Анна Малышева - Стриптиз перед смертью

– Да вы просто на меня не обращали внимания, – заметила она, быстро кромсая ножом вареную картошку. – Кстати, как ваша жена поживает? Ее, по-моему, Леной звать?

Ариф ничуть не смутился.

– А, вы знали Лену? Она теперь в Питере у родителей. Мы развелись.

– Что?! – воскликнула Наташа. – Ничего себе! У вас ведь ребенок!

– Этот ребенок не от меня. – Ариф вдруг потемнел лицом. – Я не хочу обидеть русских женщин, но Лена оказалась проституткой…

Наташа не знала, что сказать. Теперь Лена вспомнилась довольно отчетливо. Проститутка? У этой девушки была великолепная спортивная фигура, смуглая кожа, живые серые глаза, длинные рыжеватые волосы… Она была веселая, оживленно болтала на кухне, когда готовила обед для Арифа, стойко переносила беременность, всегда нарядно одевалась – муж дарил ей много дорогих вещей, баловал ее, судя по всему, очень любил…

– Вы ничего не путаете? – осторожно спросила Наташа. – Я, правда, мало видела вашего ребенка, но, по-моему, он очень на вас похож…

– А, дорогая Наташа! – Ариф махнул рукой. – Зачем об этом разговаривать? Вы где отмечаете Новый год?

– У друзей.

– А кто ваши друзья?

– Они… – Наташа пожала плечами. – Да вот тут рядом по коридору.

– А что, если я вас приглашу к своим друзьям? – спросил Ариф. – Приходите с подругами. Придете?

– Не приду, – фыркнула Наташа.

Она действительно не пришла к его друзьям, хотя знала, где они сидят. В ту ночь она мало думала о судьбе несчастной покинутой Лены – не хотелось расстраиваться. Она чувствовала себя молодой, красивой, нарядной… Мать прислала денег, и Наташа купила специально к Новому году новый костюм – очаровательный голубой костюм классического покроя. Все говорили, что Наташе он очень идет. Она соорудила прическу, подкрасилась, надушилась, и теперь весело ела и выпивала в компании подруг и думала, что она, пожалуй, тут самая красивая…

В дверь постучали, и Маринка (да, теперь Наташа вспоминала, что это была именно Маринка) крикнула:

– Вломитесь!

Вошли приятели по курсу.

– Девочки, мы вас приглашаем к своему столу. Мы без вас есть и пить не станем. Дебоша не будет, не переживайте.

– А жаль… – Марина заиграла глазами. – А кто это там жмется за дверью?

– Это Ариф… Ариф, зайди, наконец! – И его почти втолкнули в комнату. – Стесняется, видите ли…

– Меня не приглашали… – смущенно начал Ариф, глядя на Наташу, и та хохотала во все горло – была уже довольно пьяна.

– Ну так пригласят. Все, девчонки, давайте к нам!

Столы объединили в другой комнате. Водка полилась рекой. Ариф, оказавшись рядом с Наташей, ухаживал за ней. Он вообще был очень вежливым и воспитанным, этот худощавый смуглый парень в белой рубашке и хорошем костюме. Конечно, лицо у него было некрасивое, нос слишком большой, волосы уж чересчур курчавые, а вот его акцент Наташе даже нравился. Она охотно болтала с ним и поминутно спрашивала:

– Как же ты водку пьешь? Тебе ведь нельзя? Они уже перешли на «ты».

– Здесь мне многое можно, – отвечал Ариф и опрокидывал очередную рюмку. Пил он лихо и почти не пьянел, зато Наташу развезло.

