– Миллза я знаю. Он – полный козел.
– У меня уже была возможность в этом убедиться.
– Но я не верю в то, что он продажный.
– В том-то и заключается проблема. Мы просто не хотим этого замечать!
Ева отключила телефон, развернула высокий табурет к стойке бара и, вынув из кармана блокнот, начала чертить схему. Посередине она нарисовала квадрат с именем Рикера, от него прочертила стрелки к двум другим – с именами лейтенанта Миллза и детектива Мартинес. Потом добавила имя лейтенанта Рот, а в нижнем правом углу вывела: «Вебстер. Отдел внутренних расследований». «Неужели я буду вынуждена сталкиваться с ним в каждом деле, которое мне достается?» – с досадой подумала Ева, а затем, чтобы быть абсолютно честной, написала имя «Рорк» и соединила его квадратик с квадратиками Коли и Рикера. Она от всей души надеялась, что на этих штрихах, выведенных ею на бумаге, их взаимосвязь и закончится.
«Наркотики, – Царапала Ева в своем блокноте. – Полицейский значок в луже крови. Изуверское убийство. Стриптизерши. Уничтожение видеозаписей камер наблюдения. Извращения? Секс? Деньги? Тридцать монет…»
Когда Рорк с Пибоди закончили обход здания и вернулись, Ева продолжала что-то черкать в своем блокноте.
– При чем тут монеты? – говорила она сама с собой. – Что это означает? Что он умер из-за денег? В таком случае как это увязывается с тем, что убийца пытался инсценировать ограбление? Или это еще какой-то символ? Кровавые деньги… И почему – именно тридцать?
– Тридцать сребреников Иуды, – услышала она голос Рорка и подняла на него отсутствующий взгляд. – Вы хорошо учились в полицейской академии, лейтенант, но плохо усвоили Закон Божий. Иуда Искариот за предательство Иисуса получил именно тридцать сребреников.
– Тридцать сребреников… – У Евы что-то словно взорвалось в голове. Она вскочила на ноги. – Стало быть, Коли – Иуда? Но тогда кто же – Иисус? – Она в последний раз окинула взглядом изуродованный клуб. – Время вышло, – сказала она Рорку, – тебе пора вызывать своего шофера!
– Он уже должен быть здесь. – Рорк открыл дверь, пропуская жену вперед, а когда она вышла, нагнулся и поцеловал ее в губы. – Спасибо за помощь, лейтенант.
– Глядите-ка, он еще и целоваться умеет! – пропела Пибоди, провожая взглядом Рорка, который направлялся к ожидавшему у обочины лимузину. – И, судя по всему, это у него здорово получается!
– Только не мечтай о том, что когда-нибудь ты в этом убедишься!
– Я и не мечтаю. – Пибоди сложила губы в трубочку и ревниво посмотрела на Еву. – Но знаю одно: чтобы пройти через бури и препоны этой жизни, я найду себе такого же мужчину, как Рорк!
– У тебя их уже сейчас не меньше двух, – заметила Ева.
– Это все не то! – вздохнула Пибоди, забираясь в машину. – И близко не стоит! Кстати, куда мы едем?
– Как ты относишься к стриптизу, Пибоди?
– Скажите мне, что это – мужской стриптиз, и я – ваша на веки веков!
– Тебе опять не повезло. Видимо, такая уж у тебя судьба…
Нэнси жила в очень приятном доме довоенной постройки на Лексингтон-авеню. Почти на каждом окне с внешней стороны здания были длинные ящики с цветами, возле подъезда стоял симпатичный швейцар. Ева показала ему полицейский жетон, а он расцвел улыбкой, будто ему подарили букет роз.
– Надеюсь, у нас тут ничего не стряслось, лейтенант? – полувопросительно проговорил он. – Если я чем-то могу вам помочь, я – целиком в вашем распоряжении.
– Спасибо, но я и сама справлюсь.
