Старый Мэн Хардингер подошел к Анни и ее сыну, которые в одиночестве все еще стояли у могилы, и все трое направились по сухой траве к лимузину, ожидавшему их.
Анни внезапно остановилась и обернулась к Харперу, точно все время знала, что он находится именно там.
Харпер напрягся. Он увидел огромные синие глаза, тусклые и безжизненные — а ведь когда-то эти глаза искрились радостью. Лицо, некогда излучавшее здоровье и нежно золотившееся от летнего солнца, было бледным как смерть. Губы обветренные, растрескавшиеся и бесцветные, без всяких признаков помады — а ведь раньше они могли свести с ума.
Все это закономерно, думал он. Она ведь только что похоронила мужа. Но вдруг все это показалось ему неважным. Его намерение покинуть город даже не заходя в родной дом развеялось будто одним порывом ветра. В нем словно бы существовали одновременно брат, бывший возлюбленный и полицейский агент, и брат растерялся перед множеством вопросов, бывший возлюбленный был потрясен и охвачен яростью, а полицейский чувствовал смутные подозрения по поводу странных обстоятельств смерти Майка и вообще происходящих здесь событий.
Он хотел знать, откуда у Анни Сэмюэльс Монтгомери безобразный сине-багровый кровоподтек на правой щеке. Кровоподтек размером с мужской кулак.
Несколько мгновений Анни не могла заставить себя сдвинуться с места и лишь безвольно смотрела на высокого мужчину, стоящего под навесом. Он был холоден, точно вобрал в себя всю силу пронизывающего ветра, который трепал его широкий плащ нараспашку. Он будто не замечал холода. Отчужденный. Одинокий.
Харпер.
Его имя прозвучало, как шепот, медленно родившийся в ее сознании. Потом оно вернулось и взорвалось у нее в мозгу с грохотом реактивного самолета.
Харпер!
Колени ее подгибались. Он приехал. Помоги ей Боже, он приехал! Анни боролась с захлестнувшими ее чувствами, которые поднялись в ней при одном взгляде на Харпера — а ведь он стоял в нескольких ярдах от нее. Печаль, вина… страх. И натиск других чувств — таких сильных, таких личных, столь не свойственных женщине, стоящей у могилы мужа, что Анни ужаснулась.
Еле переведя дух, она повернула обратно к лимузину, с трудом заставив себя двигаться.
— Кто это, мама?
Анни сверху вниз взглянула в лицо сыну — только ради него она и живет — и, взяв себя в руки, ответила на этот невероятно трудный для нее вопрос:
— Это твой дядя Харпер, детка. Джейсон бросил взгляд в сторону. — А-а.
Мистер Хардингер оставил заднюю дверь лимузина открытой для нее, и Анни скользнула внутрь, радуясь теплу, лившемуся из отопителя. Джейсон сел следом.
— Ты хочешь сказать что-то еще? — спросила Анни у сына. — Это твой дядя, ты понял?
Джейсон мрачно посмотрел на нее.
— Понял.
В машине было тепло, но Анни била дрожь. Ему бы спросить, почему она не заговорила с Харпером. Почему не познакомила их и не пригласила Харпера домой. Ее невероятно любопытный сын должен был задать кучу вопросов о дяде, которого он никогда прежде не видел.
Анни ощутила, как сердце болезненно сжалось. Нет, Джейсону не следовало задавать все эти вопросы. Он должен был всегда знать Харпера. Харпера, дядю, о котором родители никогда не упоминали, который никогда не приезжал к ним. Это было несправедливо, и в том ее вина, и она знала, что должна что-то с этим сделать. Пришло время расплаты.
Но не сию минуту. Пожалуйста, Господи, не сегодня. Помоги мне пережить сегодняшний день!
Харпер почувствовал приближение фермы прежде, чем в последний раз свернул с шоссе на грязную, посыпанную гравием дорогу. Показался старый двухэтажный дом, горделивый и аккуратный, выкрашенный в белое с зеленым, — он выглядел живо на фоне серого зимнего неба и унылого бурого зимнего пейзажа.
Старые качели как прежде висели на большой шелковице на заднем дворе. На вершинах голых ореховых деревьев, уныло торчавших в палисаднике, как всегда, виднелись последние орехи, упрямо не желавшие падать вниз.
Забавно, но сколько бы Харпер ни вспоминал это место за все эти годы, он каждый раз рисовал себе хозяйство, пришедшее в упадок, обветшалый, покосившийся дом… А здесь все выглядело, напротив, свежим и ухоженным. Как… как дома. И у него защемило сердце.
Ностальгия. Вот и все, что он ощущал. Вполне естественное чувство, особенно если учесть, что он все больше недоволен своей работой, которая изматывала его и не оставляла времени на личную жизнь.
Гравий дороги прочертили колеи от колес, ведущие на задний двор. Харпер развернулся и припарковал свой «форд» рядом с коровником. Пробираясь между машин к парадному входу, он спрашивал себя, какого черта он здесь делает.
Как бы в ответ в памяти его всплыл вид кровоподтека на лице Анни.
Черт побери, в нем крепко сидит полицейский — а он так устал быть полицейским. Он всерьез намеревался бросить это занятие. Единственное, что удерживало его: он не знал, чемди самом деле займется, когда оставит это свое треклятое бюро расследований.
Так что он все еще полицейский. А разве это не дает ему права совать свой нос в то, к чему он не имеет отношения?
После пронизывающего холодного ветра в доме ему показалось душно. Воспоминания тоже по-своему душили его. У двери ему повстречалась его учительница английского, рядом с ней стояла жена баптистского проповедника, миссис Кроуфорд. Обе при виде Харпера издали удивленный возглас и тут же выразили свое соболезнование. Харпер проглотил ядовитый ответ, который вертелся у него на языке, — мол, он потерял все еще десять лет назад, а то, что случилось сегодня, — так, формальность.
Миссис Уилдер, учительница, взяла его плащ и сказала, что отнесет его в кладовку, где была верхняя одежда многих собравшихся. Должно быть, он пробормотал что-то вроде благодарности, потому что и миссис Уилдер, и миссис Кроуфорд жалостливо улыбнулись ему, как обычно улыбаются люди на похоронах, и вышли прочь.
В столовой толпилось больше двух десятков человек, не считая тех, кто был на кухне. Анни нигде не было видно.
— Монтгомери! — на плечо ему опустилась огромная тяжелая ладонь.
Харпер обернулся и увидел Фрэнка Ко-льера, школьного задиру и звезду местной футбольной команды, который смотрел на него с мрачным видом. Фрэнк и Майк сидели на одной парте и были закадычными дружками. Харпер машинально подумал, неужели и Майк расплылся за эти годы так же, как Фрэнк. У Фрэнка было объемистое пивное брюхо, заметно свисавшее над ремнем.
Харпер с удивлением заметил на Фрэнке униформу и припомнил, что до него доходили слухи о новой работе Фрэнка, которую тот получил несколько лет назад. Шериф округа. Кто бы мог подумать, что этот парень, который только и знал, что тиранить малышню да отбирать у нее деньги на завтраки, сможет сделаться хотя бы собаколовом, а не то что шерифом. Невольно задумаешься: кто сидел в избирательной комиссии?
