Миллер выглядел щеголевато, несмотря на нелепый белый пиджак, и буквально излучал гостеприимство. Улыбаясь, он пожимал им руки, словно владелец фешенебельного дома отдыха.
– Спасибо, что согласились уделить нам время, начальник Миллер, – заговорила Ева.
– Директор, – поправил он с добродушной усмешкой. – Мы не используем устаревшие термины. Докпортский реабилитационный центр – абсолютно современное учреждение. Он построен двадцать пять лет назад и начал принимать клиентов в 1980 году. Здесь, в женском отделении, содержится полторы тысячи подлежащих реабилитации, а персонал насчитывает шестьсот тридцать человек плюс двадцать консультантов. Надеюсь, вы присоединитесь к нам за ленчем в столовой. Для посетителей и консультантов, остающихся на ночь, имеются фитнес-центр, тренажеры, кабинеты физиотерапии.
Они прошли через служебное отделение, где люди сновали по коридорам и сидели за столиками, отвечая на телефонные звонки. На некоторых были оранжевые спортивные костюмы.
– Заключенные допускаются сюда? – удивилась Ева.
– Клиенты, – поправил Миллер. – Им рекомендовано выполнять подходящую для них работу по прошествии половины курса реабилитации. Это помогает им приспособиться к внешнему миру и обрести цель в жизни после того, когда они нас покинут.
– Понятно. Ну, одна из ваших… клиенток покинула вас с вполне определенной целью. Ее любимая работа – убивать людей. Нам нужно побеседовать с вами о Джулианне Данн, мистер Миллер.
– Да. – Он сложил ладони, словно проповедник, призывающий паству к молитве. – Я очень расстроился, узнав, что вы подозреваете, будто она замешана в убийстве.
– Я не подозреваю, что Джулианна Данн в чем-то замешана. Я знаю, что она убийца. Такая же, какой была, попав сюда.
– Прошу прощения, лейтенант, но, судя по вашему тону, вы не верите в основополагающие принципы реабилитации.
– Я верю в наказание, благодаря которому некоторые преступники изменяются настолько, что перестают быть преступниками. Но есть такие, которые не могут или не желают меняться. Им нравится то, чем они занимались, и не терпится вернуться к этому. Джулианна как раз из таких.
– Она была образцовым клиентом, – чопорно произнес Миллер.
– Не сомневаюсь. И держу пари, она тоже обратилась с просьбой о работе по истечении половины срока. Где она работала?
Миллер втянул в себя воздух через нос. Его радушие заметно поубавилось.
– Джулианна Данн работала в координационном центре для посетителей.
– С доступом к компьютерам? – спросил Фини.
– Разумеется. У наших компьютеров надежная система безопасности. Клиентам не разрешена неконтролируемая связь. Непосредственная начальница Джулианны, Джорджия Фостер, давала ей самую высокую оценку.
Ева и Фини обменялись многозначительным взглядом.
– Покажите мне дорогу в этот центр, – попросил Фини. – Я поговорю с Джорджией Фостер.
– А я бы хотела побеседовать с заключенными по этому списку. – Ева достала из кармана лист бумаги. – Прошу прощения, с клиентами, – поправилась она, не удержавшись от усмешки.
– Я это устрою. – Миллер снова засопел, и Ева усомнилась, что приглашение на ленч все еще в силе.
* * *
Ева беседовала с заключенными в комнате для приема посетителей, снабженной шестью стульями, диваном с ярким рисунком, телевизором и музыкальным центром. На стенах висели натюрморты, и только табличка на двери, призывающая клиентов и их гостей вести себя пристойно, напоминала о том, что вы находитесь в тюрьме.
Ева поняла, что относится к категории гостей.
В комнате не было двухстороннего зеркала, но Ева заметила в углах четыре камеры слежения. Входная дверь была стеклянной, но снабженной защитным экраном. Ева не стала его включать.
Широкоплечая надзирательница, выглядевшая так, словно ей хватало здравого смысла не думать о заключенных, как о клиентах, привела первой Марию Санчес – соседку Джулианны по камере. Это была коренастая латиноамериканка с копной черных курчавых волос, завязанных на затылке в хвостик. Татуировка в виде зигзага молнии, судя по всему, была сделана, чтобы скрыть шрам с правой стороны рта.
