Лев Сергеич, наш хозяин, стареющий крупный мужчина, весь в кашемире. Он не чужд искусства, разбирается в кино и театре, к нему захаживают народные артисты (поскольку покупателями драгоценностей они никогда не были и не будут, больше рассчитывают на то, что им дадут что-нибудь поносить «на выход», можно предположить, что общество Льва Сергеича им приятно само по себе, почти без корысти). Он обладает хорошим вкусом, выбор его всегда точен. Это касается и украшений, и женщин. Женщины — его страсть и главная проблема. Он любит неординарных дам, красавиц и умниц. Отношения обычно заканчиваются не начавшись — подход его прост и прямолинеен, как фонарный столб. Мысли и желания свои он формулирует примерно так: «Не пожалеешь. Я богат». На такие слова не готовы откликнуться даже такие неопытные, но четко знающие свою цель девушки, как Майя. По ее мнению, это должно быть условием или скорее обстоятельством счастливых отношений, но слова все-таки хочется слышать другие. Особенно поначалу.
Майя приходит позже меня и начинает не спеша расчесывать свою гриву. Это ежедневный ритуал, помешать ему может только пожар в здании. Волосы — ее особая гордость и забота. Вообще-то в ювелирном магазине полагается в области внешности быть поскромнее — покупательница не должна чувствовать, что сравнение с продавщицей не в ее пользу. Особенно если с ней пришел муж и просит продавщицу примерить вещь, чтобы посмотреть на нее со стороны. Майя в этом смысле — девушка опасная. Ей идет все, от авангарда до сверкающих булыжников. Если покупатель колеблется, мы зовем Майю. Она, лучезарно улыбаясь, говорит: «Давайте, я примерю еще раз — вы посмотрите, какая это замечательная вещь!» Этот аргумент убивает наповал. Дома, конечно, повтор чуда может и не случиться.
Я завариваю кофе. Его запах я люблю больше, чем вкус. Мне нравится, когда в ювелирном магазине пахнет хорошим кофе, а не жидкостью для чистки золота. Мы достаем из сейфа наши сокровища и ставим в витрины. Майя надевает на палец колечко с каратником и замирает. Я понимаю, что она сейчас вся в мечтах. В московских ювелирных кругах живет легенда о Мужчине, который пришел в магазин покупать кольцо жене и, в конце концов, пригласил продавщицу на ужин, а потом и вовсе развелся. И стали они жить-поживать.
У меня звонит мобильник. Это Славка, фотограф. Я рада его звонку — в оглушающей тишине первого дня года хоть какое-то развлечение! Я часто выручаю его, когда ему нужны украшения для съемки. Славка лысоват, полноват, некрасив, потлив и не слишком удачлив. Зато, как нейтронная бомба, обладает повышенной проникающей способностью. Он как таракан: пустишь в дом — потом не избавишься. Классический папарацци — его светской хроникой забиты все глянцевые журналы. Причем снимки не очень четкие и не слишком льстящие. Зато ему удается подойти к знаменитостям так близко, что его фотографии могут спокойно фигурировать в досье дантиста. Он никогда не произносит знаменитых фамилий — просто Рустам, Умар или Ксюша. Если о ком-то говорят: name dropper, то Славка — пате bomber. Имена сыплются из него, как из рога изобилия. Ему кажется, так он становится частью изображаемого им мира. Впрочем, его тоже знают — поэтому Славка частенько ходит в синяках от тычков телохранителей, отгоняющих ретивого фотографа от охраняемых тел.
Славка, как и Майя, весь в мечтах. Он грезит о карьере Аведона или Ньютона. Ему хочется делать фотосессии для журналов, открыть миру новую Наталью Водянову. Видимо, с этой целью он пристает к знакомым и незнакомым девушкам с предложением «сделать портфолио». Майку трясет от одного упоминания его имени. А я даю украшения, когда ему удается уболтать очередную жертву. Славка иногда может быть полезен — ему перепадают пригласительные билеты на вечеринки, и он частенько сбрасывает их нам. Это единственный вопрос, по которому Майка готова его выслушать. Воображение у Славки не слишком богатое. «Гламур» в его представлении заключается в том, чтобы завернуть голую красавицу в меха и повесить на шею побольше бриллиантов. Почему-то журналы не выстраиваются в очередь за Славкиными откровениями.
— Слушай, я таких девок нашел — звезды! — Я просто чувствую Славкино возбуждение. — Прямо Синди и Клавка. Нужны два колье. Я уже вижу — белый мех, рубины и бриллианты… Такого еще ни у кого не было!
У меня есть парадный набор «серьезных» украшений. Как раз колье с рубинами для блондинки и странное сооружение с розовыми сапфировыми бантами для брюнетки. Нормальному человеку такое и в страшном сне не приснится. На моей памяти это колье вынимали из сейфа один раз — когда в магазин ввалился целый цыганский табор. Мы страшно перепугались. Оказалось, дочь цыганского барона выходила замуж, и табор искал самое дорогое украшение в городе. Наши банты очень понравились цыганам, но сделка не состоялась. Видимо, нашлось что-то подороже. Но для Славки цыганский выбор — самое то. Пусть потешится. Все равно в ближайшие две недели покупателей не будет. Все разъехались по Куршавелям и Санкт-Морицам.
Забегала Ленка. Она моя единственная подруга из «прошлых времен». Вместе учились на филфаке. В то время как я глазела на женевские витрины, она работала в известной перестроечной газете, писала о кино. Ей не повезло — отечественное кино того времени было сереньким (чтобы не сказать — чернушным). Из многочисленных поездок по фестивалям Лена вынесла стойкое отвращение к кинематографу (ей принадлежит основной закон кинокритика: «Никогда не садись в середину ряда — уйти не сможешь!») и убеждение, что разбираться в оттенках говна — занятие неблагодарное. Как и многие ее коллеги, она плавно десантировалась в мир «глянца». Теперь пишет о красоте, причем в самом буквальном смысле. Ее работа — ездить по спа и клиникам и описывать их преимущества перед остальными. Работа, сами понимаете, тяжелая. Пробовать на себе различные методики вечной молодости — это какое же здоровье нужно!
Впрочем, Ленка — строгий критик. Эта строгость осталась с газетных времен. Она никогда не хвалила плохой фильм, даже если его сделали друзья, даже если там сыграла актриса, у которой Лена хочет взять интервью, даже если его назвал концептуальным известный культуролог Т. Описывая свои мытарства по пятизвездочным клиникам, Лена столь же нелицеприятна. Кому еще придет в голову начать статью о зимнем отдыхе в Египте словами: «Территорию Египта на 90 процентов занимает каменистая пустыня. Зимой с моря дует ветер, сбивающий с ног. Местное население грязно, плохо одето и бедно. Посещение пирамид ничего не добавляет к их изображению на картинке, — разве что сильный запах верблюжьей мочи. Единственное, куда можно смотреть так, чтобы твой взгляд ничто не оскорбляло, — это море». Самое смешное, что все это, конечно же, в журналах вычеркивают. Но я не встречала еще ни одного человека, который, вернувшись из Египта, не говорил те же слова, прибавляя: «Хоть бы кто мне это рассказал раньше, до поездки! Ноги бы моей там не было!»
