— Жалко только, что машина сломалась, а то я могла бы уже сегодня все привезти.
— Сестра Мари-Антуан заедет к вам завтра, — улыбнулась монахиня. — Не беспокойтесь, и огромное спасибо.
По дороге домой Ольга обнаружила мясную лавку, где ее еще не знали. Продавец спросил, что ей угодно.
— Говядину на жаркое. Минимум на двенадцать человек.
Притащив домой два кило ростбифа, она даже удивилась, что нисколько не устала. Прямо в шубе она спустилась в подвал и швырнула мясо в огонь, затем тщательно закрыла все двери. Пришлось всю виллу опрыскать дезодорантом. И все-таки, несмотря на ее предосторожности, муж, едва войдя, наморщил нос.
— Ну просто невозможно! Что ты тут жаришь, пока меня нет?
— Я не чувствую никакого запаха!
Он облазил весь дом, открыл дверь в подвал и перегнулся через перила.
— Это оттуда…
Но спускаться не стал.
— Наверное, уголь плохой.
— Сил нет терпеть! — заявил Луи и заперся у себя в кабинете до самого ужина.
В восемь часов они молча ели, сидя друг против друга.
А на следующее утро, в десять часов, у ворот кто-то позвонил, и Ольга Прадье, выглянув в окно, увидела низенькую монашенку с розовым личиком. Она побежала открывать. На улице стоял фургон.
— Подъезжайте лучше к крыльцу, тогда не придется ходить туда и обратно.
— Хорошо, — ответила сестра Мари-Антуан. — Сейчас развернусь.
Въезжала она не очень уверенно и потом призналась, что только недавно получила права.
— Я тоже, — солгала Ольга, — у меня вообще временное свидетельство.
— А у меня постоянное, — похвасталась сестра Мари-Антуан.
— Можно мне посмотреть?
Просьба вовсе не показалась монашенке странной, и она полезла за правами в кармашек на дверце.
— Я так и думала, — заявила Ольга, — у меня совсем не такая бумага.
Между тем она быстро просмотрела документ. На самом деле монашенку звали Эдит Рюнель. Родилась 4 июля 1928 года в Ницце. Ольга постаралась запомнить эти данные, а потом вернула права.
— Надо бы и мне получить такое же.
Она принесла большую кучу почти не ношенных вещей, затем, извинившись, быстро сбегала в кухню и записала в блокноте фамилию и дату рождения сестры Мари-Антуан. И только после этого стала помогать загружать машину.
— Вы такая добрая, — сказала сестра, — нам никогда еще не делали такого пожертвования. Ведь эти вещи почти новые.
— Вот еще немного денег, — и Ольга протянула ей конверт.
— Мы будем молиться за вас, — пообещала сестра.
— Мне это как раз очень нужно, — сказала Ольга.
Соседям ее действия не покажутся странными, так как они прекрасно сочетаются с образом обманутой, но не потерявшей достоинства жены. Впечатление будет такое, будто она отказалась от всех земных радостей.
Сестра уехала, а Ольга, считая, что дело неплохо продвигается, тут же написала в мэрию Ниццы письмо с просьбой выдать свидетельство о рождении на имя Эдит Рюнель. Выбрав монахиню, она свела риск к минимуму. Ведь этой милой сестричке вряд ли понадобится обращаться с подобной просьбой к властям.
Потом Ольга поспешила за покупками и, обежав несколько мясных лавок, притащила домой свою каждодневную добычу. Муж вернулся к вечеру. Она с беспокойством ждала его прихода. Луи принюхался, но запах уже успел исчезнуть.
— Меня пригласили в гости, — сказал он, — вот только переоденусь.
— Ужинать не будешь?
— Конечно, нет!
Ему показалось, что Ольга отнеслась к этому философски. Раньше она цеплялась за него, рыдала, и положение становилось совершенно невыносимым. Лучше уж так, пусть гордо и презрительно молчит.
Три дня подряд она ждала почтальона. Свидетельство о рождении Эдит Рюнель должны были доставить госпоже Ольге Прадье, и она боялась, как бы на почте не ошиблись. Наконец, в субботу принесли конверт со штампом мэрии.
— Нужно доплатить.
Ольга отдала деньги и убежала в дом, прижимая письмо к груди. Вся дрожа, надорвала конверт и вздохнула с облегчением, обнаружив там свидетельство о рождении. Теперь все будет значительно легче. Она чуть было не запела, но вовремя вспомнила о соседях.
На следующей неделе Ольга сняла квартирку в десятом районе, сфотографировалась на документ и написала заявление в районный полицейский комиссариат с просьбой выдать удостоверение личности. Для этого пришлось оставить в полиции отпечаток указательного пальца левой руки.
— Не замужем? — спросил секретарь.
— Нет, — сухо ответила она.
— Зайдите завтра вечером. Будет готово.
Немного растерявшись от того, насколько легко оказалось сменить фамилию, Ольга зашла в бар выпить стаканчик сока. Все шло гладко, как по маслу. И вечером, когда муж, принюхиваясь, вошел в дом, она даже пожалела его от всего сердца.
— Знаешь, здесь стало невозможно находиться!
Из Парижа она привезла три огромных куска мяса, и один из них уже занял свое место в топке.
— Скажешь ты мне или нет, что ты тут замышляешь? — угрожающе спросил Луи.
— Не подходи, а то закричу!
Он ошарашено смотрел, как она открывает окно в кухне.
— Ты что, с ума сошла? — И вдруг разозлился. — Что ты задумала?! Я хочу знать.
— Помогите! — крикнула она в раскрытое окно.
Луи успел подскочить и захлопнуть створку, затем дал ей пощечину.
— Пора нам наконец развестись, — сквозь зубы процедил он.
— Никогда! — ответила Ольга, потирая щеку.
— Что ты жжешь в топке?
— Ничего. Уголь плохой, вот и все. Какой-то жирный. Как будто с салом.
На следующий день она решила действовать осторожно и бросила мясо в огонь как только за Луи захлопнулась дверь. Противный запах успеет улетучиться задолго до его прихода.
После обеда Ольга поехала за новым удостоверением личности, а получив его, заперла в ящике письменного стола в своей новой квартире. В этом однокомнатном гнездышке с окнами на север она пробыла всего час: надо было купить новую одежду и кое-какие вещи. Ольга ничего не хотела брать с виллы в Монморанси. Даже одежду, в которой она будет в последний день, придется выбросить.
В тот вечер Луи удивился, не почувствовав запаха горелого мяса.
— Ничем не пахнет!
— Я разбирала уголь, — спокойно и насмешливо проговорила она.
— Ты что, издеваешься?
— Нет.
На следующий день она сожгла целых три кило мяса. Запах чувствовался даже на улице: выйдя из дома, Ольга с беспокойством принюхалась. В этом спокойном, богатом районе у людей наверняка возникнут подозрения. Но в тот день было холодно, и Ольга подумала, что если кто и выйдет на улицу, то уж как следует закутавшись и уткнув нос в шарф.
