Кейт пристально посмотрела на капитана и пожала плечами. По привычке, свойственной, к несчастью, пишущим людям, мысленно она уже представляла, как будет рассказывать знакомым об этом невероятном свидании. Глядя прямо в глаза Стерну, она достала сигарету. Он поднес ей зажигалку, терпеливо ожидая ответа.
— По вторникам у меня свободный день, — сказала Кейт. — Я пишу книгу, поэтому все вчерашнее утро провела в книгохранилище библиотеки, отыскивая нужные материалы в газетах и журналах прошлого века. Я пробыла там почти до часу дня, затем отправилась к себе принять душ, а потом встретилась за ленчем с профессором Поппером. Мы ели в факультетском клубе.
— Вы живете одна, мисс Фэнслер?
— Да.
— В какое точно время вы пришли в книгохранилище?
— Капитан, книгохранилище — это галерея, которая тянется вдоль стен библиотеки. — «С какой стати, — подумала она, — женщины всегда так раздражаются, когда их спрашивают, одни ли они живут». — Я пришла в библиотеку около половины десятого.
— Кто-нибудь видел вас там?
— Кто смог бы засвидетельствовать мое алиби? Пожалуй, никто. Я нашла нужные подшивки и работала с ними у стены за столиком, который для того и предназначен. Меня должны были видеть несколько человек, но узнали ли они меня и запомнили ли, не могу сказать.
— У вас есть студентка по имени Дженет Гаррисон?
В книгах, подумала Кейт, детективы напоминают рыцарей с их неустанной страстью к романтическим приключениям — настолько фанатически преданными своему делу их изображают авторы. Но раньше ей не приходило в голову, что работа и в самом деле так захватывает их. Конечно, кое у кого из них были семьи, порой они влюблялись, а иногда даже попадали в переделки или погибали, но, были ли они детективами по профессии или по призванию, они с головой уходили в разгадку преступления, забывая обо всем остальном. Интересно, а у капитана Стерна есть какие-нибудь еще заботы? Она даже не посмеет спросить его, один ли он живет.
— Дженет Гаррисон? Она была моей студенткой, посещала мой курс лекций по истории литературы XIX века в прошлом семестре, с тех пор я ее не видела.
Кейт уныло Подумала о лорде Питере Уимси: он бы здесь остановился ненадолго и поговорил о романах прошлого столетия, но капитан Стерн, похоже, и не подозревает об их существовании.
— Вы рекомендовали ей обратиться к специалисту по психоанализу?
— Бог мой! — воскликнула Кейт. — Так дело в этом? Хотя вряд ли полиция проверяет всех, кто посещает психоаналитиков… Нет, я ничего ей не «рекомендовала». Видите ли, я не считаю уместным давать подобные советы. Она сама спросила меня, не знаю ли я хорошего специалиста, поскольку слышала, насколько важно найти настоящего квалифицированного врача. Теперь, когда вы меня спросили, я не совсем понимаю, почему она обратилась именно ко мне. В тот момент я об этом не задумывалась… Наверное, просто всем нам очень лестно сознавать себя образцом практичности, здравого смысла и авторитета в глазах других.
Но капитан Стерн не улыбнулся в ответ.
— Значит, вы все же порекомендовали ей врача?
— Разумеется!
— Как зовут этого человека?
Неожиданно Кейт разозлилась. Взгляд в окно, за которым бушевал разгульный апрель, не улучшил ее настроения. Она перевела глаза на детектива, которого, казалось, весна совершенно не трогала. Впрочем, ему, наверное, все месяцы казались одинаково трудными. Ее любопытство, разбуженное необычайной ситуацией, уступило место раздражению. Что бы там ни произошло, стоило ли втягивать в это Эмануэля?
— Капитан Стерн, — сказала она, — я обязана отвечать на этот вопрос? Я не очень-то знакома с официальной процедурой, но не должны ли вы сначала объяснить мне, в чем дело? А если я заверю вас, хотя и не могу доказать этого, что вчерашнее утро до часу дня я провела не с кем иным, как с Томасом Карлейлем[6], чья смерть, наступившая более полувека назад, освобождает меня от подозрения в его убийстве? Вас устроит?
Капитан Стерн оставил без внимания ее ехидный вопрос.
— Вы сказали, что рекомендовали Дженет Гарри-сон психоаналитика. Он ей понравился? Она собиралась какое-то время посещать его?
— Не знаю, — сказала Кейт, вдруг устыдившаяся своей выходки. — Мне даже неизвестно, пошла ли она к нему. Я дала ей адрес и телефон врача, сказала ему об этом. И с того момента больше ни разу не видела эту девушку и даже не вспоминала о ней.
— Наверняка врач должен был сказать вам, если б он взял ее в пациентки. Тем более, — добавил капитан Стерн, в первый раз обнаружив определенную осведомленность, — что он ваш хороший знакомый.
Кейт пораженно уставилась на него. «Что ж, — подумала она, — во всяком случае, мы не играем в прятки».
— Можете мне не верить, но он не упоминал об этом. Как и любой профессиональный психоаналитик, тем более что я не спрашивала. Человек, о котором идет речь, является сотрудником Нью-Йоркского института проблем психоанализа. И у них не принято обсуждать с кем бы то ни было своих пациентов. Вам это может показаться странным, и все же это именно так.
— А что вы скажете о Дженет Гаррисон?
Кейт откинулась на спинку стула, пытаясь оценить, насколько умен этот человек. Опыт преподавания в колледже подсказывал ей, что упростить — часто означает исказить. Лучше уж попытаться объяснить точно, что ты имеешь в виду. Что такого натворила эта несчастная Дженет Гаррисон? Может, этот лаконичный и положительно невыносимый полицейский пытается выяснить, насколько она вменяема?
— Капитан Стерн, хочу обратить ваше внимание на то, что, обучаясь в университете, студенты в то же время живут каждый своей жизнью. Мало кто из них похож на затворников. Они не свободны от влияния семьи, финансовых проблем, различного рода эмоций. И в их возрасте — если они не женаты, что порождает свои проблемы — остро переживается любовь или ее отсутствие. Одни готовы спать только с тем, кого любят, другие ложатся в постель с кем угодно. Есть и те, кто предпочитает одиночество. Некоторые из них цветные, или неверующие дети глубоко религиозных родителей, или, напротив, религиозные дети родителей-атеистов. Иные девушки разрываются между стремлением продолжать образование и желанием завести семью. Они постоянно находятся под давлением тех или иных жизненных и нравственных обстоятельств. Мы, педагоги, мало знаем об их тревогах, а если даже и уловим какой-то намек на них, то мы, так сказать, не священники, а церковь: мы просто существуем с ними рядом и продолжаем свою работу. Мы разговариваем с ними об отвлеченных предметах: об искусстве, науке или об истории. Конечно, иногда встречаются студенты, готовые рассказывать нам о каждом своем шаге или мысли. Но по большей части мы в состоянии получить о своих учениках только самое общее впечатление, разумеется, помимо того, что открывается нам в их работах. Я говорю все это, чтобы вы поняли мой ответ.
