардероб и подсобные помещения. Ночью первый этаж был пуст, входная дверь заперта. Но ему Маша отпирала. Надо только бросить камешек в ее окно на втором этаже. Или позвонить, чтобы ждала и заранее спустилась вниз. Но последнее время он предпочитал появляться без предупреждения.
«Господи, да неужели же я желаю ей смерти! - подумал с ужасом. — Нет, нет, нет! Я люблю ее! Чтобы ни говорил, что бы ни делал, я по-прежнему ее люблю! Это какая-то ошибка! Так быть не должно!» И тут он заметил, что его руки испачканы красным. Чернила. Стержень, кажется, потек. Так увлекся, что надавил слишком сильно. И. весь перепачкался. Пошел в ванную, которая тоже находилась на первом этаже, стал отмывать руки. Потом увидел в зеркале свое перепуганное лицо, странный блестящий взгляд. Расширенные зрачки почти целиком поглотили светлую радужку. Должно быть, из-за снотворного. Вид у него был усталый, больной.
Вернувшись в столовую, он решил спрятать рисунок в холле, в одном из платяных шкафов. Открыв его, увидел куртку Германа, его обувь. Вновь зацепило за живое, внутри дрогнуло, но ни думать, ни делать что-то сил не было. Хотелось только одного: спать. Смертельная усталость парализовала все тело. Свернув плакат в трубку, поставил его в шкаф, решив, что подумает об этом завтра. Поплелся обратно в столовую, рухнул на диван и провалился в глубокий сон. Теперь уже настоящий.
Ночные кошмары у него и раньше случались. Причем, проснувшись, не мог понять, сон это был или реальность. Так бывает у нервных людей, живущих в постоянном напряжении. Очнувшись, они первое время даже видят то же самое, что и во сне. И не сразу возвращаются в реальность. Вот и он не мог утром понять, что же на самом деле случилось. Помнил, что выпил водки, потом снотворное, а перед этим беседовал с Германом. О Маше. И вот вам, пожалуйста! Ночной бред!
Поворочавшись с боку на бок, отметил, что плакат висит на стене. Как это висит?! Да, да, да! Женщина в красном платье, улыбаясь, изгибалась пр-змеиному у красной машины. Но ведь ночью он снял плакат со стены, сделал рисунок, потом спрятал его в шкафу, в холле! Паранойя! Значит, это был всего лишь сон! Ну разумеется! После такой дозы снотворного и двух рюмок водки и не такое приснится! Перевел взгляд на часы. Ого! Половина десятого! Маша уже вернулась с ночного дежурства! Увидит, что его нет дома, и начнет волноваться. Сегодня у них должен состояться серьезный разговор. Она собиралась что-то ему рассказать. Что-то очень важное... Тут только заметил, что в доме подозрительно тихо. То есть для него всегда тихо, но есть живая тишина, а есть мертвая. Когда одиночество. Он давно уже научился определять одиночество по отсутствию вибрации. Иногда даже казалось, что чувствует, как люди дышат. Сейчас тишина была мертвой. Но ведь Герман сказал, что на работу не пойдет. Выходной. А женщина, которая была у него ночью? Где она? Да что это он! Не было никакой женщины. И не было рисунка. Он поругался с женой, расстроился, пришел ночевать к другу, выпил немного, расслабился и лег спать. Все остальное только приснилось.
Поднявшись, невольно застонал: голова болела. Не надо было вчера принимать снотворное на спиртное. Это все Герман. Он виноват. Но где ж он сам? Где хозяин? Александр пошел в ванную, стал умываться. Увидев свое лицо в зеркале, снова вспомнил ночной кошмар. Его передернуло от отвращения. Приснится же такое! Выйдя из ванной, громко и отчетливо прокричал:
- Герман! Я уже встал! Спускайся!
Ответа не было или он не расслышал. Удобно ли будет подняться наверх и заглянуть в спальню? Вспомнил голую блондинку в постели у Германа и лодумал, что неудобно. Крикнул еще раз:
- Герман! Гора! Хватит дрыхнуть! Спускайся! И вновь нет ответа, Прислушался к своим ощущениям: вибрации тоже нет. Тишина. Мертвая. Пожав плечами, прошел на кухню, включил телевизор. Какое-то время подождал. Поставил чайник, чувствуя, что начинает раздражаться. Уйти, не предупредив хозяина? Нет, так нельзя. Надо подняться наверх.
Он уже направился к лестнице, когда входная дверь неожиданно открылась. Оказывается, она и не была заперта. Горанин, хмурый и неприветливый был в кожаной куртке на меху, в джинсах, забрызганных грязью. Темные волосы намокли под дождем.
- Ты же говорил, что сегодня выходной! - как можно веселее сказал Завьялов. - А сам гуляешь! Да еще под дождем! Романтики захотелось?
- Как себя чувствуешь? - спросил Герман, вешая куртку в шкаф. Лица его при этом не было видно. Голос звучал глухо.
- Нормально. А что такое?
- Кажется, чайник кипит.
- Я не слышу.
- Кипит, - уверенно сказал Герман и пошел на кухню.
Чайник уже отключился, из носика шел пар. Горанин устало присел на табурет.
- Мне надо позвонить Маше, — сказал Александр. Она волнуется! Раньше я всегда ночевал дома!
Он кинулся было к висевшему на стене аппарату, но Герман вдруг громко и отчетливо сказал:
- Сядь.
И Александр услышал. Обернулся, спросил растерянно: -Что такое?
- Сядь, Саша, - устало повторил Герман. И, потерев лицо ладонями, добавил: - Не выспался. Подняли с постели в шесть утра. В городе чрезвычайное происшествие.
- Убийство? - охнул Завьялов. Потом заходил взад-вперед по комнате, размахивая руками: - Ну я же предупреждал! Я тебя предупреждал!
- Но ты не предупреждал, что это будет твоя жена! - сорвался вдруг на крик Горанин.
- Что?!
- Маша убита! - И тише: - Я только что из больницы. Лучше тебе этого не видеть.
- Это какая-то ошибка!
- Да я рад был бы, если бы это было ошибкой. Но там такое... - Горанин развел руками.
- А... чем ее? - шепотом спросил Завьялов.
- Орудие убийства на месте преступления не найдено, - официальным тоном сказал Герман. -Травма черепа, смерть наступила мгновенно... Голову ей проломили. Такого в нашем городе еще не случалось. Молодая женщина бессмысленно и жестоко убита...
- Ее не и... не и... - так и не смог выговорить он.
- Нет, - жестко сказал Герман. - Этого не было. Я от тебя ничего не скрываю.
- Где? То есть в каком месте это случилось?
- В кабинете старшей сестры. На первом этаже.
- А что говорят свидетели?
- Какие свидетели? Глубокой ночью? Дежурный врач спал. Он слышал крик, но не придал этому значения. В больнице часто кричат. Выглянул в коридор - сестры нет. Подумал, что кому-то стало плохо, позвали ее, и она сама разберется, в чем дело. Если надо, позовет его. Криков больше не было. Он снова лег и спокойно уснул.
Ознакомительная версия.
