Ознакомительная версия.
Евгений засмеялся, выключил свет. Стало темно, но не совсем – мимо окон плыла полная луна.
Евгений раздел Лилю, разделся сам.
Их первая близость оказалась незатейливой, без прикрас, довольно быстрой. Как его там? Ванильный секс. Но все ощущения – максимально остры, отчетливы, поскольку этой близости хотели они оба.
А то мгновение, которое писатели эротических романов обозначали «он вошел в нее», Лиля запомнила особенно четко. Секунду до того она еще была одним человеком, а позже – уже другим, превратившись в преступницу, развратницу, изменницу, негодяйку…
Но остановиться или остановить Евгения Лиля не могла. Это было не в ее силах.
Раскаленная магма билась внутри, рвалась наружу и вот – выплеснулась, затопила всю земную поверхность.
Стало легче, с одной стороны, с другой – все живое на поверхности было убито, уничтожено огненной лавой.
…Пауза, заполненная их затихающим дыханием.
– Я знаю, – вдруг сказала Лиля, садясь. – Я знаю, какой должна быть сцена знакомства Маши и Паши.
– Какой? – охрипшим голосом спросил Евгений. Закашлялся.
– Надо ввести еще одного персонажа. Маньяка.
– Кого? – Евгений опять закашлял, сел рядом с Лилей. – Зачем? У нас и без того переизбыток криминальных персонажей – чиновник-бандит, его киллер-подручный, который должен убить Машу…
– Вот именно. Мы описали не всех типичных отрицательных персонажей, которых можно встретить в большом городе, в Москве то есть. Картина получилась не полной. Нужен маньяк.
– Лилька! У нас музыкальная комедия! Мелодрама! А ты какие-то ужасы…
– А мы не будем описывать ужасы. Наш маньяк не успеет их натворить. Что-то такое, в духе Тарантино, когда зрителям не страшно, а, скорее, смешно.
– Про маньяка мы Чащину не говорили. Он сам нас убьет потом.
– Женька, я тебе точно говорю – по сюжету нам нужен маньяк, и прямо в сцене знакомства главных героев. Давай хотя бы попробуем написать – если что, потом выкинем, удалим эти сцены…
– Ладно, давай, – согласился Евгений. Он натянул трусы, Лиля торопливо накинула на себя ночную рубашку.
Включили свет, сели перед ноутбуком и принялись проговаривать вслух, обкатывать каждую фразу и потом записывать.
Как ни странно, но работа пошла, словно им двоим удалось-таки пробить эту невидимую стену, мешавшую двигаться дальше. Перебивая друг друга, торопясь, они придумывали новую сцену, потом перечитывали написанное – и сами дивились тому, что получилось.
Рассвет.
Совершенно без сил, со слипающимися глазами, Лиля и Евгений рухнули спать – тут же, в Лилином номере.
Вдвоем на узкой кровати было тесно, но только попервоначалу. Евгений прижался к Лиле, стиснул ее в своих объятиях, и… они уснули.
* * *
Она ему не нравилась. Даже больше того – она его раздражала. И вместе с тем – притягивала.
Все первые дни, что они провели в доме отдыха, сочиняя сценарий, показались Евгению сплошным мучением. Лиля все время находилась рядом.
Сидела рядом, прижавшись бедром к его бедру, невольно прикасалась локтем, ее ладони задевали его плечи, руки… Ее волосы щекотали его нос, его щеки. Ее лицо постоянно маячило перед Евгением, и он вынужден был рассматривать его. Вынужден наблюдать, как она морщит лоб, хмурит брови, говорит – и губы ее (пухлые, вульгарные, слишком чувственные) то смыкаются, то размыкаются…
Она вся, Лиля, являлась соблазном. Словно не человек, а ожившая кукла из секс-шопа. Пришла и соблазняет, соблазняет – потому что ее так запрограммировали…
Да, это неправильно, это грубо – сравнивать ее с куклой. Она ведь на самом деле умница и толковая девка. И она не виновата, что невольно давит на его, Евгения, основные инстинкты.
Но противиться желанию, которое вызывает каждое движение ее губ, каждое прикосновение ее ладоней, – невозможно.
Кстати, может, именно поэтому им так хорошо работалось – они раздражали друг друга? Ведь и Лиля выглядела взвинченной, ведь и она смотрела на Евгения как-то особенно?..
Потом, когда оба зашли в тупик, зависнув над одной из сцен будущего фильма, Евгений вдруг решил: а, плевать. Пусть все произойдет. Никто не узнает. И главное, ничего же не изменится после того! Ни он жену не бросит, ни Лиля – свою семью.
Это не любовь, это не измена, это просто… это просто физиология. Так надо, для пользы дела.
Решив так, он направился к Лиле. Но в номере ее не оказалось. Ушла, исчезла?
Он бросился ее искать, бегал по всему парку, по темным аллеям, уже почти отчаялся… В какое-то мгновение Жене вдруг показалось, что он больше не увидит ее никогда, что не сидеть им больше рядом, глаза в глаза. Ловя дыхание друг друга, чувствуя тепло, идущее друг от друга…
И вот тогда, именно тогда Евгений понял, что если найдет сейчас Лилю, то все будет. Случится то, что должно случиться. «Если в окопах от страха не умру, если мне снайпер не сделает дыру, если я сам не сдамся в плен, то будем вновь крутить любовь с тобой, Лили Марлен, с тобой, Лили Марлен…»
Лиля сидела на скамейке, в самом дальнем конце парка. Евгений ощутил самое настоящее счастье, когда нашел ее. Потом, чуть позже, когда они стояли под фонарем, о чем-то спорили, как всегда, он поцеловал ее в первый раз. Уже не мог сдерживаться.
Надо сказать, что на Лилю этот поцелуй произвел ошеломляющее впечатление, она буквально чуть не упала.
И в этом заключалась особая, жгучая прелесть происходящего – ведь Лиля реагировала именно так, как и представлял в своих эротических фантазиях Евгений.
Первая сцена их реального романа не претендовала на оригинальность. Напились в баре, потом отправились в номер, где и случилось их первое грехопадение. Как в миллионе, даже, наверное, уже миллиарде других случаев в истории человечества. Напились – переспали.
И само соитие не отличалось красотой и яркостью. Хотя, наверное, хороший оператор мог снять эту сцену с выгодных ракурсов: вот Лилин силуэт в потоке лунного света, льющегося из окна, вот перекрестье темных мужских рук на ее спине, вот камера надвигается, ближний план – два лица рядом, поцелуи с закрытыми глазами; вот камера уходит назад, и теперь на бело-голубом фоне простыни сплетаются два обнаженных тела…
Лиля ничем не напоминала Иру.
Черт, черт, нельзя сравнивать жену с любовницей, но как избежать сравнения… Ира – тонкая, хрупкая. Бестелесный ангел. Маленькая грудь, узкие бедра. Женщина-девочка. Женщина-подросток!
Евгений всегда гордился изяществом жены, ее подтянутостью. Он испытывал отвращение к женщинам-женщинам, у которых все формы зримы и полновесны и тем самым невольно выставлены на всеобщее обозрение. Самки. Да, кому-то они нравятся, но только не ему, Евгению. Слишком много молочной плоти, слишком трутся у них друг о друга внутренние поверхности бедер, переливаются при ходьбе ягодицы, и каждое движение вопиет: возьми меня! Убить бы их всех, чтобы не мешали. Не смущали. Не отвлекали от главного. Не портили жизнь.
Ознакомительная версия.
