С другой стороны, она просто не знала. Все это провал, глубоко запрятанный в ее сознании. Да, она была способна убить этого негодяя, но сделала ли она это на самом деле?! Смерти ее отца могли желать многие. Возможно, они установили, что она была там, когда все свершилось. Да, вот в чем дело! Она была свидетелем, и они это знают. Наверняка была. Она просто не помнит.
Нужно сосредоточиться на настоящем. Салли посмотрела в окно на маленький городок, через который проезжал автобус. Автобус изрыгал противный серый хвост выхлопов. Почему-то Салли была готова побиться об заклад, что местным жителям это даже нравится.
Они ехали на юго-запад по сто первому шоссе. Еще полчаса, думала она, всего лишь каких-то тридцать минут, и больше не нужно будет волноваться, — по крайней мере некоторое время. А уж она будет рада любому периоду безопасности, который ей выпадет. Скоро не нужно будет бояться каждого, кто случайно бросит на нее взгляд. О существовании ее тетки не знает никто, ни единая душа.
Выходя из автобуса, там, где от сто первого шоссе ответвлялось шоссе 101 А, Салли пришла в ужас при мысли, что морячок может сойти следом за ней. Но он не сошел. Вообще никто не сошел на этой остановке. Она стояла с единственной небольшой сумкой и смотрела на морячка, который беспрестанно оглядывался на нее. Салли подавила свой страх. Парень хотел только пофлиртовать, он не собирался причинять ей вред. Должно быть, у него паршивый вкус в отношении женщин. Она подождала машины, но ни с одной стороны никто не ехал.
Салли пошла по шоссе 101 А на запад, в Коув. Шоссе 101 А не ведет на восток.
* * *
— Кто там?
Салли пристально посмотрела на женщину, которую видела только раз в жизни, ей тогда было не больше семи лет. Женщина была похожа на хиппи — вокруг темных кудрявых волос обмотан цветной шарф, в ушах — огромные золотые серьги в виде колец, юбка до щиколоток, сплошь расписанная темными голубыми и коричневыми мазками. На ней были голубые кроссовки. Лицо — волевое с высокими скулами, острый подбородок и темные проницательные глаза. Пожалуй, это была самая красивая женщина, которую Салли доводилось видеть.
— Тетя Амабель?
— Что вы сказали? — Амабель удивленно всмотрелась в молодую женщину, что стояла на ее пороге. Женщину, которая при всем обилии макияжа на лице не выглядела дешевкой, она казалась просто изнуренной и болезненно бледной. И испуганной. Потом она, конечно, поняла. В глубине души Амабель знала, что она приедет. Да, знала, но все равно была потрясена.
— Я — Салли, — сказала гостья, стянула с головы черный парик и вынула полдюжины шпилек. По плечам рассыпалась волна густых вьющихся темно-золотистых волос. — Может быть, вы называли меня Сьюзен. Мало кто еще называет меня так.
Женщина замотала головой, при этом ее невообразимые серьги закачались, ударяясь о шею.
— Бог мой, это действительно ты, Салли?
— Да, тетя.
— Ох, милая, — проговорила Амабель и быстро привлекла к себе племянницу, крепко обняла, а потом снова отстранилась от нее, чтобы разглядеть получше. — О Господи, я так волновалась! Я слышала новость о твоем отце, но не знала, следует ли позвонить Ноэль. Ты ведь знаешь, какая она. Но все же я собралась позвонить ей сегодня вечером по льготному тарифу — но вот ты здесь. Очевидно, я подсознательно надеялась, что ты приедешь. Что произошло? Как мама — в порядке?
— Думаю, с Ноэль все хорошо, — ответила Салли. — Я не знала, куда еще податься, и поэтому приехала к вам. Тетя Амабель, можно мне здесь остаться, хотя бы ненадолго? Просто пока я что-нибудь не придумаю, не разработаю какой-то план?
— Конечно, можно! Подумать только, черный парик, весь этот макияж… Почему, детка?
Ласковые слова обезоружили Салли. Она ни разу не плакала до тех пор, пока эта женщина, которую она толком и не знала, не назвала ее «деткой». Руки тети ласково похлопывали ее по спине, тихий голос звучал успокаивающе.
— Все хорошо, дорогая. Обещаю тебе, что теперь все будет в порядке. Входи, Салли, и я о тебе позабочусь. Именно это я сказала твоей маме, когда увидела тебя в первый раз. Ты была милейшим созданием, такой худенькой, с ручками-ножками, как у жеребенка, и самой широкой улыбкой, какую мне только доводилось видеть. Уже тогда мне хотелось за тобой ухаживать. Входи, малышка, здесь ты будешь в безопасности.
Проклятые слезы все никак не могли остановиться. Они капали и капали на лицо, размазывая жутко толстый слой густой черной туши. Тушь даже попала в рот, а когда Салли провела по лицу рукой, на ней остались черные полосы.
— Наверное, я похожа на циркового клоуна, — сказала Салли, глотая слезы и изо всех сил пытаясь улыбнуться. Она сняла зеленые контактные линзы: в них было больно плакать.
— Нет, ты похожа на маленькую девочку, которая решила испробовать на себе мамин макияж. Вот правильно, долой эти уродливые контактные линзы! Ага, у тебя снова прекрасные голубые глаза! Пойдем в кухню, я приготовлю тебе чай. В свой я всегда добавляю капельку бренди — тебе это тоже не повредит. Сколько тебе сейчас лет, Салли?
— Думаю, двадцать шесть.
— Что значит «думаю»? — спросила тетя склонив голову набок, отчего свисающее золотое кольцо в ухе достало почти до плеча.
Салли не могла рассказать, что, возможно, ее день рождения прошел, пока она была в том месте. Ее сознание, казалось, не замечало дат, не способно было даже уловить, кто или что ей сообщает, не говоря уже о том, чтобы она могла себе это как-то представить. Салли даже не могла вспомнить, бывал ли там ее отец. Она молилась, чтобы это было не так. Она не могла, просто не могла рассказать об этом Амабель. Салли покачала головой, улыбнулась и сказала, не слишком греша против истины:
— Я просто так выразилась, тетя Амабель. Выпить чаю и немного бренди было бы замечательно.
Амабель провела племянницу на кухню, усадила за старый сосновый стол, под одну из ножек которого для устойчивости было подложено три журнала. Хорошо еще, что она сделала подушки на деревянные скамейки, так что они стали удобными.
Салли наблюдала, как тетя опускает в каждую чашку по пакетику чая «Липтон» и наливает бренди.
— Я всегда наливаю в первую очередь бренди, — объяснила Амабель. — Оно пропитывает пакетик с чаем и делает аромат сильнее. Бренди стоит дорого, поэтому приходится его растягивать. Эта бутылка — она подняла «Бразерс Кристианз» — доживает уже третий месяц. Неплохое бренди. Вот увидишь, тебе понравится.
— За мной никто не увязался, тетя. Я, правда, была осторожна. Но мне удалось скрыться. Насколько мне известно, о вас никто не знает. Ноэль никогда не рассказывала о вас ни единой душе. Знал только отец, но он умер.
