Горячность девушки тронула и позабавила мистера Хорнрайта, он улыбнулся.
– Сколько вам лет, мисс Хаббард?
– В этом месяце исполнится двадцать три, – с достоинством ответила Трейси.
– Гммм… Не обижайтесь, но, по-моему, в этом возрасте человек еще не может оценивать реальность адекватно. Возможно, я не прав, и это скорее достоинство, чем недостаток. Впрочем, к делу. Вполне вероятно, что Рэдберн решит немедленно отправить вас домой. Что вы тогда будете делать?
– Если я попаду в Стамбул, то никакому Рэдберну не удастся отправить меня домой против моей воли, – возразила Трейси Хаббард.
Жизнь не баловала ее, но пережитые трудности и неудачи закалили характер девушки, и когда она чего-то очень хотела, то производила на людей впечатление сильного человека.
Мистер Хорнрайт задумчиво посмотрел на нее.
– Что ж, должен признаться, ваше желание поехать уже ваш плюс. Но, учтите, если я соглашусь на ваше предложение и пошлю вас в Турцию вместо мисс Бейкер, необходимо действовать очень быстро, для того, чтобы мистер Рэдберн не успел опомниться и помешать нам. В этом случае мы сообщим ему о вашем приезде в самый последний момент.
– Я могу уехать в любую минуту, – пообещала Трейси. – У меня уже есть заграничный паспорт. – Она уточнила, что еще ни разу им не пользовалась, да и оформила его всего-то несколько месяцев назад.
Мистер Хорнрайт, однако, продолжал колебаться.
– Не знаю… Рэдберну не понравится замена. Его мать была американкой, и он сам прожил в Штатах большую часть своей жизни, но его упрямая британская половина сразу же встанет на дыбы, как только он узнает, что что-то не так. Он обладает исключительным даром портить со всеми отношения… в общем, у Майлса Рэдберна сложный характер.
– Никакой Рэдберн не отправит меня из Турции обратно, – стояла на своем Трейси. Упрямства ей тоже было не занимать.
– Хорошо, – кивнул наконец мистер Хорнрайт. – Мне нравится ваша настойчивость. Только не приходите потом, если наткнетесь на каменную стену, плакать у меня на плече. Поймите: в Турции вы уже не будете иметь морального права проиграть. Если там вы сдадитесь и уедете восвояси, мы можем лишиться книги. Договор составлен так хитро, что Рэдберн вовсе не обязан по нему предоставлять нам готовую рукопись. Поэтому он не торопится, а вы можете попробовать поторопить его. Понимаете?
– Понимаю, – кивнула Трейси.
– Тогда за дело, – сказал мистер Хорнрайт. Девушка бросилась к двери, но он жестом остановил ее. – И последнее предупреждение. Даже если вы хорошо знакомы с творчеством мистера Рэдберна, постарайтесь не говорить с ним о живописи. У него сейчас творческий кризис, он ничего не пишет года полтора-два и это – его самое больное место. Кризис начался где-то за год до смерти его жены. Вы, конечно, слышали об этой трагедии?
– Да, – кивнула Трейси. – Обещаю вести себя с ним крайне деликатно. – Завершив этой фразой разговор, она помчалась по коридору.
В том же лихорадочном темпе прошли для нее и следующие три дня, заполненные подготовкой к поездке. Трейси быстро купила все необходимое, но долго не могла прийти в себя после реакции организма на прививки.
И вот она стоит на балконе отеля, держит в руке письмо Майлса Рэдберна с решительным отказом принять ее помощь и советом немедленно возвращаться домой, даже не уезжая из аэропорта. Трейси вернулась в комнату. На столике у кровати застыл молчаливый телефон, но она подошла к двери в ванную комнату, на которой висело зеркало в человеческий рост, и критически, как бы глазами Майлса Рэдберна, посмотрела на себя.
Из зеркала на нее глядела невысокая девушка ростом пять футов и один дюйм, с шелковистой челкой и аккуратным узлом каштановых волос на затылке. У этой девушки был чересчур большой рот, да и нос, пожалуй, немного великоват. Из-под густых ресниц смотрели серые глаза, но не холодные, как у большинства сероглазых людей, а теплые, выдавая в ней натуру слишком эмоциональную и непосредственную, она никогда не могла скрыть свое внутреннее напряжение, пыл, волнение, негодование, и это часто мешало ей в отношениях с людьми. Серое шерстяное платье простого кроя плотно облегало стройную фигуру, и Трейси насмешливо прищурила глаза, разглядывая его. Она сама сшила это платье, как, впрочем, почти всю свою одежду. Шила она отлично, что подтверждали некоторые из ее элегантных коллег, когда интересовались, где она одевается.
Когда-нибудь, промелькнула у нее дерзкая мысль, я нарушу эту серость и строгость какими-нибудь яркими бусами или еще каким-нибудь столь же вызывающим украшением. Ей всегда отчаянно хотелось выглядеть слегка экстравагантной, носить яркие шарфы, необычные украшения, такой стиль казался ей очень женственным. Но в сегодняшней Трейси Хаббард лишь два штриха нарушали доминирующую строгость: вышитый кожаный пояс с золотой пряжкой и элегантная золотая булавка в форме пера у шеи. Трейси дотронулась до булавки, словно пытаясь успокоить себя, и вновь сунула большие пальцы за пояс, стараясь придать себе непреклонный вид. Эту булавку она носила давно.
Трейси улыбнулась себе. Да, пусть никто не сомневается: этой девушке упорства не занимать, и если она решила остаться в Стамбуле, то так и будет.
Необходимо было сделать следующий шаг – попасть к Майлсу Рэдберну. Трейси подошла к телефону и подняла трубку. Гостиничная телефонистка говорила по-английски. Трейси попросила соединить ее с миссис Сильваной Эрим. Видимо, это имя было достаточно широко известно в Стамбуле, потому что очень скоро в трубке послышались длинные гудки.
«Вдова, – рассказывал ей об этой даме мистер Хорнрайт, – француженка, несмотря на итальянское имя. Вышла замуж за турка и осталась после смерти мужа в Турции. Довольно богата и пользуется немалым весом в обществе. Рэдберн с женой познакомились с ней во время своего медового месяца несколько лет назад. Очевидно, она предложила ему спокойную гавань для работы над книгой. Он живет у нее на вилле на противоположном от города берегу Босфора. Если возникнут проблемы, обратитесь к миссис Эрим. Она цивилизованная женщина в европейском смысле этого слова. Очаровательная… многое делает для возрождения забытых народных ремесел. И удивительно хладнокровная для француженки.
В трубке раздался голос, который что-то произнес по-турецки.
– Я хотела бы поговорить с миссис Эрим, – сказала Трейси.
Молчание затянулось, и Трейси испугалась, что их разъединили.
Потом совершенно неожиданно в трубке послышался приятный женский голос с французским акцентом.
– Сильвана Эрим у телефона. Трейси представилась.
– Ах да, я припоминаю: издатель из Америки прислал вас помогать мистеру Рэдберну в работе над книгой. Так ведь?