– Наверняка он получает такие чаевые, что может каждый месяц покупать по «Мерседесу», – заметила Пибоди, когда они вошли в небольшой, но очень опрятный вестибюль. – Улыбка ярче солнца, тугая попка… Что еще требуется от швейцара? – Она обвела взглядом почтовые ящики, на которых красовались нарядные таблички с именами жильцов, полированные дверцы лифта медного цвета, длинные ряды напольных керамических ваз с цветами. – Никогда не думала, что стриптизерша может жить в таком доме! Он скорее подходит для высокопоставленных чиновников и богатеньких менеджеров.
– Не подумываешь ли ты о том, чтобы сменить профессию? – с сарказмом осведомилась Ева, когда они вошли в кабину лифта.
– А что, это мысль! – фыркнула Пибоди. – Мужики выстраиваются в очередь, чтобы увидеть меня голой. Хотя Макнаб…
– Избавь меня от этих подробностей! Когда ты начинаешь рассказывать о своей личной жизни, меня тошнит.
Лифт остановился на шестом этаже. Ева торопливо вышла из кабины и направилась к квартире "С". К счастью, дверь открылась почти сразу после звонка, и она не успела узнать, как Макнаб воспринимает голую Пибоди.
– Нэнси Гейнор?
– Да.
– Я лейтенант Даллас из нью-йоркского Управления полиции. Мне нужно с вами побеседовать. Мы можем войти?
– Да, конечно. Это касается Таджа?
Нэнси была похожа на свою квартиру: маленькая, аккуратная и хорошенькая, словно лучик солнца. Судя по всему, ей было двадцать с небольшим. Кукольное личико с огромными изумрудными глазами обрамляли золотистые волосы, пухлые губы были накрашены светло-розовой помадой. Желтый тренировочный костюм делал ее еще более привлекательной. Она отступила в глубь квартиры, и на Еву повеяло ароматом жасмина.
– Я до сих пор как больная хожу! – заговорила Нэнси. – Просто как больная! Вчера Ру созвала нас всех и сообщила о том, что произошло. – Зеленые глаза девушки наполнились слезами и стали похожи на две затопленные водой лужайки. – Не могу поверить, что такое случилось у нас, в «Чистилище»! Впрочем, что же вы стоите? Садитесь, пожалуйста. – Нэнси сделала неловкий жест в сторону длинного полукруглого дивана, обитого бархатистой розовой тканью и заваленного невероятным количеством подушек. – Может, вы хотите что-нибудь выпить?
– Нет, не беспокойтесь. Вы не против того, что мы будем записывать наш разговор на пленку, мисс Гейнор?
– Да нет, ради бога! – Нэнси закусила нижнюю губку и прижала руки к бюсту внушительных размеров. – А это необходимо?
– Если вы не возражаете.
– Что ж, пожалуйста. Я с радостью помогу, чем смогу. Но давайте все-таки сядем. Видите ли, я немного нервничаю. В моей жизни еще никогда не было ничего подобного: убийство и все такое… Один раз меня, правда, допрашивали – вскоре после того, как я переехала сюда из Атамвы. Из-за девушки, с которой мы там снимали комнату. Она была проституткой, но ее желтый билет оказался просроченным, вот легавые и… Ой, простите! Вот полицейские к ней и прицепились.
Ева растерянно моргнула.
– Атамва? Это где?
– В Айове. Я приехала оттуда четыре года назад. Мечтала танцевать на Бродвее, – невесело усмехнулась Нэнси. – Наверное, большинство девчонок, которые едут в Нью-Йорк со всех концов страны, тешат себя такими же несбыточными мечтами. Я и в самом деле хорошо танцую, но таких, как я, много, а жизнь здесь очень дорогая. Я находилась в растерянности, была напугана и даже подумывала о том, чтобы вернуться домой, в Айову, и выйти замуж за Джоуи, – призналась она, хлопая своими огромными глазами. – Но, знаете, он такой зануда! А тут мое выступление увидела Ру и предложила мне работать в одном престижном клубе. Это было вполне приличное место: и платили хорошо, и публика не лезла нас лапать. Потом Ру перешла в «Чистилище» и взяла некоторых девочек с собой, в том числе и меня. Вот это клуб! Классное место! Я хочу, чтобы вы знали: ничего такого нехорошего там никогда не происходило!