За столом уже завязался неуправляемый пьяный разговор Ариф вступил в него, успел с кем-то легко поссориться, с кем-то поспорить о русской литературе, даже прочитал свои стихи в русском переводе – Ариф был поэтом.. Наташа уже плохо соображала, перед глазами все плыло, и ей хотелось в туалет, но Ариф отказывался выпускать ее из-за стола – как будто в шутку, но на самом деле он уже по-хозяйски держал ее за плечи, слащаво нашептывал комплименты, и она спьяну не сопротивлялась. Потом ей смутно помнилось, что разговор зашел о жене Арифа, Лене. Кто-то спрашивал Арифа о ней, а он натянуто отвечал, что все кончено, теперь он свободный человек.. И при этом снова пожимал руку Наташе. Потом… Потом Наташа как-то внезапно оказалась у себя в комнате. Ариф сидел рядом с нею на постели и гладил ее колени, потом стал целовать… Она пьяно хихикала, не отвечая на поцелуи, не слушая вопросов, потом лежала на спине, а голубой пиджак валялся на полу. Совсем новый пиджак… Она больше думала о пиджаке, чем о том, что делает с нею Ариф, потом уже ни о чем не думала…

После праздников Ариф некоторое время жил в ее комнате. Разумеется, тайком от коменданта общежития – ведь он больше не был студентом. Наташа спрашивала, где он постоянно живет, чем занимается, где его вещи – у него был только тот костюм, в котором он встречал Новый год… Ариф отшучивался, но как-то затравленно, невесело… Потом исчез. Наташа обрадовалась этому – ей было очень неловко перед подругами, стыдно было показываться на кухне: бывшие подруги Лены смотрели на нее странно… Ариф больше не появлялся, и она даже не думала его разыскивать. А потом обнаружила, что беременна. Слишком поздно обнаружила – из-за малокровия. Пару месяцев, когда что-то можно было сделать без риска для здоровья, она прозевала… И живот потихоньку рос, а вместе с ним росла тревога… Зимой она ездила к матери – на зимние каникулы. Тогда она сама ничего не знала, и потому не пришлось врать, не пришлось изображать прежнюю беззаботную девочку. Теперь же боялась показаться родным на глаза. Да и врать было бесполезно – живот бы сказал правду. В минуты отчаяния она стучала по нему кулаком – почему он так быстро растет?! Обливалась слезами, даже похудела, под глазами показались синеватые тени, Наташу часто тошнило, она почти ничего не могла есть, с трудом заставляла себя ходить в загаженный туалет или в душ – запахи там были слишком уж густые и противные… Странно, как она раньше их не замечала… Подруги сочувствовали, разумеется, они обо всем узнали – Наташа не умела хранить тайны, да и нуждалась в чьем-то сочувствии, в совете. И ей посоветовала одна студентка, на совести которой было пять абортов за три года жизни в общежитии.

– Вот что! – авторитетно сказала эта девушка заплаканной Наташе, – никуда этим летом не езди. Соври матери, что нашла хорошую работу в Москве и, если уедешь, тебя прогонят… Мать только порадуется. Безопасный срок ты уже пропустила, могут так искромсать!.. Я в последний раз, когда на операцию ложилась, едва живая встала… Чуть кровью не истекла. Подожди до шести-семи месяцев, а потом сделай искусственные роды. Для организма это лучше – тебя резать не будут, скоблить тоже, просто родишь мертвого ребеночка, и все.

Наташа в ужасе выслушала ее, но согласилась. А что ей было делать? Она согласилась бы на что угодно, только бы немного оттянуть срок этой страшной операции. Остальные девушки ее активно осуждали – аборт на таком большом сроке всем казался чем-то аморальным. Наташе даже стало легче, когда они уехали на лето и в общежитии осталось всего шесть человек: она, Марина, девочка-татарка и трое парней, которые работали. У Марины не было денег, чтобы уехать домой, а татарке было не к кому ехать – круглая сирота. Они маялись без света и без газа, заключили соглашение с вахтерами и бегали на первый этаж кипятить чайник: там-то электричество было. Вечерами сидели при свечах – каждый у себя или все вместе. Марина выла от скуки и время от времени напивалась с кем-то из парней, татарка пряталась у себя и до поздней ночи читала книжки при свече. Наташа редко выходила в город. Раз в два-три дня она покупала себе продукты – стерилизованное молоко, которое можно было хранить без холодильника (ведь электричества не было), хлеб, какие-нибудь дешевые консервы, конфеты… Ела всухомятку, обходилась без чая – не хотела ни о чем просить вахтеров: один из них поглядывал на Наташу со слишком уж живым интересом, несмотря на ее заметный живот.