– Поппи, я хочу попросить тебя об услуге, – Энджел посмотрела несмело на Поппи. – Я знаю, что это слишком – просить тебя покинуть Грэга опять, но, ох, Поппи, мне так хочется, чтобы ты поехала и пожила со мной на вилле д'Оро. Мне будет так одиноко там, Поппи, особенно теперь, когда я беременна и немного боюсь этого. Пожалуйста, не отвечай мне сразу, – сказала она, беря ее за руку, – потому что я знаю, что ты скажешь – нет. Просто обещай мне подумать.
– Мне невыносимо думать о том, что ты напугана, – тихо сказала Поппи. – Конечно, я подумаю, Энджел.
Той ночью Поппи лежала в постели и думала об Энджел в объятиях Фелипе в комнате для гостей около холла, и, когда она ворочалась с боку на бок, неожиданная мысль пришла ей в голову. Она обдумывала ее опять и опять, пока, с рассветом, план в конце концов не оформился в ее мозгу. Если все будет так, она будет свободна.
На следующее утро она сказала Грэгу, что ее долг помочь Энджел; будет несправедливо и нехорошо оставить ее одну в трудные месяцы ее первой беременности – без общества ее лучшей подруги и сестры, без ее заботы. Она останется с Энджел, пока не родится ребенок, а потом она вернется домой и они поженятся.
– Ты обещаешь? – спросил Грэг печально. – Ты обещаешь, что вернешься ко мне, Поппи?
– Я обещаю тебе, – поклялась она.
Неделю спустя Энджел и Фелипе уехали в Европу, и месяцем позже Поппи отправилась к ним. Она ехала впервые одна, почти все время проводя в каюте океанского лайнера и выходя только к обеду. Некоторые молодые офицеры пытались завязать с ней разговор, спрашивая, почему она не ходит на дансинг после обеда, но она сослалась на недомогание. Она не хотела больше никакого флирта, романов, она вообще не хотела видеть мужчин.
Она была уже на четвертом месяце беременности, когда приехала в Италию, но Поппи так изнуряла себя, что этого не было заметно. Энджел была пленительно миловидной и цветущей, и, конечно, она была безумно рада видеть Поппи, но Фелипе даже не заботился о том, чтобы скрыть свою нетерпимость. Оставив их на вилле, он уехал в Венецию, как он сказал, по важному делу.
– Даже не могу тебе передать, как все переменилось с твоим приездом, – сказала Энджел, когда они остались вдвоем в комнате Поппи. – И Фелипе ведет себя так странно. Я не понимаю, что же не так…
– Не то чтобы он был негостеприимен, – добавила она поспешно, – но я думаю, что, наверное, трудно иметь жену, которая все время больна… ох, Поппи, если б ты только знала, каково это, ты бы никогда не захотела ребенка!
– Энджел, – сказала Поппи. – Я знаю. И поэтому я здесь.
Энджел засмеялась.
– Не будь глупой, Поппи, откуда тебе знать? Подожди, пока выйдешь замуж за Грэга. Клянусь, тогда ты скоро узнаешь.
– Энджел, – повторила Поппи, схватив ее за руку и глядя ей прямо в глаза. – Как сильно ты любишь Грэга?
– Грэга, – повторила Энджел, озадаченная. – Ну конечно, я люблю его больше всего на свете.
– А меня? – потребовала Поппи, сжимая ее руку еще сильнее.
– Конечно, и тебя тоже, – вскричала встревоженная Энджел.
– Хорошо, тогда помоги нам. А теперь выслушай меня внимательно. Энджел, это тяжелая сложная история, но, к несчастью, это—правда. Я в ужасной беде, и если тебе не безразлично счастье Грэга, помоги мне.
– Но что же это? – спросила напуганная Энджел. – Господи, что случилось?
– Ты помнишь, я говорила тебе о человеке, которого встретила в Венеции? Моего тайного возлюбленного, как ты его называла? Господи, поверь мне, Энджел, он не был таким. О, я надеялась, что он мог быть таким, я была одержима им, я не могла жить без него… Я не видела его слабостей, его пороков… Ох, Энджел, – заплакала Поппи, – он оказался демоном, посланным адом. Однажды он заманил меня в свою комнату и запер за мной дверь… и… ох, Энджел… он изнасиловал меня.
Лицо Энджел побелело.
– Изнасиловал? – прошептала она. Поппи кивнула.
– Это было… это был ад. Помнишь, ты мне рассказывала о своей брачной ночи?
Энджел кивнула, ее глаза наполнились слезами.
– Так вот… ничего общего с этим… это было зверство, Энджел, кошмарное унизительное насилие презренного озверевшего мужчины. Когда он сделал все это со мной, единственное, чего мне хотелось – это умереть.
– Умереть! – повторила в ужасе Энджел. Поппи кивнула.
– О, поверь мне, я искала способ. Я думала, как мне добыть яд, ружье, нож—все что угодно, лишь бы убить себя.
Она посмотрела в остановившиеся глаза Энджел.
– Но, Энджел, я поняла, что не хочу умирать, потому что я люблю Грэга. Можешь ты проклинать меня за то, что я не убила себя?
– Проклинать тебя? – задохнулась Энджел. – Конечно, нет!
– Любя Грэга так, как я его люблю – и он любит меня – я поняла, что все это было просто глупой одержимостью дурным человеком, иностранцем, чужим человеком, который воспользовался моими девическими романтическими чувствами и вскружил мне голову. Ох, Энджел, я думала, что никто никогда не узнает об этом, что я просто выброшу это из головы, забуду, оставлю в прошлом. Ведь, на самом деле, – сказала она скорбно, – это причинило бы боль Грэгу. Но ведь это никак его не коснется. Я ведь по-прежнему такая же, как и была раньше. Ты видишь, Энджел, это не была моя вина.
– Конечно, нет, – выдохнула Энджел.
– А потом я поняла, что беременна, – проговорила медленно Поппи. – И мне было страшно даже подумать о том, что же делать теперь.
– О, Господи! – воскликнула Энджел. – И как же теперь тебе быть?
– Вот еще и из-за этого я здесь. Выслушай меня внимательно, Энджел. Пожалуйста, не говори ничего, пока я не закончу. Просто разреши мне все тебе объяснить.
Энджел грустно кивнула.
– Я поселюсь в пансионате—где-нибудь в глубине Италии, подальше отсюда, в тихом месте, где никто не знает меня. Я пробуду там, пока не родится ребенок.
– Но ты ведь не собираешься отдать его кому-нибудь? – в ужасе выдохнула Энджел.
Поппи покачала головой.
– Энджел, ты обещала ничего не говорить, пока я не закончу, – сказала она тихо. – Теперь, пожалуйста, слушай внимательно, Энджел, потому что это касается и тебя. И Фелипе, – добавила она мягко.
Помни остановилась, а потом заговорила опять.
– Мы обе беременны; наши дети родятся почти в одно и то же время. Энджел, я прошу тебя взять моего ребенка, вырастить его как своего… понимаешь? Никому нет нужды это знать – ну… словно у тебя родились близнецы.
Голубые глаза Энджел расширились от изумления, и Поппи поспешно заговорила дальше:
– Энджел, ведь это просто ребенок – еще одна милая, чудесная крошка… мое дитя, Энджел. Как я могу отдать его чужим людям, когда он должен быть членом нашей семьи? Пожалуйста, Энджел, я умоляю тебя… возьми моего ребенка. Освободи меня от этого страшного бремени… я просто не знаю, что мне делать, если ты скажешь – нет, – добавила она скорбно.