Она вошла, небрежно покачивая бедрами, села на стул и начала барабанить пальцами по столу. Ева заметила браслеты с датчиками на ее запястьях и лодыжках. Хотя Миллер явно не блистал умом, но был не настолько глуп, чтобы рисковать, имея дело с крутыми личностями вроде Марии Санчес.
По знаку Евы надзирательница заняла место с другой стороны двери.
– Есть курево? – осведомилась Санчес хрипловатым, но довольно мелодичным голосом.
– Нет.
– Черт! Отрываете меня от игры и даже не можете угостить сигаретой!
– Прошу прощения, что оторвала вас от тенниса, Санчес.
– Какой, к черту, теннис? Я играю в баскетбол! – Она отодвинулась назад и заглянула под стол. – Ноги у вас длинные, но со мной вам не тягаться.
– Как-нибудь мы найдем время, чтобы сыграть, но сейчас я здесь по поводу Джулианны Данн. Последние три года вы делили с ней камеру…
– Здесь не употребляют слово «камера», – ухмыльнулась Санчес. – Они называют их «личными помещениями». Личные – как бы не так! Миллер – придурок!
В этом Ева была полностью с ней согласна.
– О чем вы говорили с Данн, находясь в личном помещении?
– Я не стучу копам! Не дождетесь! – Она подняла средний палец в непристойном жесте.
– В вашем сельском клубе имеется салон красоты – могли бы сделать маникюр, – спокойно заметила Ева. – Неужели вам с Данн было не о чем разговаривать?
– О чем с ней можно было говорить?! Эта сука считала себя умнее всех!
– Мне она нравится не больше, чем вам. Может быть, начнем с этого?
– Копы мне нравятся еще меньше! Ходят слухи, что Джулианна прикончила какого-то богатого ублюдка в Нью-Йорке. Ну а мне-то что до этого?
– Она на свободе, а вы нет. Разве этого не достаточно?
Санчес разглядывала свои ногти, как будто в самом деле подумывала о маникюре.
– Мне наплевать, где она, а вам, похоже, нет.
– По-видимому, вы тоже считаете ее очень умной. А между тем копы уже однажды отправили ее за решетку. И я, кстати, принимала в этом участие.
Уголки рта Санчес дрогнули в усмешке.
– Однако вы не удержали ее здесь.
– Это не моя работа. – Ева откинулась на спинку стула. – Вам ведь предстоит пробыть тут еще лет десять, учитывая вашу любовь вонзать острые предметы в чувствительные места других людей?
– Я не делала ничего такого, что другие не пытались сделать со мной! Женщине приходится защищать себя в этом проклятом мире.
– Может быть, но вы, похоже, не хотите подышать воздухом в этом проклятом мире хотя бы чуть подольше, судя по вашим здешним характеристикам. Вам явно не грозит досрочное освобождение за хорошее поведение.
– Чего ради мне стараться? Здесь можно делать что угодно – хоть стоять на голове и почесывать задницу.
– А удовлетворение ваших сексуальных потребностей здесь обеспечивают? Глаза Санчес блеснули.
– Кое-как обеспечивают. Это часть реабилитационного процесса. Нужно держать машинку в порядке, верно?
– Учитывая вашу склонность к насилию, сомневаюсь, что вас может удовлетворить вакуумная трубка. Я бы могла предложить вам настоящее теплое тело для романтической ночи – в обмен кое на что.
– Сами, что ли, будете трахаться со мной?
– Нет, но я пришлю вам лицензированного профессионала, если вы сообщите мне полезные сведения. О том, с кем Данн разговаривала, кого использовала. Что вам известно?
– Мне нужен большой красивый парень, у которого член не упадет, пока я не кончу.
– Сообщите, что знаете о Джулианне Данн, и я обеспечу вас профессионалом, а остальное зависит от вас.
Столкнувшись с дилеммой – насолить копу или получить настоящий секс, – Санчес выбрала последнее.
– Эта сучка была себе на уме. Обращалась к надзирательницам, как к учителям из воскресной школы: «Да, мэм. Благодарю вас, мэм…» Прямо слушать было тошно! А они все это проглатывали и давали ей дополнительные привилегии. У нее водились денежки – вот она и подмазывала кого надо, платила лесбиянкам, чтобы они с ней трахались. Свободное время она проводила в библиотеке или спортзале. Лупи была при ней собачонкой – не для секса, а для других услуг.
